Глава девятая. Плавание от Монтерея до порта Румянцева, пребывание в оном и плавание из оного до крепости Росс, с замечаниями о Новом Альбионе
Сентября 19-го от 10 часов утра до 3 пополудни стояло безветрие,
потом настали легкие переменные ветры, направлением коих пользуясь, мы
выбирали путь, приближавший нас к месту нашего назначения — к порту
Румянцева.
После полудня 20-го числа прошли мы каменные островки Фаральонес,
миновав южные из них в расстоянии миль двух, так что ясно видели
сидевших на берегу алеут, живущих здесь для промысла сивучей и морских
котов. Тихий ветер с юго-восточной стороны ночью позволил нам пройти мыс
Де-Лос-Рейес {180} и перед рассветом 21-го числа приблизиться к порту Румяцева {181}, в который мы и [355]
пошли к якорному месту, где в 10-м часу перед полуднем, пришедши на
глубину 6 сажен, стали на якорь в расстоянии от ближнего берега на одну
милю.
К полудню мы поставили шлюп на два якоря и тотчас отправили
гребные суда за пресною водою на берег, а одну треть команды — мыть свое
белье. Открытое местоположение здешнего рейда делает оный весьма
опасным при южных ветрах, и сие самое заставило меня сколько возможно
скорее кончить здесь наши дела и убраться.
22 сентября мы продолжали возить воду на шлюп, а часть экипажа
мыла белье свое на берегу. К вечеру мы кончили обе сии работы. Между тем
из крепости доставили нам 2 быков, 10 баранов, 4 свиней, несколько кур и
множество зелени. Сегодня я провел время с Кусковым. Он сообщил мне все
нужные сведения касательно здешней страны. После обеда были мы вместе в
селении индейцев, или, лучше сказать, в шалашах их; видели, как они
живут, что едят, как лечат наговорами больных и как играют на корысть
палочками: все сие будет описано впоследствии.
Весь день сего числа дул тихий южный ветер, при пасмурной,
дождливой погоде, а ночью по временам шел проливной дождь; но поутру
23-го числа с переменою ветра к северо-западу и погода сделалась ясная.
Будучи совсем готов, я располагал поутру сего числа выйти из залива и
подойти к крепости Росс, где мне нужно было побывать. Но как ветер был
противный и притом столь крепкий, что Кусков не мог туда отправиться, то
я рассудил лучше простоять сутки здесь. Притом старшина независимых
индейцев, при здешнем заливе живущих, приезжал ко мне с переводчиком,
объяснил весьма важные дела касательно несправедливого притязания
испанцев на сию страну и просил меня, чтоб русские приняли их в свое
покровительство и поселились между ними. Все это дело обстоятельнее
будет описано впоследствии.
24-го числа сделался легкий ветерок от северо-запада, с которым
мы, вышедши из залива, стали лавировать к крепости, при весьма ясной
погоде. Но около полудня ветер стал усиливаться и, наконец, сделался
весьма крепкий.
По причине крепкого ветра мы никак не могли приблизиться к
крепости, да и подходить к ней при таком волнении было бы бесполезно,
ибо прибой у берега никак не позволял пристать к оному, и потому мы, [356]
не отходя далеко от берега, лавировали, держа столько парусов, сколько
по нужде возможно было. Крепкий ветер, с некоторыми промежутками,
продолжался до ночи с 25 на 26 сентября, тогда стал утихать и на
рассвете 26-го числа был уже очень тих.
Ветер, перешедши к востоку, не прежде позволил нам подойти к
крепости, как поутру 27-го числа, когда мы увидели оную сквозь
мрачность. В 10-м часу утра приехали к нам на большой лодке компанейские
служители; они были отправлены от Кускова, который послал их за нами,
полагая, что я с некоторыми из офицеров поеду на берег. Но как погода
была пасмурная и даже временно находил туман, то с моей стороны было бы
неблагоразумно в такое время оставить шлюп под парусами; на якорь же
стать, как я выше сказал, здесь почти невозможно.
В 5-м часу приехал к нам Кусков и привез с собою разные свежие
съестные припасы и список (для которого единственно я сюда заходил во
второй раз) с акта, по коему значится, что земля здешняя уступлена
индейцами русским.
