Сандвичевы острова (Продолжение)

Весьма удивительно, что народ, который так глубоко чтил своих богов и жрецов, чему я раньше сам не раз был свидете­лем, столь быстро примирился с уничтожением своих свя­тынь и объявлением своей веры заблуждением. Не менее примечательно и то, что население жило спокойно без со­блюдения религиозных обрядов. Однако Каремаку понимал, что такое положение долго сохраняться не может и что наро­ду необходима новая вера. Поэтому он решил, как только

представится случай, подать своим соотечественникам хоро­ший пример: приняв крещение, открыто объявить себя сто­ронником христианской религии, к которой он давно уже чувствовал склонность. В том же самом, 1819 г. остров Ваху посетил капитан Фрейсине, совершавший кругосветное пла­вание. На его корабле имелся священник, который окрестил Каремаку и его брата Боки по католическому обряду.

В это самое время в Северо-Американских Штатах орга­низовалось общество миссионеров, пожелавших отправить­ся на Сандвичевы острова для распространения христиан­ства. Они еще ничего не знали о происшедшем там ниспро­вержении идолов - обстоятельстве, которое должно было намного облегчить исполнение их намерения. Эта группа со­стояла из шести семейств. Ее сопровождали два сандвичани-на, получившие подготовку в миссионерской школе.

В апреле 1820 г. корабль с миссионерами подошел к ост­рову Ваху. Однако Рио-Рио, узнав о замысле чужеземцев, не разрешил им высадиться на берег и потребовал, чтобы они удалились. И на сей раз вмешался Каремаку. Он стал до­казывать королю, что христианская вера явится величай­шим благодеянием для его подданных, которым так или ина­че придется принять какую-нибудь религию. Тогда Рио-Рио созвал самых знатных ери и после четырнадцатидневного обсуждения приказал предоставить миссионерам участок земли с правом построить на нем церковь и проповедовать христианское вероучение. Однако пришельцев предупреди­ли: если их проповедь окажет дурное влияние на народ, им придется тотчас покинуть остров. Миссионеры приняли это условие и обосновались на Ваху, а оттуда вскоре расселились по другим островам.

Свои главные усилия прибывшие направили прежде все­го на то, чтобы обратить в христианство короля, его семью и знатнейших ери. Когда это в скором времени удалось, мис­сионеры почувствовали под ногами твердую почву и смогли с большей уверенностью приступить к осуществлению своих планов. Изучив быстро и основательно местный язык, они стали обучать сандвичан чтению и письму. Островитяне лег­ко овладели грамотой. Уже в 1822 г. на Ваху была напечатана книга на языке, который по названию здешнего главного острова принято именовать овайским [гавайским]. Эта кни­га состояла из песен духовного содержания.

Вместе с грамотностью на островах все более распростра­нялось христианство, обещая самые счастливые результаты. В отличие от Отаити здесь не прибегали для утверждения новой веры к насилию и кровопролитию. Миссионеры были протестантами. Но католик Каремаку, не задумываясь, стал исповедовать их религию, очевидно, имея весьма слабое представление о догматах, разделяющих обе церкви.

В то же время Каремаку, несмотря на все его усилия, не удалось полностью умиротворить народ. Все еще находи­лись тайные приверженцы старой веры; король так и не смог приобрести ни уважения, ни любви своих подданных. Поэтому постоянно приходилось опасаться новой вспышки мятежа. Даже под защитой укреплений, воздвигнутых на Ва­ху, Рио-Рио не чувствовал себя в полной безопасности.

Следуя совету некоторых европейцев, король решил со­вершить путешествие в Англию в надежде, что за время его отсутствия волнения улягутся. Перед отплытием он поручил своему верному Каремаку и любимой супруге отца по имени Кахуманна совместно управлять страной. В 1824 г. Рио-Рио отправился в Англию на североамериканском судне. Его со­провождали жена, брат Каремаку по имени Боки и еще не­сколько знатных подданных. Король взял с собой 25 тысяч испанских пиастров из казны, оставленной его отцом.

Вскоре после отплытия короля на острове Отуаи вспых­нул настоящий мятеж. Дело в том, что умер Тамари, бывший местный правитель, и его сын, молодой человек, воспитан­ный в Северо-Американских Штатах, где он вращался от­нюдь не в лучшем обществе, вознамерился вернуть себе власть над островом. Узнав о мятеже, Каремаку и Кахуманна тотчас отправились с войском на Отуаи.

Когда мы вошли в гавань Ганаруро, война на Отуаи еще продолжалась, но местные жители полагали, что она вскоре благополучно закончится. Во время отсутствия регентов островом Ваху управляла другая супруга Тамеамеа, Номахан-на, в помощь которой был выделен ери по имени Хинау.

