18-го числа имели мы ясную погоду и легкий ветер от NW. Капитан, приказал мне опять подняться на высоту соседней горы и осмотреть весь берег, представляющийся нам в виде круглого лагуна, залива: не видно ли будет где-либо устье реки. Южный берег высок и лесист, восточный также, и между скалами к N0 я приметил довольно-широкий рукав, который принял за устье искомой реки. На несколько миль от этого места, возвышенности удаляются во внутрь и простираются к северу, оставляя низменное болотистое пространство между ими и берегом залива, который описывал полукружие почти до места нашего ночлега. К SO, на самом краю горизонта, я увидел вчера непримеченное большое белое строение, которое мы приняли за «президио» неизвестных обитателей; но, как ниже видно будет, мы ошиблись. Что касается до огней, виденных нами в прошедшую ночь, то они не могли быть огнями из этого строения, потому что были слишком ясны и горели на гораздо большем протяжении, чем длина строения.

Взяв углы для определения приметнейших мест и полуденную высоту, мы оставили наш ночлег и отправились на противолежащий мыс. Глубина была здесь от 13 до 15 сажень, грунт  — ил с песком, а склонение компаса на мысу — 13° 30' О. Взяв надлежащие углы , мы тотчас отправились дальше. Сначала мы держались вдоль берега, чтоб лучше определить его изгибы; но быстро уменьшающаяся глубина, до нескольких только футов, принудила нас оставить это намерение и идти прямым переходом к дальнейшему мысу. Около середины расстояния между обеими мысами, капитан приказал, для снятия видов, бросить дрек. Пока это производилось, выплыл у самого баркаса молодой морской бобр; один из матросов, державший в руках весло, ударил его вальком по голове; удар этот ошеломил его, и мы вытащили его; через несколько минуть он очнулся и начал кусать всех, кто приближался к нему поэтому мы его совершенно убили. На берегу, сначала низменном и потом уже возвышавшемся, мы видели бесчисленное множество дикого рогатого скота и лошадей. Окончив снятие видов, мы снялись с дрека и около пяти часов пристали к новому мысу, где и расположились ночевать. Берег этого мыса хотя высок, но поверхность его топкая, так что мы едва могли отыскать удобное место для палаток. Вообще это место было весьма неудобно; за дровами люди должны были ходить довольно далеко, а пресной воды вовсе не было; но у нас был запас, взятый на такой случай. В ночь поднялся сильный ветер, со снегом и дождем, который иногда лил так сильно, что палатки не могли удержать его потоки; дождь этот не давала нам во всю ночь сомкнуть глаз. К утру ветер стих. и даль нам несколько часов уснуть спокойно; потом мы для сокращения действий  протянули вдоль берега магистральную линию в 250 сажень и, взяв с обоих концов углы, готовились уже к отплытию, как увидели двух, всадников, прямо к нам скачущих. Когда они подъехали, мы узнали в них двух индейцев, которые и приехали из виденного мною поутру дома, принадлежавшего к миссионерству Св.Франциска, и называемого Сан-Пабло. Они видели наш фейерверк и слышали выстрелы фальконета; что касается до виденных нами огней, то, по словам их, они точно принадлежали одному кочующему индийскому племени, пребывавшему несколько времени в этом месте, и, вероятно, с перепуга от нашей стрельбы, в ту же ночь удалившемуся.

Около десяти часов мы оставили мыс и не успели проплыть нескольких сот саженей, как нашел на нас от W ужасный шквал  с градом, снегом и дождем. Так как он был совершенно нам по пути, то мы обрадовались ему более, нежели первоначальному штилю; шквал продолжался целых -полтора часа и потом начал стихать; из согнанных облаков повалил, такой густой снег, что матросы едва успевали его выбрасывать за борт, а мы не могли различить предметов на длину баркаса; но это продолжалось недолго и небо совершенно прояснилось. С помощью этого шквала мы, подобно птице, летели и берега только мелькали перед нами. Пройдя еще один мыс, мы вступили в пролив, шириною в милю, который и приняли сначала за устье Великой Реки, тем более, что встретили здесь сильное противное течение; но вскоре мы по вкусу воды уверились, что ошиблись. Вода была солона, как в море. Далее берега еще больше сходятся. Южный — высок, горист и порос лесом, а северный— хотя тоже горист, но вовсе безлесен, и на нем паслось множество оленей, которые при нашем приближении быстро удалялись.