Кусков, пробыв у нас до половины шестого часа, отправился на
берег, а мы пошли в путь и стали править к юго-западу при ветре,
наступившем после нескольких часов тишины, от северо-запада. Ветер сей,
прогнав пасмурность, стал вдруг усиливаться и скоро превратился в
настоящую бурю: мы едва в половине осьмого часа успели убраться с
парусами.
Замечания о Новом Альбионе
Часть северо-западного берега Америки, называемую Новым Альбионом, должно считать между широтами северными 38 и 48°, ибо английский мореплаватель, второй путешественник вокруг света, Дрейк {182},
назвавший сим именем американский берег, видел протяжение оного от
широты 48° до широты 38°. В сей последней нашел он открытый залив, в
котором стоял на якоре и который впоследствии получил название Дрейкова
залива {183}. Селение Российско-Американской компании, названное крепостью Росс, находится на сем берегу, подле небольшой речки, в широте 38°33' и в расстояния от пресидии Сан-Франциско{184},
составляющей северную границу Калифорнии, около 80 миль. Крепость сия
основана в 1812 году с добровольного согласия природных жителей, которые
здесь суть индейцы того же рода, что и в Калифорнии, но непримиримые
враги испанцев, которых без всякой пощады умерщвляют они, где только
встретят и смогут. При заведении сего селения компания имела в виду
промыслы бобров и хлебопашество, для которого земля и климат чрезвычайно
удобны; бобрами же, так сказать, наполнен обширный залив св. Франциска.
Крепость Росс составляет четвероугольный из толстых и высоких
бревен палисад, с двумя по сторонам деревянными башнями, и защищается 13
пушками; внутри оной находится весьма хорошее строение — дом
начальника, — казармы и магазины. К чести основателя сего заведения,
коммерции советника Кускова, надобно упомянуть, что в крепости есть
колодец, хотя она стоит подле реки. Это весьма нужная мера воинской
осторожности на случай вражды с природными жителями или при покушениях
стороннего неприятеля. Вне крепости есть баня и скотные дворы.
Гарнизон состоит из 26 человек русских и 102 алеут, из коих
многие часто отлучаются на промысел. В нашу бытность здесь, 74 человека
алеут находились у мыса Мендосино для ловли бобров, которые водятся
между сим мысом и заливом Троицы (Trinidad) {185},
хотя и не в большом количестве. И с такою-то силою здешний правитель,
коммерции советник Кусков, не страшится испанцев и пренебрегает всеми их
угрозами.
При самом основании сего заведения губернатор Верхней Калифорнии
знал об оном, равно как и все другие испанцы, в зависимости его
находившиеся, и они даже сами помогали русским, снабжая их на первое
обзаведение скотом и лошадьми, и после имели с Кусковым дружеское
сношение и торговлю. Миссионеры покупали у него разные товары на хлеб и
на чистые деньги; испанские чиновники ездили к нему в гости, и он у [357]
них бывал. Словом, они жили, как должно двум дружественным соседним
народам. Но это было, когда они не признавали Иосифа королем испанским {186}.
Ныне же, когда дела Испании пришли в прежний порядок, прибывший сюда
новый губернатор требовал, чтоб русские оставили сии берега, как
принадлежащие короне испанской, а в противном случае угрожал согнать их
силою. Кусков сначала не знал, что ему делать, по непривычке к сношениям
такого рода, не зная притом ни одного иностранного языка. Но как ему
хорошо было известно, сколь слабы и презрительны те силы, коими
губернатор может располагать, то он дал ему короткий и смелый ответ, что
селение он основал по предписанию своего начальства, следовательно, и
оставить его не должен, не может и не хочет иначе, как по повелению той
же власти. Сие заставило губернатора прекратить свои требования и угрозы
и удовольствоваться тем только, что он запретил иметь какое-либо
сношение с крепостью и не позволяет Кускову ловить бобров в заливе св.
Франциска.
Русские имели, по всем обычаям народным, полное право поселиться
на здешних берегах, а испанцы хотят изгнать их по неосновательным и
совершенно пустым притязаниям. Русские основали селение свое с
добровольного согласия коренных жителей сей страны, с дозволения народа,
не признающего власти испанцев и в вечной вражде с ними пребывающего.
