Глава тринадцатая. О Маниле
Манила, главный город Филиппинских и Марианских островов {*93}, или, лучше сказать, столица всех испанских владений в Азии, по многим отношениям достойна внимания морских держав.
Манила находится на западной стороне острова Луконии {*94}.
Город сей имеет самое выгодное положение для торговли с целым светом,
будучи в соседстве с богатейшими странами Азии и почти на средине между
Европою и Америкою. Местное же его положение такое, какого нельзя лучше
желать для приморского торгового города. Стоит он на берегу пространного
залива, имеющего в окружности около 180 верст, и при устье реки Пасиг,
текущей из большого озера и впадающей в Манильский залив. Вход в сей
залив и плавание по оному совершенно безопасны; а глубина и свойство дна
удобны для якорного стояния. В нем есть одна только мель, но положение
ее таково, что при самой обыкновенной осторожности можно как днем, так и
ночью пройти ее безопасно. С ноября по май большие суда стоят против
самого города верстах в двух или трех от устья реки, ибо тогда
господствует северо-восточный муссон, который, дуя с берега и почти
всегда тихо {*95},
не может быть для них опасен. В прочее же время года, при юго-западном
муссоне, дующем с морской стороны и часто с большою силою, причиняющею в
заливе волнение, они находят безопасное убежище и в порте Кавите, в том
же заливе находящемся и отстоящем от Манилы только в 12 верстах, а
малые суда, коих углубление в воде 9 или 10 футов, входят в реку и стоят
подле самого города, или, лучше сказать, в городе, ибо оба ее берега
застроены.
Манилу окружает с трех сторон пространная долина, по которой
протекают в разных направлениях реки. Некоторые из них соединены
каналами между собою и с главною рекою Пасиг, на левом берегу коей стоит
крепость.
Река Пасиг способствует доставлению с берегов озера, на коих
находится до ста индейских селений, произведений сего острова. Кроме сей
реки, в Манильский залив впадает шесть довольно больших рек, глубина
коих позволяет грузовым лодкам острова за произведениями оного и ходить
на немалое расстояние внутрь для отвоза туда европейских товаров. С
отдаленными же частями оного и с другими соседственными островами жители
имеют сообщение посредством мореходных судов.
Манила есть один из городов, свидетельствующих о прежних подвигах
испанцев. Правильная обширная крепость с замком и многими наружными
укреплениями, обведенная глубокими рвами и одетая камнем снаружи и
внутри, воздвигнутыми на краю света, показывает какого труда и иждивения
стоило испанцам занятие сего места {*96}. Но если присовокупить к сему огромные каменные {*97}
публичные и частные здания, каменные мосты через реку и разные каналы и
каменные же на сваях молы и сравнить заведения сии с нынешними их
делами, то нельзя не сказать, что прежние испанцы были совсем другой
народ.
Из публичных зданий более прочих огромностию своею привлекают на
себя внимание путешественников: соборная церковь, дома
генерал-губернатора и архиепископа, дом Филиппинской компании, три или
четыре монастыря, [409] дом кабилды {260},
или градской думы, табачная фабрика и пр.; но самое обширное здание
есть бывший коллегиум иезуитов, в котором теперь помещаются семинария и
гарнизон. Все сии здания построены весьма крепко, судя по толщине стен и
сводов, к чему, вероятно, подали повод случающиеся иногда здесь
землетрясения {*98}{261}, кои вообще бывают слабы и даже едва чувствительны; но где они есть, там могут быть и сильнее.
Дома обывателей, кроме индейских, построены из такого же
материала, как и казенные здания, и все вообще о двух этажах: в нижних
находятся подвалы, кладовые, конюшни и сараи, а в верхних — жилые покои.
Образ построения манильских домов весьма удачно приспособлен к климату
и, по моему мнению, лучше всех тех, мною виденных, которые употребляют
европейцы в жарких странах.
Жары здесь бывают несносные. Март, апрель, май и июнь месяцы
составляют здешнее лето. В сие время жители, имеющие состояние, уезжают в
загородные дома, и в городе производство дел прекращается; но даже и в
те месяцы, которые здесь зимними назвать можно, термометр часто
возвышается до 30°. В таком климате, в домах, построенных по
обыкновенному европейскому расположению, было бы почти невозможно жить.