На следующее утро после нашего прибытия я съехал с не­сколькими офицерами на берег, чтобы засвидетельствовать свое почтение королеве Номаханне. На пристани мы были встречены испанцем Марини, который в качестве перевод­чика проводил нас к ее величеству. По дороге мне попада­лись навстречу многие из тех, с кем я познакомился во время предыдущего здесь пребывания. Они приветствовали меня дружеским «ароа». Я не заметил, чтобы местные жители ста­ли лучше одеваться. Весь их наряд по-прежнему состоял из весьма немногих разрозненных принадлежностей европей­ского костюма. Впрочем, довольствуясь малым, они разгули­вали в таком туалете с весьма довольным видом.

Резиденция Номаханны расположена на берегу, непода­леку от крепости. Это прелестный двухэтажный домик с бал­коном, сколоченный из досок на европейский манер. Он вы­крашен масляной краской и имеет большие красивые окна.

На ступеньках дома меня встретил Хинау, губернатор Ва­ху, представший перед нами в полнейшем неглиже. На нем был лишь незастегнутый красный суконный жилет, который отнюдь не предназначался для столь необъятной фигуры; тя­желые сапоги, какие обыкновенно носят наши рыбаки, весь­ма стесняли его движения. Губернатор весьма благосклонно протянул мне руку, повторяя: «Ароа! Ароа!» Затем он повел меня на второй этаж, где все имело очень изящный и опрят­ный вид.

По всей лестнице вплоть до двери, ведущей в комнату ко­ролевы, располагались дети, взрослые и даже старые люди обоего пола. Под руководством самой Номаханны они усерд­но упражнялись здесь в чтении по букварю, также учились писать на аспидных досках. Такого рода филантропия дела­ет королеве честь. Губернатор тоже держал в руке букварь, в котором лежала изящная костяная указка. Некоторые стар­цы пришли сюда, очевидно, не столько ради учения, сколько ради того, чтобы показать хороший пример. Они держали книги вверх ногами, но делали при этом вид, будто погруже­ны в чтение.

Потешное зрелище, которое представляли собой эти ед­ва одетые ученики и ученицы, отнюдь не привело меня в торжественное настроение, в котором мне надлежало бы явиться к королеве. Но вот двери распахнулись, я вошел, и Хинау представил меня ее величеству как капитана недав­но прибывшего русского фрегата.

Комната была меблирована на европейский лад стульями, столами и зеркалами. В углу стояла громадная кровать, укра­шенная шелковыми занавесками. Пол был покрыт прекрас­ными тонкими циновками. На такой подстилке посреди ком­наты, вытянувшись во всю длину, лежала на животе Нома-ханна. Повернув голову к двери, она опиралась руками на шелковую подушку. Две молодые девушки в легких одеяниях сидели, поджав ноги, по обе стороны от королевы и отгоня­ли мух большими пучками перьев, прикрепленных к длин­ным тростниковым рукояткам.

Номаханне было не больше сорока лет. При росте в 6 фу­тов и 2 дюйма она имела в обхвате более 2 аршин. На коро­леве было голубое шелковое платье немного устаревшего европейского покроя. Ее черные как смоль волосы были за­плетены в косу и уложены вокруг круглой, как шар, головы. Плоский нос и толстые губы Номаханны, конечно, не отли­чались особой красотой, но в выражении ее лица было не­что приятное и располагающее.

Когда королева меня увидела, она отложила в сторону книгу духовных песен, которую читала до моего прихода. Переменив с помощью нескольких слуг свое лежачее поло­жение на сидячее, Номаханна протянула мне руку, дружески произнесла «ароа» и предложила сесть возле нее на стул.

Память у Номаханны оказалась лучше, чем у меня: она тотчас же узнала во мне того русского офицера, который по­сетил на острове Оваи покойного короля Тамеамеа. Дей­ствительно, я был тогда представлен королевам. Однако Но­маханна с тех пор настолько округлилась, что я ее не узнал. Королева помнила, как высоко я ценил ее покойного супру­га. Поэтому мое появление пробудило в ней воспоминания об усопшем. Когда она заговорила о смерти Тамеамеа, слезы хлынули из ее глаз.

«Народ потерял в нем отца и защитника, — произнесла Номаханна. — Что станет теперь с этими островами, извест­но одному христианскому богу».

Королева сообщила мне с явным самодовольством, что стала христианкой и посещает несколько раз в день молель­ню. Чтобы узнать, в какой мере ей знакомо христианское ве­роучение, я спросил через Марини, почему она предпочла нашу религию прежней. Номаханна ответила, что причина ей, собственно говоря, не ясна, но что миссионер Бингхем, который так чудесно умеет пала-пала (читать и писать), заве­рил ее в том, что христианская вера — самая лучшая. Кроме того, королева сказала, что европейцы и американцы, посе­щающие острова, своими познаниями далеко превосходят ее соотечественников; поскольку все эти более образован­ные люди исповедуют христианскую религию, приходится заключить, что последняя — наиболее разумная. «Однако, — добавила Номаханна, — если мы увидим, что данная вера не годится для нашего народа, мы заменим ее другой».