Народ сей уступил право выбрать на его берегах место и поселиться за
известную плату, выданную ему разными товарами. Дружеское расположение
сего народа, до сего времени продолжающееся к русским, явно
свидетельствует, что они не насильно завладели сею землею. Русские
промышленники по одному и по два ходят стрелять в леса диких коз, часто
ночуют у индейцев и возвращаются, не получив от них ни вреда, ни обиды.
Напротив того, испанцы в малом числе и без оружия показаться между ними
не смеют, иначе все будут убиты. Индейцы сии охотно отдают дочерей своих
в замужество за русских и алеут, поселившихся у них; и в крепости Росс
теперь их много. Чрез сие составились не только дружество, но и
родственные связи. Сверх того, русские поселились на таком берегу,
который никогда никаким европейским народом занят не был, ибо, кроме
Лаперуза и Ванкувера, много других, после их здесь бывших английских и
американских торговых мореплавателей можно привести в свидетели, что
далее пресидии св. Франциска к северу испанцы никогда никакого селения
не имели. В северной же стороне пространного [358]
залива сего имени основали они миссию св. Рафаила спустя три года после
нашего заселения, и основали оную на земле, принадлежащей к Новому
Альбиону, а не к Калифорнии; индейцы сожгли сие их заведение. Вот права
русских на занятие Нового Альбиона.
Испанцы основывают свои притязания на праве первого открытия и на
соседстве своем с сими берегами. Видели ли испанцы здешние берега
прежде Дрейка, — это подлежит крайнему сомнению, ибо и в новейшие
времена мореплаватели их обнаружили, что о западных странах Северной
Америки они ничего не знали.
Но положим, что испанцы видели сии берега прежде всех других
европейских народов и, как у них водится, на всех мысах и во всех
гаванях, где они приставали, исполнили весьма смешной и глупый обряд
принятия земель во владение своего короля, то и за всем тем одно
открытие, без действительного занятия мест, нимало не дает права на
обладание. Иначе испанцы могли бы утверждать, что вся Америка от мыса
Горн до Северного полюса им. принадлежит, и далее на Восточную Сибирь
предъявить могут свои права, ибо они славу открытия Берингова пролива
себе присваивают и называют его именем какого-то испанца {*65}{187},
который, по всей вероятности, никогда там не плавал, а может быть, и
вовсе не существовал. Правило, что открытие без действительного занятия
области не составляет обладания и не дает никакого права на оное,
испанское правительство несколько раз признавало. Еще при английской
королеве Елисавете двор испанский требовал, чтобы английское
министерство велело англичанам оставить одно место в Северной Америке{188},
которое, по праву открытия, принадлежало Испании. Елисавета в ответ
приказала сказать им, что испанцы открыли сие место, когда там не было
пушек, и что теперь снова надлежит открыть оное, если хотят им владеть.
Залив Нутку{189},
из которого в 1789 году они выгнали англичан, сделав над ними разные
жестокости, и где начальник судов их, Мартинес, сказал им, что вся
Западная Америка от Берингова пролива до мыса Горн принадлежит королю
испанскому, принуждены они были в 1791 году уступить англичанам, которые
права свои точно на том же основали, на чем ныне русские основывают
свое в занятии Нового Альбиона, а именно, на добровольном уступлении
земли за плату природными жителями, то есть законными ее обладателями.
В прежней главе я упомянул уже, что старшина народа, живущего в
соседстве порта Румянцева, в бытность мою там, приезжал ко мне на шлюп.
Он привез подарки, состоящие из разных нарядов, стрел и домашних
приборов, и просил, чтоб Россия взяла его под свою защиту. Переводчиком у
нас был один алеут, живший более года между сим народом. Сей старшина,
по имени Валенила {*66},
именно желал, чтоб более русских поселилось между ними, дабы могли они
защитить жителей от притеснения испанцев. Он выпросил у меня флаг наш, с
тем, как он говорил, чтоб при появлении у их берегов русских судов мог
он поднимать оный в знак своей дружбы и союза с русскими. После сего я
не думаю, чтоб можно было, не поступив явно против справедливости и
здравого рассудка, утверждать, что россияне заняли чужие земли и
поселились на берегу Нового Альбиона, не имея на то никакого права {190}.