Здесь комнаты второго, или жилого, этажа пространны и весьма высоки. В
лучших домах имеют они до 3 сажен вышины. В стенах окон нет, а на
расстоянии от 10 до 12 футов сделаны большие двери, против коих кругом
всего дома идет крытый коридор, шириною в 4 и 5 футов, утвержденный на
выдавшихся за стену концах матиц{262}.
Снаружи сего коридора от пола фута на 4 обнесен он легким деревянным
балюстрадом, на коем поставлены мелко переплетенные задвижные рамы;
вместо стекол, в них вставлены выполированные плоские устричные
раковины. Рамы сии можно все задвинуть и закрыть имя весь коридор или,
отодвинув, открыть оный. Первое делается с той стороны, откуда дождь
ветром наносится или солнце сияет, ибо раковины, хотя и пропускают свет
немногим слабее того, какой сквозь стекла проходит, но солнечные лучи в
них не проницают и воздух внутри покоев нагреть они не могут; а коридор,
будучи открыт со стороны ветра, прохлаждает воздух.
Имя Манила принадлежит той части города, которая находится в
стенах крепости и где, кроме испанцев, никому жить не позволяется; но
весь город состоит из разных предместий, простирающихся на несколько
верст в длину.
Строение в предместиях каменное, во всем подобное находящемуся в
городе, кроме лавок, которые составляют длинные ряды одноэтажных низких
зданий, и жилищ простого народа, находящихся на самых выездах из
предместий. Сии последние похожи на шалаши, поставленные на столбах;
сделаны они из дерева бамбу{263}
и покрыты кокосовыми листьями. Слабые сии строения, судя по климату,
довольно покойны для живущих в них. В предместиях улицы широки, но в
городе весьма узки; сие немало вредит жителям в толь жаркой стране.
Число жителей в самом городе, или в собственно называемой Маниле,
простирается до 10 тысяч, а со всеми предместиями более ста тысяч{264}.
Я не думаю, чтоб испанцы увеличивали настоящее число жителей, ибо в
бытность мою здесь я всякий день ездил по всем частям города и везде
находил улицы, наполненные народом; множество людей занимается также на [410]
реках, где они и живут в своих лодках. На всем же острове Луконин
испанское правительство считает до миллиона подданных, а вообще на
Филиппинских и Марианских островах два миллиона с половиною {265}.
Но если это правда, то по крайней мере в сем числе считаются многие
тысячи, которые, обитая в неприступных горах, не только не признают над
собою владычества испанцев, но и сами нередко делают на них набеги.
Здешние жители состоят из следующих классов: Первый составляет
духовенство, которое здесь, как и во всех испанских колониях, весьма
многочисленно и имеет главою архиепископа, живущего в Маниле, и
несколько епископов, находящихся в провинциях. В Маниле считается 5
монастырей мужских и 3 женских.
Гражданские и военные чиновники, кои почти все из испанцев,
присланных из Европы или родившихся здесь, но от испанских родителей,
составляют второй класс, к коему принадлежат и иностранцы, служащие в
испанской службе {*99}{266}.
Хотя б сему классу и надлежало стоять первым, но я помещаю их по
степени народного уважения, а здешние жители духовных всем предпочитают.
Гражданским и военным чиновникам здесь весьма мало дела, и они проводят
время в праздности, курении сигарок и карточной игре, за которую
садятся даже с самого утра; словом, в Маниле ломбер то же, что в России
бостон или вист.
В третий класс можно поместить купцов, владетелей плантаций и
содержателей сахарных и ромокуренных фабрик. В сем классе есть много
богатых людей, и почти все они имеют чины полковников, майоров,
капитанов и пр., в которые их производит генерал-губернатор, определяя в
земское войско, долженствующее собираться в случае ожидания
неприятельских покушений. Для них учреждены весьма богатые мундиры, без
которых люди сии никогда не показываются в публике. В Маниле нет ни
одного владельца дома, который бы не имел милиционного чина и не щеголял
в мундире, вышитом золотом или серебром. Впрочем, они не одним нарядом в
сем знании пользуются, да всеми почестями и преимуществами, кроме
жалованья, наравне с чиновниками королевских войск, а оные не маловажны.