Между тем, ветер совершенно стих, и мы принуждены были взяться за вёсла, чтоб не быть вынесенными течением. Тут мы попали в водоворот, Образовавшийся от восьми сильных, спорных течений, из которых одно шло настоящим своим путем, а другое, отделившись от него, ударяло в берег губы, где отражаясь, возвращалось к мысу и встретя новое течение, образовало, водоворот такой сильный, что баркас вмиг начал вертеться, и мы с трудом могли выгрести из него. Здесь на островке расположилось множество тюленей, но они не дали нам подойти к себе, и  проворно побросались в воду.

К трем часам подошли мы к мысу, найдя его весьма удобным для ночлега , втянули баркас в речку, впадающую тут в залить, и раскинули палатки. Этот мыс возвышался над поверхностью воды на 250 футов, отвесною скалою, поддерживающею оконечность цепи гор, идущих из внутренней земли к морскому берегу. Мы поднялись на крайнюю гору с зрительными трубами и, наконец, увидели цель нашего путешествия то есть Великую Реку.

Устье ее находилось в е восточной оконечности залива; от него виднелась широкая голубая полоса воды, теряющаяся за горизонтом и окраенная, как нам казалось, безлесными зелеными лугами. Вправо от мыса простирались, в расстоянии от пяти до семи миль от берега, упомянутые горы, из которых вытекала речка, служившая гаванью нашему баркасу; на ее берегу, не в дальнем расстоянии от устья, мы в первый раз увидели несколько шалашей диких индийцев, а в самой реке три или четыре лодки из еловой коры. Из движения около шалашей мы заключили, что и дикие нас уже приметили и, боясь насилия, хотели оставить свой лагерь. Капитан, не желал первый их тревожить, и хотел войти с ними в сношения; по чему приказал мичману Галлу, в сопровождении трех матросов, отправиться к ним и стараться удержать их на месте. Без труда он успел исполнить желание капитана; дикие, видя что мы не испанцы и надеясь достать от нас разных мелочей и рома, который они очень любят, остались на месте. Видя дружеские отношения наших посланных к индийцам, и мы пошли к ним. Селение, или, лучше сказать, временной их лагерь, состоял из семи шалашей, построенных из древесной коры и совершенно похожих на те, которые мы видели у колошов в Ситхе; в них обитало человек двадцать обоего пола.

Калифорнийцы— среднего роста, сухощавы, но широкоплечи и мускулисты; цветом они темно-каштановые, и черты лица их хотя показывают что-то угрюмое, но вовсе не неприятное. Одеваются они в одеяла, сплетенные из черных и белых перьев; носят их через плеча в виде мантии до колена; средняя часть тела обернута циновкою собственного их изделия, а остальные части остаются голыми. Нравом дикие казались нам тихими; но испанцы утверждали, что они коварны и злы. Между женщинами, которые одеваются так же, как мужчины, мы видели несколько молодых, довольно приятной наружности. Оружие диких состоит из луков и стрел, весьма искусно сделанных из какого-то пористого и гибкого дерева; наружная сторона первых оклеена оленьими шейными жилами; они чрезвычайно упруги и в состоянии метать стрелы — из которых  иные с кремнистым, а другие просто с деревянным острием— на пятьдесят и более шагов; сверх того они употребляют палицы и копья. Все эти оружия и одежду мы выменяли у них за ром и разные безделицы. Возвратившись к палаткам уже после захождения солнца, капитан приказал, несмотря на то, что испанцы описали индийцев трусами, поставить у баркаса и около палаток часовых с заряженными ружьями и зарядить фальконеты; но ночь прошла спокойно, и мы, взяв узлы, отправились для исследования реки.