По уверению Кускова и по собственным нашим замечаниям, климат в
Новом Альбионе прекрасный и земля плодоносна. Летом большею частию дуют
северо-западные ветры и стоит теплая ясная погода; а когда бывают ветры с
юга, то всегда тихие; только в три зимних месяца (ноябрь, декабрь и
январь) дуют они с большою силою и идет много дождя; холода же большого
никогда не бывает; в сии же месяцы случаются часто сильные громы, а
особливо в декабре, с самою ужасною молниею.
Земля производит здесь в изобилии многие растения: теперь у
Кускова в огородах родится капуста, салат, тыква, редька, морковь, репа,
[359] свекла, лук, картофель. Даже созревают на
открытом воздухе арбузы, дыни и виноград, который недавно он развел.
Огородная зелень весьма приятного вкуса и достигает иногда чрезвычайной
величины. Особливо плодлив картофель, и притом садят его два раза в год:
посаженный в первой половине февраля снимают в исходе мая; а в октябре
поспевает тот, который сажают в июне. Кусков, для опыта, завел у себя
маленькое земледелие, но, по неимению достаточного числа работников и
нужных орудий, а может быть, и по неопытности, урожай не соответствовал
ожиданиям, ибо в нынешнем году пшеница родилась у него только вчетверо
против посева, а ячмень впятеро.
Он разводит также скот, и в успехе нет сомнения, ибо обильные
пастбища, водопой, круглый год подножный корм позволяют с небольшим
числом людей иметь большие стада. Теперь у него есть 10 лошадей, 80
голов рогатого скота, до 200 овец и более 50 свиней. Все сии животные в
весьма хорошем состоянии: в двух быках, от него мною полученных, чистое
мясо весило 47 пудов. Дворовых птиц — гусей и кур — он имеет много. К
домашней его экономии принадлежит мельница и выделка кож на обувь. Ныне
он сбирается делать свое сукно и учить индиянок, вышедших в замужество
за алеут, прясть шерсть. Словом, Кусков умеет пользоваться добрым
свойством климата и плодородием земли; он такой человек, которому
подобного едва ли Компания имеет другого в службе, и если бы во всех ее
селениях управляли такие же Кусковы, тогда бы доходы ее знатно
увеличились и она избежала бы многих нареканий, ныне директорами ее без
причины претерпеваемых.
Кроме сельской экономии, которая способствует ему снабжать
компанейские суда лучшими жизненными потребностями, Кусков умел
воспользоваться изобилием в прекрасном строевом лесе: он построил в
порте графа Румянцева два мореходных судна {*67}, названные бригантина «Румянцев» и бриг «Булдаков», и несколько гребных судов.
Сверх всех вышеупомянутых занятий, он не упускает из виду и
главного своего дела — отправлять артели для промысла бобров. На
островах же Фаральонес {191}
живут у него другие люди для промысла сивучей и морских котов, которые
бывают там иногда в большом числе. Сих последних начинают бить с
половины октября, когда их шерсть достигает полной своей длины и
пушности. Острова сии приличнее называть большими каменьями, ибо они
действительно состоят из голого камня и нет на них ни леса, ни земли, ни
пресной воды, кроме дождевой, в ямах скопляющейся; лес попадается
только по берегам, выкидываемый также морем. [360]
Рыбою берега здешние не изобильны: водятся почти те самые роды,
какие попадаются в Монтерее. Но Кусков сказывал мне, что в реке,
находящейся между портом Румянцева и крепостью Росс, названной
Славянкою, бывают осетры, наружностию во всем сходные с нашими, только
вкусом гораздо хуже.
Индейцы Нового Альбиона суть тот же самый народ, что и
калифорнские жители, может быть, с некоторыми оттенками в нравах,
обычаях, языке, кои для европейца неприметны. Они вообще смирны,
миролюбивы и незлобны. Удобность, с какою испанцы их покорили и владеют
лучшими местами земли их, при помощи весьма слабой силы, которую жители
могли бы в одну ночь истребить, если бы составили заговор, показывает их
миролюбивое свойство; а жестокость, часто против их употребляемая
испанцами и не произведшая доселе всеобщего возмущения или заговора,
свидетельствует о незлобивом их нраве.
