Вышед из гавани вместе с «Открытием», мы взяли курс на N и увидели 8-го числа на рассвете Остров Атой. Этот остров хотя горист, но несравненно ниже прочих; северная часть его низменна, и только на южной оконечности возвышается довольно высокая конусообразная гора; хотя она гораздо ниже гор Моно-Роа и Моно-Каа, но тем не менее очень далеко видна с моря и, стоя совершенно, отдельно, служит мореплавателю хорошею опознательною точкой.

Пройдя Остров Атой, нас встретил северо-восточный пассат, который весьма замедлял наше плавание, пока мы не дошли до широты 39°, где, после довольно сильной бури, получил SW. Здесь кружилось около нас бесчисленное множество морских ласточек, обыкновенно недалеко от берега пускающихся в океан, почему мы появление их приняли признаком какого-либо острова; но как цель нашего путешествия не дозволяла нам терять время на изыскания в океане, то мы воспользовались упомянутым ветром для возможно поспешного достижения Ситхи.

8-го мая мы находились в шпроте 53°. Здесь rycтой туман разлучил нас с «Открытием», но это не помешало нам продолжать плавание, так что 12-го числа мы увидели гору Эджкумб, к которой к вечеру и подошли; но удержанные противными ветрами, не могли войти в Зунд до 14-го числа.

В этот день мы благополучно прошли средним проливом и бросили якорь прямо против крепости, которая отсалютовала военному флагу, лишь только мы вышли из-за Японского острова (так называется один из малых островов, образующих защиту гавани с моря. Мы весьма удивились, что «Открытие» еще ее прибыло, потому что оно ходило гораздо лучше нас.

Глазам нашим представился совершенно готовый и оснащенный бот на стапеле. Лейтенант Игнатьев приехал к нам на шлюпе вместе с капитаном Муравьевым и очень сожалел, что обстоятельства удерживали его в Ситхе, в то время, когда мы имели случай быть в землях, одаренных щедрою природою всеми прелестями теплых стран. Мы с нетерпением ожидали прибытия «Открытия», чтоб спустить бот и удалиться из плачевной Ситхи—истинно плачевной, по беспрерывным дождям, здесь господствовавшим. Наконец мы увидели «Открытие» 18-го числа к вечеру; оно бросило якорь у батарейного острова, в западной гавани, очень далеко от нас.

19-го числа, отслужив молебен, спустили со стапеля новопостроенный бот,' и он, как уточка, поплыл к «Открытию», став рядом с ним на якорь. Командиром его назначили лейтенанта Игнатьева и к нему отрядили: одного урядника, лекарского помощника и десять человек матросов.

Начальник колоний, капитан Муравьев, сбирался отправиться, для осмотра Кодьяка и Уналашки; для этого вооружалось компанейское судно «Головин», которым командовал мичман Храмченко. Г . Муравьев хотел остаться некоторое время на Кодьяке и, между тем отправить Храмченко к северу также для изысканий. Результат этого предприятия мне не известен.

Во время нашей стоянки, нас опять, как и в первый раз, почти ежедневно посещали колоши, которых теперь поселилось большое число около крепости, для рыбной ловли, в ожидании хода сельдей.

29-го мая, взяв одного Камчадала, здесь находившегося, и одного же агалахмюта, переводчиками, мы снялись с якоря и благополучно вышли в море. Бот, взятый «Открытием» на буксир, весьма задерживал нас, так что мы, при постоянно благополучном ветре, только 13-го июня увидели гряду Лисьих островов. Тут нас встретили туманы и противные ветры, не позволившие нам ранее 17-го числа пройти Уналашкинский Пролив. Вступив в Камчатское Море, мы до Уналашки должны были бороться со штилями и крепкими ветрами. Наконец, 21-го числа, могли мы войти в Капитанскую Гавань, бросив в третий раз якорь против селения Иллюлюк. Тотчас приехали к нам старые наши знакомые и несколько новых лиц, присланных, сюда из Ситхи. Зная приход наш, с соседних островов съехались в Уналашку множество Алеутов  и Русских, чтоб у нашего священника приобщаться, венчаться и креститься.