В шесть часов утра мы оставили место нашего ночлега, и не имея ветра, погребли при прекрасной погоде к северо-восточной оконечности залива, где видели устье реки, стараясь достигнуть его до полудня и с намерением взять там полуденную высоту солнца, для определения по ней широты устья реки. Из трех больших заливов, соединенных узкими проливами и составляющих порт Св. Франциска, этот последний залив, с востока и запада окружен высокими горами; северный же берег имеет вид необозримой равнины, простирающейся через южный берег реки до цепи гор, идущих от места нашего последнего ночлега к востоку в расстоянии почти семи и более миль.

Изменение вкуса воды, переходящего постепенно от горько-соленой к пресной, показывало нам близость устья значительной реки. Около 11-го числа мы вошли в нее, пробираясь ясно обозначавшимся, между песчаных банок, фарватером, глубиною от одного до шести саженей. Около южного берега находится небольшой островок, на котором расположилось несколько сивучей, бросившихся, при нашем приближении, с шумом и ревом в воду. Капитан сначала хотёл пристать к этому островку для взятия полуденной высоты, но приняв в рассуждение, что для этого должны будем ждать около двух часов и через то потеряем драгоценное время для дальнейшего исследования самой реки при такой прекрасной погоде , вознамерился взять высоту дальше в самой реке. Мы отправились далее, беспрерывно меряя глубину, которую находили от трех до семи сажень и менее, над песчаным грунтом. Берега были болотистые, поросшие тростником и так топки, что мы нигде не находили возможности выйти, для взятия высоты;  наконец мы нашли несколько бревен, вместе лежащих в тростнике на северном берегу, к ним пристали и поставили артифициальный горизонт; но напрасно — ртуть беспрерывно колебалась, так что мы принуждены были покинуть наше намерение и довольствоваться определением широты реки по пройденному расстоянию и по углам от известного пункта.

Отсюда капитан приказал воротиться назад, во-первых, потому что глубина начинала очень убавляться и, во-вторых потому, что видя бесконечность этих болотистых и низменных берегов, мы не могли надеяться, в продолжение нескольких дней достигнуть конца их, что слишком изнурило бы людей; притом же мы не имели столько провизии. К пяти часам прибыли мы обратно к последнему ночлегу и расположились провести на нем другую ночь, которая была тиха и тепла. Друзей наших, Индийцев, уже мы не нашли здесь : они удалились на северный берег; заключаю это из того, что там видели их лодки и тростниковые связки, употребляемый ими вместо лодок, когда число последних недостаточно, при скорых переправах.

Здесь мы наблюдали высоту прилива в 35 минут по полуночи и нашли ее в 8 футов и 4 дюйма; а на другой день—полуденную высоту, по которой вычислили широту мыса 38° 2' 29 " N и склонение компаса 13° 59' О.