Отсюда видно, что и здешние миссионеры не смогли как следует разъяснить островитянам сущность христианства, ибо это святое учение в своем чистом виде вызывает глубо­чайшее преклонение даже у самых невежественных людей. В заключение королева с торжеством упомянула еще об од­ном преимуществе новой веры: раньше женщины вынужде­ны были довольствоваться собачьим мясом, а теперь могут лакомиться свининой.

Вдруг внезапно мелькнувшая мысль изменила ее голос и выражение лица. Глубоко вздохнув, Номаханна воскликну­ла: «Что сказал бы Тамеамеа, увидев происшедшие здесь пе­ремены! Нет у нас больше ни богов, ни марай - все разруше­но! При Тамеамеа все же было гораздо лучше. Нет, никогда у нас больше не будет такого короля!»

И опять слезы хлынули из ее глаз.

Обнажив свою правую руку, Номаханна показала вытату­ированную на ней латинскими буквами надпись на овайском языке: «Наш добрый король Тамеамеа скончался 8 мая 1819 года». Этот знак траура, который мы видели у многих местных жителей, нельзя снять так, как мы снимаем кусок черного крепа. Сандвичане, оплакивающие своего любимо­го монарха, носят подобный траур до самой смерти, что сви­детельствует о том, как глубоко они чтут его память. Чтобы еще убедительнее доказать всю глубину своей скорби, они в день его смерти выбили себе по переднему зубу. Вот поче­му все сандвичане говорят с присвистом. Среди них имеют­ся и такие, у которых траурные слова вытатуированы на язы­ке. В этом заставил меня убедиться Хинау: высунув язык свой, он показал мне вышеприведенную надпись. Удивитель­но, что эта болезненная операция, вызывающая обычно серьезную опухоль, не имела никаких вредных последствий.

Королева, овладев искусством письма, страстно им увле­калась. Она очень ценила в нем то, что получила возмож­ность не только разговаривать с людьми, находящимися ря­дом, но и нашептывать свои мысли пребывающим в отдале­нии. Номаханна обещала написать мне письмо, с тем чтобы, как она сказала, я мог доказать всем в России, что она знако­ма с этой премудростью.

Наш разговор был прерван стуком колес и громкими го­лосами. Я выглянул в окно и увидел небольшие дрожки, в ко­торые впряглось множество юношей крепкого телосложе­ния, находящихся в отличном настроении. Я спросил у Ма-рини, что это означает, и услышал в ответ, что королева поедет в церковь. Вскоре вошел слуга и доложил, что экипаж подан. Номаханна любезно предложила мне поехать вместе с ней. Я с благодарностью принял это приглашение, опаса­ясь, что мой отказ может ее обидеть, хотя предвидел, сколь комично мы будем выглядеть с нею в дрожках.

Номаханна надела белую коленкоровую шляпу, украшен­ную искусственными китайскими цветами, взяла в руки боль­шой китайский веер и натянула на ноги пару грубых матрос­ских сапог. Затем мы отправились в путь. Когда мы спуска­лись по лестнице, королева знаком дала понять, что занятия окончены. Мне показалось, что ученики, в особенности по­жилые, весьма обрадовались этому известию.

Внизу у двери толпились любопытные, которые желали насладиться созерцанием того, как королева поедет вместе с русским офицером. Молодые люди, стоявшие перед экипа­жем, гоготали от удовольствия и ждали только приказания, чтобы тронуться с места. Однако прошло некоторое время, прежде чем мы разместились в дрожках. Дело в том, что по­следние оказались слишком узкими, а моя спутница — слиш­ком широкой, так что мне пришлось усесться на самом краю сиденья. Находясь в таком положении, я легко мог потерять во время езды равновесие. Чтобы избежать подобной беды, королева крепко обхватила меня своею могучей толстой ру­кой. Эта поза, равно как и разительный контраст между нашими фигурами, являла, несомненно, весьма забавное зрелище.

Когда мы наконец устроились в дрожках, губернатор Хи­нау, присоединивший к своему описанному выше наряду лишь круглую шляпу, взгромоздился на тощую неоседланную лошадь и подал знак к отправлению. Молодые люди пус­тились сразу в галоп, ввиду чего королеве действительно пришлось приложить усилия, чтобы не потерять меня по до­роге. Наш торжественный поезд возглавлял Хинау. Со всех сторон сбегался народ, радостно крича: «Ароа маитаи!» Ко­личество людей в нашей упряжке все увеличивалось. Много островитян бежало также позади экипажа, оспаривая друг у друга право его подталкивать. Проследовав таким манером через весь Ганаруро, мы примерно через четверть часа бла­гополучно подъехали к церкви, расположенной на унылой равнине и напоминающей как по своему внешнему виду, так и по внутреннему устройству описанную выше таитянскую церковь.