К чести, однакож нынешнего правительства надобно сказать, что мы
не нашли уже в Маниле той чинности и пустых, отяготительных церемоний,
на которые Лаперуз жалуется. Он говорит, что в его бытность здесь число
лошадей в экипажи запрягалось по рангам, и в улице или на дороге младший
старшего себя чином объехать не мог. Ныне это вовсе оставлено. Я
несколько раз видал на публичном гулянье, что всякий, кто хотел,
объезжал карету самого генерал-губернатора.
При захождении солнца, ибо днем жары здесь нестерпимы, жители Манилы прогуливаются кругом крепости, при самой подошве гласиса{267},
по гладкой, широкой дороге. Прекрасный вид крепостных строений и
города, с одной стороны, высокие отдаленные горы, с другой, и открытое
положение долин и полей, не прерывающих нимало прохладительных ветров,
делают прогулку сию чрезвычайно приятною. Экипажи здешние состоят в
каретах и колясках, запряженных парою; один генерал-губернатор ездит в
четыре лошади с почетным конвоем.
После купцов следует класс торгующих в лавочках и ремесленников.
Люди сии, почти все без изъятия, суть поселившиеся здесь китайцы.
Китайцы же — столяры, плотники, кузнецы, портные, сапожники, хлебники,
мясники и пр., и пр. Словом, все мастерства ими отправляются: в числе
ремесленников нет ни одного испанца и весьма мало природных жителей.
Китайцы сии, которых в Маниле считается до шести тысяч, весьма искусны в
своих ремеслах и крайне трудолюбивы, но они не стыдились с нас просить
за вещь в пять и шесть раз дороже настоящей цены.
Кажется, что, кроме обыкновенного покровительства законов китайцы
никакими особыми правами и преимуществами в сравнении с простым народом
не пользуются, а напротив того, обременены налогами, ибо платят подати
королю по 6 пиастров (30 рублей) в год с каждой души; да городу за
позволение держать лавку или отправлять ремесло по 5 пиастров (25
рублей), [411] между тем природные жители платят только в год с души подати 5 реалов (3 рубля 10 копеек).
Простой, или рабочий, народ составляет пятый класс; он весьма многочислен и происходит от древних здешних жителей{268}.
При покорении испанцами острова Луконин они нашли на оном жителей,
разнившихся между собою обычаями, языком, наружным видом и просвещением.
Некоторые из них, а особливо обитавшие при морских берегах, имели
правителей, изустные законы и права, кои строго наблюдали, а другие жили
в горах. По именам сих народов и теперь еще испанцы разделяют остров на
провинции и по оным их называют. Жители Таголы {269} были самые просвещенные; они имели свою грамоту и писали на листьях пальмы или платана.
Испанцы с горными народами никак не могли сладить и хотя многих
из них истребили, но все еще остается довольно, чтоб причинять иногда
вред внутри острова; а прибрежных жителей, имевших уже некоторое
просвещение, они скоро покорили, дали им свои законы и ввели к ним
христианскую веру, и теперь потомки их едва ли не самые усердные
католики в целом свете. Все они говорят по-испански{270},
но не забывают и природного языка, на котором даже играют испанские
театральные пиесы, нарочно для них переведенные. Я видел, как они играли
трагедию.
Индейцы сии малого роста, весьма слабого сложения и нестатны,
цвет лица изжелта-черноватый, волосы у них черные, прямые. Они проворны.
Одна лишь набожность заставляет их не пропускать ни одной молитвы, ни
крестного хода, которые в католических городах почти всякий день
случаются. Но и к сему, вероятно, праздность и любопытство их
привлекают. Сей народ жить может на открытом воздухе под деревом;
рубашка, нижнее платье, соломенная или травяная шляпенка составляют весь
наряд его, а часто сии люди ходят и нагие. Дикие плоды могут служить
пищею, а бросив уду, в час поймает рыбы на целый день. Если ему удастся
где найти работу, то в один день выработает столько, что может купить на
неделю сарачинского пшена. Вся роскошь сих людей состоит в петухе, с
которым они таскаются по улицам и из заклада сводят с другими петухами
драться {*100}. Если индеец лишится в сражении петуха, то прежде изжарит [412]
и съест его, а потом пойдет в работу, чтоб получить денег на покупку
другого. Начальники всех иностранных торговых судов, при нас в Маниле
бывших, жаловались на индейцев в разных покражах, и надобно знать, что
правительство за воровство жестоко наказывает; но они весьма искусны в
сем деле и редко попадаются в руки полиции.