В половине первого мы оставили во второй раз этот мыс и гребли, для измерения глубины, к противолежащему мысу; там глубину нашли мы у южного берега 7, в средине 14, а к северному опять 7 сажень. Отсюда мы взяли углы и отправились к близлежащему островку, около которого бросили дрек для измерения течения и нашли, что оно доходило до трех с половиною узлов. Тут мы застрелили двух тюленей. Расположившись ночевать здесь, на другой день отправились к полуострову. Исследовав малую бухту между этим полуостровом и берегом и увидев на нем огромное стадо диких оленей, капитан, желая добыть оленины, для команды приказал высадить на берег четырёх человек лучших стрелков; сами же мы направились к перешейку, соединяющему полуостров с берегом, для выгона оленей на оставленных стрелков. Отряженным четырем человекам было приказано, до условленного сигнала, т.е. выстрела из фальконета, прятаться под скалой у самого края воды. Вышед на берег, мы соединили оба берега цепью стрелков и, подвигаясь на добычу, подали условленный сигналь. Олени, услыхав выстрел, с быстротой бросились на оконечность полуострова, где встреченные новыми выстрелами, которыми был убит один олень, оборотились назад но и тут их ожидала такая же встреча— еще один повалился, а остальные кинулись с крутого берега в воду и, переплыв малый залив, скрылись в горах. Нагрузив добычу нашу на баркас, мы отправились сначала к скверному берегу залива, а потом к мысу первого нашего ночлега. Описав на другой день малый залив, и переночевав, мы отправились обратно к нашим шлюпам куда и прибыли к вечеру 24 числа. На последнем нашем ночлеге мы едва не лишились трех наших матросов. Имея недостаток в воде, капитан отправил их в лощины между гор с анкерами для отыскания ключа или речки. Они ушли далеко, еще до заката солнца, но мы, и по захождении его, напрасно ожидали возвращения их. Капитан начал, беспокоиться, не заблудились ли они в горах, и когда совершенно стемнело, приказал зажечь лавровое дерево на вершине самой высокой горы около нашего лагеря, и через каждые пять минут, палить, из фальконетов. Но все было напрасно  ночь прошла, а люди не возвращались. Тогда отрядили всю остальную команду, кроме двух часовых, для отыскания пропавших, расставив прежде, по ближайшим горам, знаки сообщения. Еще отряд не тронулся с места, как мы увидели наших людей, спускающихся с горы к нам и тащивших каждый по анкеру воды. Они рассказывали, что долго искали ключа и, наконец, нашли его; между тем во время наливания анкеров совершенно стемнело: тогда не надеясь найти в темноте свой след и боясь заблудиться, они решились переночевать у ключа. Хотя они и слышали выстрелы, но гуль, отражаясь от высоты гор преломлялсявлощинах и доходил до слуха их то с одной, то с другой стороны, огненного же сигнала они вовсе не выдали; итак, они провели ночь холодную и сырую, без пищи и огня, подъ открытым небом.

Северный берег, этих заливов мы назвали по миссионерству, на нем лежащему, берегом Св.Рафаэля , южный же уже Испанцами назван землею Св.Павла или по-испански St. Pablo.

Описав землю и людей на ней обитающих, остается прибавить только нисколько слов о ее произведениях.

Калифорния обилует лесом, как лиственной так и хвойной породы. Пользы он не приносит потому, что испанцы употребляют его только на мелочные изделия и на стропила под кровли, крытые обыкновенно соломою или тростником и весьма редко черепицею или дранью; из лиственных замечательны: дуб, клен, бук, ясень, лавр, тополь и разные породы с цветною древесиною; из хвойных: кедр, сосна и лиственница. Все эти породы растут или в смешении одна с другою или составляют особые рощи и необозримые леса. Размеры самых деревьев огромны и могли бы доставить отличный материал для кораблестроения.

Во внутренних горах находится, по словам испанцев, медь; но рудники не разрабатываются.

Моря и реки обилуют рыбою, свойственною этим широтам Тихого Океана. Сверх того водятся в водах, омывающих берега Калифорнии, сивучи, имеющие свои логовища особенно на камнях фаралонесах, тюлени и морские бобры. В реках и озерах живут выдры и бобры.

Медведи черные и сребристо-серые; последите весьма велики и свирепы до-того, что часто нападают на людей, еще не раненные, а только встревоженные в своем логовище. Испанцы ловят их арканами, как выше описано— и для мехов, употребляемых ими вместо постели, и для мяса, которое будучи выкопчено, весьма вкусно и составляет, любимую пищу их во время переездов.