Они даже имеют высокое понятие о справедливости. Например, прежде
они поставляли себе за правило, да и ныне некоторые роды из них сего
держатся, убивать только такое число испанцев, какое испанцы из них
убьют, ибо сии последние часто посылают солдат хватать индейцев, коих
они употребляют в пресидиях для разных трудных и низких работ и держат
всегда скованных. Крещеные же индейцы, к миссиям принадлежащие, к таким
работам не могут быть употреблены, разве в наказание за вину по воле
миссионеров. Солдаты хватают их арканами, свитыми из конских волос.
Подскакав во всю прыть к индейцу, солдат накидывает на него аркан, одним
концом к седлу привязанный, и, свалив его на землю, тащит на некоторое
расстояние, чтоб он выбился из сил. Тогда солдат, связав индейца,
оставляет его и скачет за другим; а наловив, сколько ему нужно, гонит их
в пресидию с завязанными руками.
Сим же способом испанские солдаты ловят здесь диких лошадей,
быков и даже медведей: гонятся за каждым животным два человека с двух
разных сторон, арканы накидывают почти в одно время и, накинув, вдруг
поворачивают лошадей в противные стороны. Таким образом, вытянув арканы,
имеют уже они животное в своих руках и могут оное на месте убить или
вести на арканах куда угодно.
Но при ловле индейцев арканами нередко убивают их до смерти.
После того соотечественники их ищут случая отомстить, и когда удастся им
захватить где испанцев, то, убив из них столько, сколько умерщвлено их
товарищей, прочих освобождают. Ныне, однакож, испанцы вывели их из
терпения, и они никого из них не щадят, а особливо индейцы Нового
Альбиона. К сему немало послужили хорошие и ласковые поступки с ними
русских, которые, вместо того чтоб ловить и заковывать их, дарят им
часто разные вещи, хотя маловажные, но для них дорогие, и даже, как я
выше упомянул, вступают в супружество с их дочерьми. Такое благоразумное
поведение Кускова скоро показало жителям разность между двумя народами,
и по мере привязанности их к русским, коих они почитают как друзей и
братьев, увеличилась их ненависть к испанцам, кои считают индейцев не
лучше скотов.
Индейцы Нового Альбиона, так же как и калифорнские, на свободе
живущие, кроме повязки по поясу, никакой одежды не употребляют; зимою
только в холодное время накидывают на себя кожу какого-нибудь животного:
оленью, волчью и пр. Наряд же их состоит в головном уборе, из перьев
сделанном, и в повязках из травы и цветов. Копья и стрелы составляют их
оружие. О возделывании земли для своего пропитания они не заботятся,
пользуясь добровольными дарами природы; притом в выборе пищи они весьма
неразборчивы: едят без малейшего отвращения мясо всех животных, какие
только им попадутся, всех родов раковины и рыбу, даже самых гадов, кроме
ядовитых змей.
Из растений главную их пищу составляют дубовые жолуди, кои они и
на зиму запасают, и зерна дикой ржи, которая здесь растет в большом
изобилии. Для сбора зерен сих употребляют они весьма легкий, впрочем
странный способ: они зажигают все поле; трава и колосья, будучи весьма
сухи, скоро сгорят, зерен же огонь истребить не успеет, а только опалит.
[361]
После индейцы собирают оные и едят без всякого приготовления.
Растение сие по большей части индейцы сожигают ночью, а потому, подходя к
здешним берегам, всегда можно знать, где расположились их станы.
Из животных, кроме рыбы и раковин, чаще всего добывают они диких
оленей, ибо способ их убивать весьма легок и прост. Индеец привязывает к
своей голове голову оленя и покрывается оленьею кожею. В таком одеянии
подкрадывается он к стаду сих животных, которым в движениях и прыжках
народ сей весьма искусно умеет подражать. Будучи же в стаде, ему
нетрудно стрелами убить столько оленей, сколько хочет.