Здешние королевские войска и милиция составлены из индийцев.
Говорят, будто они весьма храбры. Это весьма вероятно; впрочем, дело
подлежит еще опыту. Мне сказывали, что в Маниле и окрестностях оной
число войск всегда простирается до 8 тысяч, в том числе эскадрон
кавалерии.
Странно покажется, что доходы, получаемые королем испанским с
богатых Филиппинских островов, недостаточны для содержания на оных
чиновников и войск и, вместо того, чтоб получать с них доход, привозили
ежегодно из Мексики по 500 тысяч пиастров на содержание служащих. Но со
времени нарушения спокойствия в Америке галианы перестали плавать, и
ныне многие из служащих несколько лет уже не получают полного
содержания. Ныне государственные доходы, кроме подушных сборов, которые
сами по себе весьма незначительны, состоят в пошлине на морскую
торговлю, в откупе табаку, крепкого вина, делаемого из кокосовых орехов,
и бетеля{271}. Сии два последних дохода очень неважны, но табачный откуп доставляет короне большой доход.
Пошлины также могут быть значительны по мере распространения
торговли; но она теперь еще в самом младенчестве, ибо порт недавно
открыт европейцам.
Все жители, сеющие табак, должны продавать оный в казну, которая
берет его за самую низкую цену. Купленный табак доставляется на фабрику,
где делают из него сигарки и нюхательный табак. При нас сею работою
занимались ежедневно, кроме праздников, 2125 женщин — изготовлением
обыкновенных сигарок и 600 мужчин — деланием оных в бумаге {*101}.
Надобно знать, что в Маниле нет человека, который бы не курил табаку;
даже дамы, девушки и двенадцати — и пятнадцатилетние мальчики нередко
сидят с сигарками во рту.
Англичане, французы и американцы привозят сюда сукна, разные
бумажные материи, полотна, фаянсовую и хрустальную посуду, вина, портер,
французскую водку, джин, мебели, картины и множество разных безделиц, к
роскоши служащих. В уплату за сии товары получают сахар, кофе,
хлопчатую бумагу и индиго{272}.
Сии суть главные произведения острова; некоторые покупают черепаховую
кость и берут сарачинское пшено. Но больше всего отпускается сахару{273}, которого в прошлом (1818) году англичане и американцы вывезли 130 тысяч квинталей {*102}.
Здешняя торговля весьма для иностранцев затруднительна и сопряжена [413]
с некоторым риском, ибо они не имеют здесь ни своих консулов, ни
коммерческих домов. Ныне всякий корабельщик, приходящий сюда, нанимает
дом и магазины, свозит товары свои через таможню на берег и начинает
продавать оные желающим. Из вырученных денег платит пошлину, а на
остальные закупает нужные ему товары, и таким образом стоят они в порте
по 5 и по 6 месяцев, доколе не кончат своих дел. Они по необходимости
имеют дело с китайцами, кои покупают у поселян и перепродают им
произведения острова; неосторожный покупщик всегда бывает ими обманут{274}.
Невзирая на опытность американских корабельщиков в торгах с китайцами,
сии последние в некоторых случаях и их обманывали, ибо здесь необходимо
нужно пересмотреть со дна доверху каждый ящик сахару, каждую кипу
хлопчатой бумаги и каждый мешок кофе, и всякий из них должно свесить; а
сделавши все это, немедленно надлежит товары отправлять на корабль или
класть в свои магазины за печатью и ключом, потому что китайцы, после
пересмотра, находят способы добавлять в сахар песку и сору, в бумагу —
простых охлопьев, а в сухой хороший кофе — горсти гнилого и сырого.
Манила издавна производит торг с Китаем, хотя весьма незначительный: несколько джонок{*103} под конец северо-восточного муссона{*104}, который им попутный, приходят в Манилу из провинции Фокин{275},
и, простояв до того, как жестокие бури, случающиеся при перемене
муссонов, кончатся и юго-западный муссон, им попутный на обратном пути,
восстановится, отправляются они домой и до той же поры следующего года
уже не являются, ибо с боковыми ветрами они плавать не могут.