Ягуар или американский, тигр, живет, в горах; но часто спускается в долины за добычею, подходя иногда к самым жилищам, где производит жестокие опустошения в стадах овец—единственном домашнем животном туземцев. Ягуары почти единственный зверь, на который испанцы употребляют огнестрельное оружие; на все прочие — аркан; он, употребляется не только преимущественнее, потому что жители, как описано, владеют им с удивительным искусством, но и по причине недостатка в порохе и свинце, которые доставляются сухим путем из Мексики.

Шакалы, животное среднее между волком и лисицей, бродят многочисленными стаями около жилищ, и в лесах. По ночам вой их слышен за несколько миль, и в это время они так смелы, что подходят к самым жилищам и из оград похищают овец в присутствии сторожа. Во время путешествия нашего для описи северного залива, мы имели случай удостовериться в смелости их; они подходили так близко к нашим палаткам, несмотря на огонь обыкновенно разводимый в нескольких местах, что вой, ими производимый, не давал нам покоя, и мы могли избавиться от этих незваных гостей не иначе, как сделав нисколько выстрелов по направленно, откуда слышно было, завывание.

Кроме этих хищных зверей, здесь водятся олени, живущие большими стадами вместе; в низменных лесах и на холмах—кролики, куницы, муравьед и другие.

Из птиц мы видели и, некоторых из них, имели случай застрелить:

Орлов, разной величины и разных пород; всех чаще встречается белоголовый огромный орел, Живущий на высоких приморских скалах.

Коршунов, с голою шеей, которая не меньше самого коршуна. За ним, по величине, следует сова с длинными ушами, и множество других больших и малых ястребов и сов.

Кроме этих птиц, частью постоянно здесь живущих, частью прилетающих сюда, водятся здесь: журавли, аисты, траффы, бесчисленное множество мелких птиц, большею частью красивых, между которым отличаются прекрасный колибри и разнородные кулики; наконец, только в Калифорнии живет кадарнист, птица величиною и вкусом похожая на нашего рябчика, очень красивая; ее спинка и крылья коричневого цвета, грудь и брюшко серые; каждое перышко на них окраено узенькою черною каймою; головка черная, с двумя вверх торчащими перышками; хвост черный. Кадарнист живет стадами, бегает в траве весьма скоро, но за то летает тяжело и с шумом.

Его весьма легко стрелять или ловить. На ночь они поднимаются на деревья. Приметя это, мы над деревом устроили сеть, которую вдруг стянули, когда их набралось довольно-большое число. Поутру мы таким образом насчитали до ста штук пойманных кадарнистов. Они весьма скоро делаются ручными.

По прибытии нашем, мы видели здесь бесчисленное множество диких гусей и набили их столько, что не знали куда девать их. Под конец нашей стоянки, они сделались пугливы и подпускали к себе не иначе как верхом; потом и совсем улетели. Разных родов диких уток, пеликанов или бабы птицы и других пород морских птиц, здесь множество.

Наконец, все работы на шлюпах и печение сухарей были окончены; 8-го Февраля мы перебрались с берега, но только 12-го в 9 часов могли оставить порт по причине противных ветров, очень обрадованные, что кончилась скучная трёхмесячная стоянка в порте, лежащем хотя в хорошем климате, но за то безлюдном, не представляющем моряку никаких, развлечений. Непрерывное однообразие в жизни так надоело нам, что, когда кончался день, мы благодарили бога и желали лучше претерпевать бури в море и непогоду, чем оставаться здесь. И в самом деле, мы были правы; необразованные, полудикие, сонные и ленивые испанцы того края и в то время, не могли доставить нам удовлетворительную беседу, а астрономические наблюдения, ежедневная охота и верховая  езда также невообразимо нам наскучили, и мы очень обрадовались, когда снялись с якоря и вышед из порта отсалютовали испанскому флагу, долженствовавшему вскоре после нас на век спуститься в этих странах. Радость наша при отплытии еще более увеличилась, когда узнали мы, что идем на Гавайские острова.

Источник:Отечественные записки 1849, № 11.

Продолжение