В последний крепкий ветер, у нас повредилась фор-стеньга и лонг-салинг у фор-марса; для починки первой и перемены другого, спустили ее вниз; это задержало нас до 27 числа.

Отправляясь отсюда к северу, где нас ожигали и ненастная погода, и холода, и разные труды, и где; трем офицерам было слишком, тяжело — с «Открытия» откомандировали к нам лейтенанта Зеленаго, и когда он перебрался, мы вместе с «Открытием» вышли упомянутого числа из гавани, взяв разные с ним курсы, потому что перед выходом наш капитан получил от командира экспедиции следующее предписание. «По выходе из гавани взять курс к виденному каким-то промышленником острову Преображения, определить, или удостоверится в существовании его; потом отправиться к Острову Андерсону,- поставленному на карту капитаном Куком, но после его никем не найденным. Описать острова Св. Матфея и Лаврентия, и, наконец, стараясь достигнуть Ледовитого Моря к 7-му июля, идти вдоль азиатского берега до возможной высоты, отыскивая проход кругом этой части Света к западу.»

Имея разные курсы с «Открытием», мы направились к WNW , а оно в сопровождении бота, определенного для описи Бристольской бухты - к Мысу Невенгаму к N0 . Вскоре мы потеряли из вида друг друга, чему способствовал поднявшийся густой туман.

1-го июля дошли мы до места, где на карте назначен был Остров Преображения, т.е. до широты 53° .48' и восточной долготы 183° 24'. Погода была довольно ясная и горизонт чист; но и с салингов, на которые я влез с трубою в руках, ничего нельзя было видеть; поэтому капитан недолго задумывался стер, остров этот с лица земли, или лучше — с лица моря.

Окончив это дело, мы продолжали путь свой к острову Св. Матфея, до которого на другой день дошли; но за густымъ туманом видели только в воздухе очерки высоких гор  его ; низменная часть его была совершенно укрыта от глаз наших. Не теряя времени в ожидании пока прочистится туман, мы направили путь к месту, где на карте находился остров Андерсон, и 3-го числа достигли этого места; но также при несовершенно ясной погоде ничего не видели похожего на остров. При всем этом мы медлили стереть его с карты и продолжали путь свой по взятому направленно к NNО. Около четырех часов пополудни, горизонт к SO совершенно очистился, и мы по этому направлению увидели высокую землю. Находясь в это время в широте 62° 56' и долготе 193" 32', мы находились от американского берега по этому направлению на расстоянии более 180 миль — слишком великом, чтоб увидеть и самую высочайшую гору на земном шаре; поэтому приняли этот берег за новое открытое или, предполагая неверности в счислении капитана Кука, за остров Андерсон. Желая более удостовериться, капитан приказал спуститься к этому берегу. Подвигаясь вперед, беспрерывно бросали лот . Эта предосторожность оказалась очень полезною, потому что глубина приметно начинала убавляться. Когда мы прошли несколько миль, вода начала изменять цвет свой и из темно-зеленой становилась желтою и мутною: ясный признак мелководья в открытом море; и действительно, глубина вдруг убавилась с восьми до четырех сажень. Видя невозможность без опасности и потери времени проникнуть к виденному берегу, мы, находясь в расстоянии 67 ½ миль от него, по приказанию капитана переменили направление и пошли прямо к Острову Св. Лаврентия. Имея противные ветры , доходившие своею силою часто до бури, мы не прежде 9-го числа подошли к западному мысу этого острова, который вскоре скрылся от нас в тумане ; после полудня, тумань прочистился, и мы увидели десять больших, байдар, идущих к нам с острова. Чтоб дать им время приблизиться, капитан приказал лечь в дрейф, и они вскоре подошли; но люди на них находившиеся, не только не хотели выйти на палубу, но даже боялись пристать к борту, пока агалахмют наш и камчадал не заговорили с ними на своих языках. Тогда началась мена, и за табак, ножи, ножницы, топоры и разные мелочи они отдавали все, что у них было, даже снимали с себя оленьи парки и камочные камлейки, называемый ими камы, обменяв все, что имели при себе, они отвалили и погребли к своему острову.