Товары, привозимые китайцами, суть: чай, фарфоровая и глиняная
посуда, шелковые материи, шелк, китайка, плоды, в сахаре вареные,
лимоны, апельсины {*105}; из Манилы берут они [414]
сарачинское пшено и индиго. В Манилу приходят также суда из английских
владений в Ост-Индии. Сей торг отправляется более армянами, которые
нанимают английские суда и привозят индейские изделия: кисею, платки,
бумажные материи; они получают плату пиастрами.
Славная торговля Манилы с Мексикою, о которой так много писали и
которая по существу никогда много не значила, а доставляла только случай
наживаться небольшому числу духовных и чиновников, ныне вовсе
пресеклась, и корабли, употреблявшиеся для сего, теперь гниют в порте
Кавите. Торговля сия, немногим в Европе известная, состояла в следующем:
испанское правительство никакому европейскому народу не позволяло
торговать в своих колониях, а снабжало оные всеми нужными товарами,
испанские купцы отправляли их на испанских судах. Торговля же с
Восточною Индиею предоставлена была Филиппинской компании, которая
обязана была выписывать индийские товары в Манилу и из Манилы уже
отправлять в Европу, откуда отвозили их и в Америку. Потом узаконение
сие во многих отношениях было поправлено: испанские суда Филиппинской
компании могли возить товары прямо из Индии в испанские или американские
владения. Но прямой торг из Манилы с Америкою король предоставил в
пользу некоторых частных лиц, живущих на Филиппинских островах. Для сего
было издано постановление, чтоб каждый год из Манилы в американский
порт Акапулку{276} плавал большой королевский корабль, называемый галионом {*106},
с товарами, по распродаже коих купцам, приезжающим из Мексики,
возвращался бы с американскими товарами в Манилу; в то же время привозил
он по 500 тысяч пиастров казенных денег на издержки колонии. Право
отправлять товары на сем галионе король предоставил в пользу монастырей,
церквей, городских и таможенных чиновников, департамента призрения
бедных, в пользу вдов и сирот, госпиталей и пр., разделя всем права сии
на определенное число участков для каждого сословия. Те из сословий, кои
не могли или не хотели сами отправлять товары, продавали купцам право
свое, отчего некоторые монастыри и церкви имеют ныне по нескольку
миллионов капитала и ссужают купцов деньгами за большие проценты. Каждое
сословие, отправляя товары, назначало при оных одного приказчика и над
всеми таковыми приказчиками правительство определяло общих суперкаргов,
которые, по прибытии в Акапулку, поставляли на привезенные товары общие
цены, по которым уже и продавались они приказчиками, иногда в 20 и 30
раз дороже, чем в Маниле. Ныне сего уже быть не может: мексиканские
купцы отказались ездить в Акапулку и принудили, чтоб товары доставлялись
в Мексику на счет привезших оные, где мексиканцы дают им свои цены.
Остров производит в изобилии {277}
сарачинское пшено, пшеницу, маис, горох, бобы разного рода и почти
всякую европейскую огородную зелень. Окрестности Манилы весьма удобны
для скотоводства, и здесь находятся в большом количестве коровы,
буйволы, лошади, козы, бараны, которых, однако, менее и они довольно
дороги; индейки, куры, гуси, голуби {*107}. Залив и реки, в него впадающие, изобилуют рыбою.
Соли прекрасной, белой добывается много из соляных копей и из морской воды.
Ныне, при самом посредственном трудолюбии и при весьма дурных
способах земледелия, на острове Луконии получается большое количество
сахару, но хлопчатой бумаги, индиго, кофе немного, потому что расход на
них не велик; а плодородие земли и свойство климата позволяет иметь их
сколько угодно. Кофе растет здесь дикий, без всякого присмотра и
добротою не уступает риожанейрскому, а индиго от нерадения не в
уважении, но сему легко может пособить колониальное начальство.
Хлопчатая бумага здесь двух родов: одна растет на дереве, а
другая на кусте; первая нехороша и употребляется вместо пуха в подушки, а
последняя [415] чрезвычайно бела и нежна. Здесь родится бумага желтоватого цвета, наподобие китайской.