В церкви собралось весьма мало народу. Представитель­ницами прекрасного пола были Номаханна и еще одна ста­рая женщина. Кроме женщин присутствовали Хинау, я и еще несколько мужчин. В церковь не вошли даже те, кто нас сюда доставил. Было очевидно, что влияние миссионеров на Ваху отнюдь не так велико, как на Отаити, и что здешний народ пока еще не загоняют палками в молельню.

Вряд ли миссионеры сумеют поработить умы местных жителей в той же мере, как это удалось им на Отаити, куда редко попадают иностранцы. Присутствие последних от­нюдь не способствует миссионерской деятельности. Между тем сандвичане находятся в постоянном общении с чужезем­цами, которых приводит на острова либо необходимость по­полнить запасы продовольствия, либо просто страсть к на­живе. При совершении торговых сделок иностранцы обыч­но позволяют себе всякого рода надувательства, а потому вовсе не заинтересованы в распространении среди острови­тян христианских идей. Более того, они оказывают на мест­ных жителей развращающее влияние. Чужеземные матросы, за редкими исключениями, весьма грубы и невежественны, причем передают свои пороки сандвичанам. Провинившие­ся моряки, опасаясь наказания, дезертируют со своих судов и обосновываются на островах. При Тамеамеа это было строго запрещено, но теперь допускается из чувства христи­анского милосердия. Для беглых матросов нет ничего свято­го, ибо они все равно уже нарушили заповеди Всевышнего. Поэтому они позволяют себе издеваться над учением мисси­онеров, которые и сами достаточно компрометируют себя различными нелепыми правилами и предписаниями.

Господин Бингхем произнес на овайском языке пропо­ведь, которая, возможно, отличалась большими достоинст­вами, но была, по существу, обращена к пустым скамьям: умы немногих присутствующих в церкви были явно заняты дру­гими вещами, а я ничего не понял.

По окончании проповеди мы отправились в дрожках в об­ратный путь. Проводив королеву, я вскоре откланялся, при­чем получил от нее заверение, что нас в изобилии снабдят свежей провизией. По моей просьбе королева приказала от­вести для наших астрономических наблюдений домик, рас­положенный вблизи от ее резиденции. Наш астроном Прейс перебрался туда уже на следующий день.

Наше появление произвело большую сенсацию, ибо ино­странные военные суда весьма редко посещают этот остров. Прибытие же русского корабля вызвало кроме любопытства значительные опасения. Дело в том, что сумасшедший док­тор Шеффер в 1816 г. без ведома нашего правительства под­бил обитателей Отуаи к мятежу против Тамеамеа, намерева­ясь присоединить этот остров к России. Хотя его безрассуд­ный поступок был весьма строго осужден императором Александром, сандвичане до сих пор опасаются повторения подобных происков. А тут еще англичане стали распростра­нять даже в печати вздорные слухи о том, будто Россия наме­ревается захватить Сандвичевы острова и что Рио-Рио от­правился в Англию просить защиты против русских.

Судя по покровительственному тону, уже давно усвоенно­му Англией в отношении этих островов, можно предполо­жить обратное: что она сама вынашивает такие тайные пла­ны и, возможно, ждет только удобного случая, чтобы их осу­ществить. Впрочем, англичане делают вид, будто признают суверенитет правителей Сандвичевых островов, а англий­ский король в своем послании назвал Тамеамеа «вашим вели­чеством». Высказывая свои подозрения, я далек от того, что­бы выдавать их за достоверные факты.

Страх перед русскими возрос еще потому, что получен­ная здесь незадолго до нашего прибытия мексиканская газе­та повторила старые английские бредни. Однако это недове­рие быстро исчезло. Сделанные мной дружественные заве­рения, а также отменное поведение всего экипажа, столь выгодно отличавшееся от повадок моряков других находив­шихся здесь судов, вскоре обеспечили нам любовь и доверие островитян. К чести членов моего экипажа, я должен заме­тить, что в течение всего нашего здесь пребывания они ни разу не дали мне повода быть недовольным их поступками, хотя матросы торговых судов и иностранные поселенцы по­казывали пример распущенности, который мог оказаться весьма заразительным.

По воскресеньям большая часть команды увольнялась на берег, что было широко известно в Ганаруро. Поэтому в воскресные дни на берегу собиралось множество вахуан-цев, дожидавшихся прибытия шлюпки с нашего корабля, чтобы встретить своих друзей. Было приятно видеть, как наши матросы, едва высадившись на берег, уходили рука об ру­ку с островитянами.

Источник: Коцебу О. Е. Новое путешествие вокруг света в 1823—1826 гг.  М. «Наука», 1981 г.