Желая освежить команду не соленою пищею, капитан приказал держать к губе, одного имени с островом, чтобы у чукочь достать оленей. На другой день, мы вошли в нее, и бросили якорь против небольшого селения оседлых чукочь.

Губа Св. Лаврентия открыта и беспокойна; она была бы вовсе неспособна к якорной стоянке, еслиб от северного берега не простиралась низменная песчаная коса, образующая маленький залив, к которому морская зыбь достигает только отражаясь от противолежащего берега; впрочем она совершенно открыта и простирается во внутрь берега более чем на 15 миль к NW . В самой глубине , по этому направлению, лежат два небольших острова, за которыми, ежели бы понадобилось кому простоять здесь продолжительное время или даже зимовать, можно найти спокойную стоянку. Берега и земля окружающее губу, большею частью высоки и гористы; эта страна не только на высотах, но и в лощинах между горами покрыта вечным снегом; только вдоль берега, на низменностях, можно видеть нечто похожее на произрастание, т. е. желтую и сухую траву, над которой изредка подымается желтый цветок; тут не видно не только дерева, но даже и мелкого кустарника; словом, здесь взорам, мореплавателя представляется печальная, угрюмая природа. Но берегу губы, в нескольких местах виднеются конусообразные юрты туземцев, которые заметя нас тотчас сели в байдары и погребли к нам. Они без приглашения и боязни пристали к борту и пошли на палубу. Их было двенадцать человек, и между ними находился старшина селения, перед нами лежащего. Приняв и одарив как можно лучше, этих чукочь, которые сами себя называли Чаучи , капитан просил старшину доставить десятка два оленей; но он уверял, что этих животных в окрестности нет, и так как они, по недостатку мха вблизи, угнаны далеко во внутрь земли, то необходимо, по крайней мере 12 дней, чтобы их пригнать. Нам нельзя было потерять так много времени, почему мы и хотели тотчас сняться с якоря и идти далее по данному назначению, но должны были отложить это намерение, по причине совершенного безветрия.

Отобедав, мы для препровождения времени и для познания домашней жизни чукочь, следуя приглашению их, поехали на берег в близлежащее селение. Оно состояло из семи кожаных юрт, совершенно подобных виденным нами в прошлом году в Зунде Коцебу и на Острове Св. Лаврентия, с тою разницею, что юрты эти во внутренности были гораздо просторнее, но также разделены на две части, из которых одна, служившая спальнею семейства, была обшита и устлана медвежьими шкурами, и—так низка, что стоять в ней нельзя, а вползши туда надо сидеть или лежать. В этом отделении вечно горит в глиняной чаше китовый жир, до того нагревающий воздух, что чукчи, вползши туда, тотчас догола раздеваются. Китовый жир составляет у них единственное топливо, ибо на азиатский берег весьма мало выкидывается плавучего леса, употребляемого ими на разные изделия, как-то: на постройку саней, байдарного набора, на юрты и оружие.

Прибыв опять на шлюп мы нашли множество байдар у борта; они приехали из других мест около губы лежащих и променивали свои лисьи меха на котлы, топоры, ножи, ножницы, иголки и табак; но табак они брали только как придачу к другим вещам, потому что они нюхают, но не курят, или лучше, как островитяне Св. Лаврентия, не едят его.

На этих байдарах приехало к нам несколько молодых женщин; из них некоторый были очень хороши собою, несмотря на то, что они накалыванием искажали свои лица: две узенькие полоски идут от волос через лоб, нос и кончаются под подбородком; другие полоски наколоты полукружием на щеках. Мужчины не имеют никаких украшений. Волосы свои они стригут на темени, оставляя кругом головы венок волос длиною в вершок; но женщины отращивают волоса и заплетают их в косы, не сзади ниспадающие, но с обоих боков, так что ушей их не видно.