Вообще здешние жители, как и все другие непросвещенные народы,
ведут жизнь праздную. Для препровождения времени, которого они имеют так
много, что не знают, куда девать, изобрели они игру. У них нарезано
несколько небольших палочек. Один из игроков, сидя на коленях,
беспрестанно вертит их с чрезвычайною скоростию, между тем кричит, поет и
кривляется, стараясь быть смешным, чтоб отвлечь внимание соперника от
рук своих, коими, воспользовавшись, по расчету его, благоприятною
минутою, прячет несколько палочек в лежащую перед ним траву, а руки с
остальными палочками закидывает мгновенно за спину. Соперник его должен
отгадать, сколько палочек в траве: если не отгадает, то проигрывает; в
противном случае выигрыш его. Они столь пристрастны к сей игре, что в
порте Румянцева, получив от нас табак и прочие мелочи за разные редкости
в подарок, тут же, в глазах наших, сели и начали друг другу проигрывать
полученное от нас.
О религии их я ничего сказать не могу, но знаю, что они верят
сверхъестественным действиям своих колдунов, или, как сибирские народы
их называют, шаманов. В вышеупомянутом порте видел я, как один такой
шаман лечил больного. Сидя над больным в шалаше, он беспрестанно что-то
говорил нараспев и пел, махая разным образом бывшею у него в руках
палкою с привязанными к ней перьями. Семейство больного, находившееся в
том же шалаше, в известное время ему отвечало и помогало петь. Сие
продолжалось при нас более часа, и после, когда мы оставили их, шаман
продолжал свои действия.
Новый Альбион имеет один только весьма важный недостаток для заведения [362]
колонии: по всему протяжению берегов сей области нет ни одного удобного
и безопасного пристанища. Порт Румянцева, лежащий под широтою 38°18',
закрыт от всех ветров и совершенно безопасен, но по мелководию своему
удобен только для самых малых судов, рейд же его с юга совсем открыт.
Реки, текущие в море в пределах Нового Альбиона, хотя велики и
глубоки, но в устьях своих или совсем мелководны или имеют мели от
наносных песков и ила, часто переменяющиеся, которые делают вход и выход
не только весьма трудным, но и крайне опасным. Такова, например, река,
впадающая в океан под широтой 46° 18' и которую испанцы называют
Рио-де-лос-Рейес {*68}, а граждане северо-восточной американской республики {192} — Колумбиею.
Здесь у места будет сказать, что россияне, поселившиеся в Новом
Альбионе, в короткое время отыскали реки, заливы и горы, которые
испанцам вовсе были неизвестны. Для доказательства сего не нужно
упоминать о всех открытиях, россиянами в том краю сделанных; довольно
будет привести следующие примеры. Две большие реки, впадающие в северную
сторону залива св. Франциска{193},
испанцам вовсе не были известны, даже и пределов сего самого залива они
не знали, а русские в нем несколько раз были и нашли, что залив
простирается к северу до параллели входа в Большую Бодегу. Из рек, в сию
часть его впадающих, одна течет с северо-запада, а другая — с
северо-востока. Первая из них, по уведомлению индейцев, из того же
весьма большого озера, из которого течет река Славянка {194}, а по второй русские ездили верст на сто и нашли там высокую горящую огнедышащую гору {195},
о существовании коей испанцы и не слыхивали. Индейцы уверяют, что из
того же озера течет на запад еще третья большая река, которая, судя по
их словам, должна быть одна из тех, кои впадают в залив, находящийся
верстах в 20 к северу от мыса Мендосино{196}
и отысканный россиянами в прошлом году. Залив сей разделяется на два
рукава и довольно велик, но мелководен; в него впадают две большие и три
малые реки, весьма изобильные рыбою, в числе коей много осетров и
семги; в больших же реках водится много тюленей. По берегам залива и рек
растет в превеликом количестве годный на строение крупный лес, большею
частию еловый и ольха. Между сим заливом и заливом Троицы есть еще
залив, более первого, в который также впадают две большие реки, при коих
русские были. Итак, на пространстве 70 верст от мыса Мендосино до
залива Троицы находятся четыре большие и три малые реки; на испанских же
картах назначена только одна, под именем Рио-де-лас-Тортолас {*69}.
Сие явно показывает, сколи мало страна сия известна испанцам; между тем
они делают на оную притязания, как на свою законную собственность.
Источник: Головнин В. М. Сочинения. — М-Л.: Издательство Главсевморпути, 1949.
Источник: http://militera.lib.ru/explo/golovnin_vm3/09.html |