Табак, какао, саго, корица и перец обыкновенный и красный родятся
в большом количестве: табак здесь так плодовит, что по срезании стебля
выростает новый и пускает листья. Саго получается из дерева, называемого
здесь иоро, но она не уступает настоящей; корица и в диком состоянии весьма хороша.
Лукония производит два рода дерева, которые могли бы служить предметом торговли: одно называется здесь сибукао, а другое нарра; они не уступают крепостью и красотою бразильскому дереву.
В горах находятся в большом количестве богатые серебряные, медные и железные руды {278}.
В первые годы владычества Испании над здешним краем, некоторые
покоренные народы платили подать испанскому королю золотом. Испанцы
сперва не разрабатывали здешних руд, потому что слишком много имели их в
Америке, когда же Испания пришла в упадок, то не имели уже средств
приступить к сему.
Меди здесь должно быть много, ибо и самородная часто попадается; а
железная руда в таком изобилии, что индейцы, живущие подле гор, сбирают
и выкапывают оной такое количество, какое нужно на потребные им вещи.
Сера и селитра добываются в достаточном количестве. Подле Манилы
есть пороховой завод, который удовлетворяет надобностям колонии.
Здесь есть еще произведение, которое могло б по изобилию своему
служить значительною отраслею торговли, если бы жители не были весьма
ревностные католики. Я разумею воск, добываемый в большом количестве от
диких пчел; но и сего количества недостает на церковные потребности и на
крестные ходы. Кто не живал в католических городах, тот вообразить себе
не может, какое непонятное множество восковых свеч сгорает в них
ежедневно. Крестные ходы бывают почти каждый день, продолжаются они по
нескольку часов. В них иногда более тысячи человек идут с горящими
свечами.
В заключение остается сказать о местечке Кавите, которое есть не
иное что, как порт, принадлежащий к Маниле. Местечко сие само по себе
бедно, и большую часть жителей оного составляют чиновники, гарнизон и
рабочие при арсенале. Крепость, построенная для защиты арсенала, и сей
последний заслуживают внимания путешественника. Арсенал, окруженный
крепостными строениями, стоит [416] на мысу
низкого песчаного острова, отделенного от материка узким протоком, чрез
который проведен деревянный на сваях мост. Крепость и арсенал содержатся
в порядке относительно наружного вида и чистоты. Но последний из них
весьма беден снарядами, ибо и малозначащих моих требований он
удовлетворить не мог и, покупая вещи с воли, отпускал мне за свои. За
несколько месяцев до нашего прихода разъезжал у здешних берегов
республиканский крейсер и много беспокоил прибрежное плавание жителей.
Генерал-губернатор решился выслать для поисков над ним один из бывших в
порту галионов. Но арсенал должен был, для приведения галиона в
состояние выйти в море, покупать снаряды у частных людей, и одно
приготовление сего судна стоило казне более 40 тысяч пиастров (200 тысяч
рублей).
В Кавите прежде строились галионы, фрегаты и корветы, но ныне
испанцы не в состоянии сего предпринять. Начальник) порта сказывал мне,
что они имеют повеление из Испании построить 6 корвет для обороны
колонии; он показывал лес, для них заготовленный {*108},
но других материалов нет для исполнения сего повеления. Все это меня не
удивляло, потому что подобные сему беспорядки, к несчастию, я очень
часто видал и в европейских портах.
От Кавите к Маниле есть дорога, проложенная вдоль берега. Сначала
на 5 или на 6 верст идет она по песчаным местам. Но после лежит по
ровному, твердому основанию между хижин и плантаций поселян и совершенно
подобна садовой аллее, имея по обеим сторонам высокие деревья бамбу,
апельсинные, лимонные, фиговые и другие. Изредка являются поля с
сарачинским пшеном, пшеницею и выгоны, где пасутся буйволы {*109}.
Дорогу сию во многих местах перерезывают речки, чрез кои сделаны
красивые каменные мосты. Устроение сей дороги и мостов принадлежит уже
испанцам нынешних времен.
Источник: Головнин В. М. Сочинения. — М-Л.: Издательство Главсевморпути, 1949.
Источник: http://militera.lib.ru/explo/golovnin_vm3/13.html |