Одежда чукочь , как мужчин, так и женщин , состоит из двойных оленьих парок, из штанов — у мужчин из тюленьей кожи, а у женщин—из оленьей же. Сапоги также тюленьи, у обоих полов одинаковые. Народ этот среднего роста, но широкоплеч и силен; первоначальный цвет кожи их, как это приметно у детей— белый; но от вечной копоти в юртах он делается темно-желтым, или лучше, грязным. От этого и потому, что здесь снег почти никогда совершенно не растаивает, у всех глаза красны и запухли, но вовсе слепых мы не видали. Нечистоплотность простирается до невероятности : они никогда не моются и имеют такие отвратительные привычки, что их описывать нельзя. Оружие их состоит  из деревянных луков, стрел и копий с костяными оконечностями, в которые вставлены кременные острия. Сверх этого, каждый имеет два ножа, один у пояса поменьше, а другой большой на спине; между лопатками; у некоторых мы видели винтовки. Сани их деревянные, низенькие, длинные, иногда с кибиткою, и полозья их обшиты, вместо тормозов костью или китовым усом; для езды, кочующи'е чукчи употребляют оленей, а оседлые — собак.

Относительно их религии я мог узнать только, что они веруют в существо доброе, называемое ими Кepгeуrиa ; ему приписывают они все доброе и радостное в мире , но никогда не приносят ему жертв; веруют также и в существо злое, называемое Камака. Этому они часто приносят жертвы, чтобы умилостивить его, и дабы он не ниспосылал на них несчастия. Жертвоприношения их весьма просты: позади каждой юрты врыты, стоймя, в землю, три китовых ребра; проходя мимо их они никогда не забывают прилепить к  ним намоченный табак, или, если что-нибудь едят, вынутый изо рта кусочек пищи, призывая Камаку принять дар. Они веруют в будущую жизнь и говорят, что добрые по смерти живут вместе с Кepгeyгиa , где они не имеют никакого недостатка; злых же берет  Камака и мучит их всеми возможными муками. Они полагают, что свет разрушится, и что из развалин восстанет другая земля.

О создании людей они имеют следующие понятия. Издалека приплыл кит и родил мужчину, который скитался в одиночестве, пока Кергеугиа, сжалясь над ним, не бросил с неба женщину; но как, когда и кем мир создан, они не знают.

Это—поверья прибрежных или оседлых чукчей; те ли же верования имеют кочующие, мне неизвестно.

11-го числа с рассветом, мы, при тихом NО ветре, снялись с якоря; но не успели еще пройти песчаную косу, от которой довольно далеко простирается отмель, заштилели и нас течением прибило к этой отмели. Шлюп стал на мель. Чтоб стянуться, мы только что хотели завести верьп, как задул легкий ветер от NO; мы тотчас же обрасопили реи, ветер ударил на них спереди, и шлюп задним ходом вскоре сошел без дальних хлопот с мели. Но тут ветер опять затих, и мы, для избежания повторения того ж случая, принуждены были посреди губы стать на Якорь. Вскоре после этого мы увидели большую байдару, шедшую к нам из глубины залива. Между прибывшими чукчами находился старшина, по имени Пайгдау и один крещеный туземец; этот обещался нам на другой день непременно доставить несколько оленей. Получив подарки, он отправился назад на берег; но старшине Пайгдау так понравилась наша жизнь, что он остался на шлюпе. Для команды почти необходима была свежая пища, потому что цинга опять начинала являться, и капитан положил подождать до другого дня; но вместо одного, штили задержали нас тут еще три дня. Напрасно мы ждали возвращения Ивана (так звали крещеного чукчу) , и потому, на второй день, дозволил нам опять подняться к северу. Взяв NNW курс, мы шли вдоль льда, стоявшего по-прежнему массою вдоль берега, и на рассвете 24 числа увидели на траверзе мыс Сердце-Камень, в расстоянии 37 миль. От него лед продолжался но прежнему к NO . Мы подошли к нему на расстояние 1½ миль, и тогда увидели к NW довольно-широкое пространство чистой воды. Капитан тотчас приказал войти в него; прогалина эта постепенно начала суживаться и когда мы прошли по ней миль 15, на горизонте открылся сплошной лед из огромных глыб , за которым и возвышались наподобие гор или кварцевых скал высокие террасы, занимавшие все видимое нами пространство моря к северу и северо-востоку. При таком положении льда оставалось мало надежды проникнуть высоко к северу; но чтоб исполнить данное поручение, мы продолжали подвигаться вперед до решительной невозможности. Прогалина начинала иметь направление более к N , и мы через несколько часов вошли в широкую полынью; имевшую в диаметре около 3 миль, северный край которой ограничивался высокими стоящими льдинами. Тогда мы находились в шпроте 69°51'46 " и долготе 182° 33' 22"О; глубина была 2 5 саж.; грунт ил. Склонение компаса 28° 1' 15 " О . По этой полынье плавало множество оторвавшегося льда, между которым были льдины вышиною над поверхностью в 20 и более футов. Плавучий лед покрыть был моржами, рев которых уподоблялся грому волн океана, ломающихся около скал. По обыкновению вахтенный имел всегда свое ружьё на палу6е; я стоял около борта на пушке и увидел выплывающего из  под шлюпа молодого моржа. Я прицелился, выстрелил и попал ему прямо в затылок; он опустил голову и остался недвижим на поверхности; тотчас спустили ялик, заложили под передние ласты каболочный строп и подняли его на палубу: Это была самка, судя по клыкам не более фута в длину, не старее двух или трех лет; она была длиной от головы до оконечности задних ластов 6¼, футов жир под кожей был толщиною в пол фута; мясо, когда стали его варить, было чёрное, жидкое и такое отвратительное, что и команда, жаждавшая свежей пищи, отказалась его есть. Вынув на память пулю, которая прошла в самый мозг, обрезав весь жир, который растопили для употребления вместо масла в ночники, остальное мы бросили за борт.

Ветер дул тихий от N и N0. Лед оставался в одном положении до 3-го августа, до которого и мы оставались также в одном положении, в надежде что он, каким-либо случаем очистит нам дальнейший путь; течение по лоту оказалось 2¾ узла от N0 ; глубина около льда была 23 сажени, грунт - ил. В этот день ветер от NNO начал свежеть; мы имели тогда по термометру 11½°. К полдню ветер еще усилился и, обошед к NNW, начал ломать окраины льда. К вечеру он усилился; гром ломавшегося льда был, оглушителен, огромные глыбы, напирая на стоящий еще лед, подымались из воды и с треском упадали. Тотчас поспешили мы выйти в чистое море, преследуемые огромными массами льда. Образовалась другая прогалина, прямо к SO; мы вошли в нее и, поставя возможные паруса, спешили вперед, между тем, как лед, разломавшись, напирал в нас и, наконец, сжал так, что нам некуда было идти. Положение наше становилось критическим; ветер после полуночи начал стихать и, наконец, совершенно заштилел; лед несомый течением от NN0, сжимал нас более и более, так что уже подошел к самому борту, с которого спустили, для предохранения от трения обшивки, несколько бревен с обеих сторон. Лед, нажимая на левую сторону, придвинул правую к нетронувшимся еще льдам и вскоре окружил нас со всех сторон; несчастный наш шлюп скрипел и трещал во всех составах и, наконец... его подняло на левую сторону и накренило под углом 45°. В таком положении мы пробыли почти сутки и нас неминуемо раздавило бы, если б льдины не упирались уже в стоячий лед и оттого не могли более сдвигаться. После полуночи задул сначала легкий ветер от WNW, который к утру постепенно крепчая дошел до унтер-зейля. Это послужило к нашему освобождению: массы льда, сжимавшие нас, пришли в движение и очистили нам дорогу, так что мы к вечеру благополучно высвободились из лабиринта огромных льдин, плававших около нас. Отойдя на довольно большое расстояние, капитан приказал привести в бейдевинд и держаться под одними стакселями, в ожидании благоприятнейшей погоды.

Проштурмовав целые сутки, мы опять, когда ветер стих, устремились к северу, подвигаясь туда медленно, между плавучими льдами. Густые туманы, сопровождавшие почти всегда северный ветер, господствовали теперь, часто рассыпались густым снегом, который так покрывал дек, что вахтенные матросы беспрерывно заняты были сгребанием его; температура иногда понижалась на два, на три и более градусов ниже нуля.

В таком положении находились мы до 5-го числа; в этот день мы были в широте 17° 13' и дошли до стоящих льдов, находившихся по направлению от SW к N0 . Видя невозможность проникнуть далее к северу, капитан положил воротиться к азиатскому берегу, чтоб произвести съемку той его части, которая была свободна от льда; итак в этот день следуя этому намерению, мы отошли навсегда от льдов, и при ясной погоде и легком SW ветре, лавировали к азиатскому берегу. Еще недалеко отошли мы, как я, стоя на юте, услышал за кормою рев и стук рулевых цепей. Удивленный этим шумом, я посмотрел чрез гакаборт и увидел огромного белого медведя, уцепившегося за цепи передними лапами. Отойдя тихо, я дал знать об этом капитану, который — так как мы и о причине штиля стояли почти на одном месте — приказал спустить шестерку, и поймать хищника; но он, испугавшись шума, поплыл ко льдам, так что ялик насилу мог догнать его. Из ружей не стреляли в него, боясь, что он пойдет на дно, когда будет убит, а хотели его пиками заколоть ; но это покушение было безуспешно, потому что медведь всякий раз, когда думали уже приколоть его, нырял с удивительным проворством и выходил на поверхность уже в далеком расстоянии. Утомленные такою погонею, они выстрелили в него из нескольких ружей: но попал ли в него хотя один выстрел — не известно: он нырнул и более не выходил. Ялик спешил к шлюпу, от которого находился уже довольно далеко, а переменившийся ветер начинал наносить туман; только что успели поднять ялик, как туман сгустел до того, что и ближайшие предметы нельзя было различить . При NW ветре мы держали на SW под малыми парусами, чтоб не наткнуться в тумане ; на лед, вокруг нас плававший; эта мера послужила к нашему счастью. Спустя час после наставшего тумана, боцман закричал с бака, что близко, прямо перед носовой частью судна, большая льдина; но она сквозь туман была примечена уже тогда, когда невозможно было избегнуть удара, потому что вахтенный лейтенант не успел еще прокомандовать —лево на борт и обезветрением парусов ослабить по крайней мере удар—шлюп уже наткнулся форштевнем на льдину и мачты в основаниях своих затрещали.

Тотчас поставили паруса так, чтобы ветер ударял в них спереди и, таким образом, мы успели отойти задним ходом от льдины и потом обогнуть ее с подветренной стороны. Это была не льдина, а целый отрывок ледяного поля, имевшего около полумили длины и четверть мили ширины. Миновав благополучно эту опасность, мы еще больше убавили парусов и пробыли в таком положении до другого утра; тогда туман прочистился, и мы пошли под большими парусами по прежнему направленно. Подойдя на вид азиатского берега, мы нашли все еще льды около него, по-прежнему. Плывя около льдов к S, мы, наконец, в расстоянии 50 миль от мыса Ориенталь, могли подойди к берегу на такое расстояние, что нам можно было начать опись его, к которой немедленно и приступили и до 8 часов достигли упомянутого мыса. Тут мы должны были поспешить в открытое море, потому что ветер начал час от часу крепчать и к полуночи превратился в совершенный шторм с ужаснейшими порывами. В таком положении находились мы до 9-го числа, когда он начал стихать.

К утру 11 числа, находясь по южную сторону Гвоздевых островов, мы увидели «Открытие», выходящее из Берингова пролива; тотчас и мы придержались к нему. Подойдя на довольно близкое расстояние, командир экспедиции посредством телеграфа спросил о состоянии нашей команды и требовал нашего капитана к себе. Для исполнения этого приказания мы легли в дрейф и спустили катер, потому что зыбь для мелких судов была еще слишком велика; на катере поехал капитан и свободные от вахты офицеры. Прибыв туда, первый вопрос наш был о участи бота, которого мы не видели при «Открытии»; мы узнали, что бот от самого мыса Невенгама находится в разлуке с «Открытием» ; что судно это, под командою лейтенанта Авинова (что ныне; вице-адмирал) , которому в помощь дали мичмана Галла и штурмана Коргуева, отряжено снять Бристольскую бухту, и потом, для соединения с «Открытием» , ему предписано стараться к 15 августа быть в Нортон-Зунде, куда это последнее и держало теперь курс свой.

Пробыв до вечера вместе с товарищами, мы отправились назад на наш шлюп, и только что прибыли, как уже потеряли «Открытие» из вида ; мы взяли курс к Метчигменской губе, чтоб запастись оленями, в которых надобность со дня на день увеличивалась, потому что большая часть команды нашей более и более начинала страдать цингою: три человека были очень больны и один из них вовсе безнадежен.

На другой день после полудня, мы достигли упомянутой бухты, но за противным ветром не могли войти, почему и бросили против входа ее якорь на глубине шести сажень. В это время умер матрос, о котором говорил я выше; его на другое утро похоронили, потому что умершие в цинге невероятно скоро подвержены тлению .

Лишь только мы стали на якорь, к нам приехал наш старый приятель Лейчейгу с обещанием, что через три дня будут доставлены олени; но как капитан не хотел ему верить, то он предложил самого себя в заложники и послал тотчас своего сына на берег. Этот действовал так успешно, что мы уже на другой день к вечеру получили 6 оленей, а в следующий еще 4 . За это Лейчейгу получил два чугунных котла, несколько табака, топор, бусы и другие безделицы.

Достав желаемую провизию, мы 15 числа с рассветом снялись с якоря и отправились для окончания описи острова Св. Лаврентия; мы ее начали 16 числа, с той точки, на которой в предыдущем году должны были покинуть се. Таким образом, мы описали всю северную сторону острова и 17-го приступили к описи остальной, юго-восточной; но туманы и крепкие ветры мешали нам в этом, и мы должны были оставить это намерение до 23 числа.

18-го числа мы имели весьма неприятное происшествие; переводчик агалахмютского языка давно уже имел припадки сумасшествия : он вообразил себе, что, так как он не имеет никакого дела, потому что мы не подходили к таким местам, где бы его познания потребовались—то он грешит, и потому должен умереть. За ним весьма строго присматривали; но в этот день, когда нашедший сильный шквал потребовал всей команды наверх, он улучил время, вышел на бак и с крамболы бросился за борт. Хотя это тотчас было замечено, и ялик вмиг слетел на воду, однако ж все было напрасно, и он уже не выходил на поверхность.

Беспрерывные крепкие ветры и туманы, как сказано, задержали нас до 23 числа; но тут хорошее утро позволило нам пройти описью до того места, где капитан Коцебу на «Рюрике » прервал ее ; и так, соединив эту юго-западную часть с прежде описанным нами, мы, очень верно положили весь остров на карту.

24-го числа, окончив это дело, мы пошли к острову Св. Матвея и достигли  его 28 числа. Пройдя проливом между большим и малым островами, глубиною от 10 до 6 сажен, и определив два больших камня, названных нами, по сходству, Нидельскими, а самый пролив — по имени адмирала Сарычева, мы отправились к острову Беринга, но в тумане его не видали.

Целый месяц мы боролись со стихиями, так что, когда 17-го сентября мы увидели камчатский бесплодный, голый берег — он нам показался тропической землею. Огромная, из красного камня состоящая, Кронокская сопка, первая представилась нашим взорам в расстоянии 80 миль, другие горы, гораздо низшие, нежели она, открывались только в расстоянии 35 миль, чему, конечно, был причиною наступивший мрак. Горы еще покрыты были зеленью, и вот почему они показались такими прелестными; мертвая природа в странах выше Берингова пролива утомила нас своею ужасною бесплодностью.

Наконец, после многих страданий, больные и утомленные, пошли мы 21 числа в Авачинскую губу, а 22-го в самую гавань Петра и Павла.

«Открытие» было уже десять дней здесь, а бот три недели.

Этим заключаю описание нашего путешествия, потому что обратный путь отсюда в отечество проходил по странам давно описанным и, скажу только, что обогнув мыс Горн и пройдя Атлантический океан, мы благополучно, после трехлетнего путешествия, прибыли в августе 1822 года в Кронштадт.

Источник:Отечественные записки 1849, № 12.