Дневные записки о плавании военного транспорта Кроткого
в 1825, 1826 и 1827 годах, под командою капитан-лейтенанта (что ныне капитан
2-го ранга) Врангеля 1-го. Отрывки из рукописи. Часть 4.
Чрез час, или менее, пронесли чрез западные холмы
бухты к песчаному берегу, большую свинью, покрытую зелеными листьями;
множество островитян, между коими и Отомого,
следовали за нею, держа в руках пальмовые и другие ветви; почти в тоже время приплыло к судну до 30
женщин: они пели песни на воде и чрез 4 часа возвратились на берег. Тогояпу прислал сказать нам, что
подарок готов, и просил послать за ним гребное судно (*). Я велел назначить на
четверку четырех надежнейших людей, вооружить их заряженными; ружьями и
патронами, а Мичману Дейбнеру, которого я знал, как весьма исправного офицера, поручил ехать на четверке к песчаному отмелому берегу, положить дрехт в 72 кабельтова от оного, сдаваться на дрехтове, не
приближаясь' к берегу менее 30 сажен, отнюдь
никому не выходить из лодки, и
переговорив с Тогояпу, принять
свинью и его самого провести на Кроткий;
если же поведение островитян и жреца покажется ему сколько нибудь
подозрительно, то немедленно бы возвратился к борту; касательно ружей, я приказал иметь их в совершенной
готовности, но употреблять не иначе как для обороны. Англичанин Джемс Редон дан
Г. Дейбнеру для переводу языка.
Г. Дейбнер отвалил от борта в 11½ часов. Штурманский помощник, вахтенный лейтенант и я, смотрели в трубы, и могли видеть,
что дрехт положен, как следовало, свинью притащили, и она погружена
островитянами в четверку, а Тогояпу в
своем суконном сюртуке побрел по воде к нашей лодки: в сие время я отвел глаз от
трубы, но не прошло 7½ минуты, как штурманский помощник вскричал: „Наших бьют."
Тотчас велел я лейтенанту Лаврову ехать на баркасе с вооруженными людьми в
защиту четверке и чрез две минуты баркас с 13 человеками отвалил: по приближении
оного к берегу, островитяне стали в него стрелять; тогда г. Лавров, подошед на 60
сажен к берегу, велел и своим людям палить в диких, надеясь их разогнать, но к величайшему нашему удивлению, дикие,
засевшие в кустах и за камнями, открыли жестокую стрельбу по баркасу, и убили одного матроса пулею в грудь,
Тогда г. Лавров имел благоразумие возвратиться к борту (переняв однако ж с
воды матроса Зонова и англичанина Джемса Редона, приплывших с четверки);
тотчас велено людям выйти, подтянули шпрынг и поворотясь лагом против песчаного
берега, стали палить картечами в толпу людей, число коих в сие время можно было
полагать до 400. Хотя картечи наши худо долетали, но островитяне разбежались, чем доставили время матросу Лысухину
броситься в воду и плыть к судну. Лейтенант Матюшкин, видя это, поехал на шестерке,
Лысухину на встречу; дикари стреляли беспрерывно в наших, но к счастию,
шестерка возвратилась благополучно, переняв Лысухина полумертвого: он имел 16
ран по голове и телу, и в спине у него торчал отломок весьма крепкого деревянного
копья, коего кусок с 5 дюймов вырезали из самого тела. Когда старанием доктора,
Лысухин опамятовался, то рассказал нам, что г. Дейбнер и матросы Некрасов и
Тимофеев в его глазах убиты и утащены в лес.
Между тем островитяне рассыпались по холмам около
бухты, за мысками и выдавшимися камнями, принимая такое положение, которое прикрывало бы их от наших
пуль, и откуда им удобно было по нас стрелять. Мушкатонные картечи, винтовочные
и ружейные пули ложились около нашего судна, попадали в рангоут, такелаж,
паруса и в корпус самого брига, но к счастию нашему, ни одного человека не
ранили, чему конечно способствовали весьма высокие борты и коечные сетки «Кроткого».
Мы старались им вредить ядрами, картечами и пулями, где и как только могли,
в намерении постращать и тем удержать их от какого-либо решительного нападения,
которого опасаться я имел следующие причины. Баркас и шестерка находились на
воде; они были необходимы для общего нашего
спасения, ибо по узкости выхода, одни лишь завозы могли нас вывести в море;
островитянам было не трудно отнять у нас гребные суда и еще того легче перерезать
кабельтовы и перлини завозов. Дикари старались еще за несколько дней выведать у
наших офицеров и людей, долго ли
мы простоим здесь; Тогояпу неоднократно
упрашивал меня пробыть здесь еще несколько
дней. По множеству собравшегося на берегу народа, должно было думать, что соседние долины соединились с этою, и что вероятно приплывут военные
лодки из портов Анны Марии и Контрольного, где, по словам Джемса,
народ вооружен огнестрельным оружием еще превосходнее, нежели здесь. Вот
главные обстоятельства, возбудившие в
нас подозрение, что Тогояпу дни
за три уже вознамерился овладеть нашим транспортом; к такому поступку вероятно
побуждался он необдуманными и ложными рассказами англичанина Джемса, будто мы
принадлежим к одной нации с тою командою корабля, которая за 9 месяцев ограбила
жителей порта Анны Maрии. Сие общее наше мнение кажется более, нежели
правдоподобно, когда вспомню замешательство Джемса при расспросах моих касательно
сего предмета, и когда соображаю время, в которое мы заметили мгновенную
перемену в поведении жителей, бывших к нам ласковыми, но сделавшихся за
несколько уже дней наглыми, как выше упомянуто. Также слова одного
Буенос-Айреского индейца(**) жившего на сем острове несколько уже лет, и
находившегося на «Кротком», подкрепили меня в моих опасениях.
В этот критический час, все оные обстоятельства
представились моим мыслям. По скорости, с которою должно было действовать, я не
мог собирать советов или требовать мнения от гг. офицеров, и потому приказал я
лейтенанту Лаврову, расставив по борту шесть стрелков с ружьями, обратить всех
прочих от пушек к канату; поднять сперва плехт и подтянуться к даглисту. Сие
исполнено с примерною расторопностью. Гг. офицеры и нижние чины без изъятия, по
собственной охоте, заступили места канониров, и действие нашей артиллерии не
прекращалось; между тем, как служители снимались с фертоинга, г. Лавров успевал
наводить пушки и надсматривать за работою. Я старался наблюдать за движениями
островитян, которые непристанно по нас стреляли. В 1¾ часа имели уже даглист
под носом, тогда с тремя перлинями положен верп (без томбуя, дабы островитяне
не могли заметить его места в воде) на баркас; штурман Козьмин послан с полным
числом гребцов и четырьмя стрелками для завозу верпа к середине пролива.
Островитяне тотчас собрались за мысками и под прикрытием больших каменьев, не страшась
наших картечь, стреляли в баркас; но к великому нашему счастию, не причинили
нам никакого вреда, хотя пули перелетали через баркас и ложились возле оного.
Исполнив удачно сие важное дело, мы немедлили поднять даглист и тянуться к
завозу; а когда вышли из опасности от ружейных пуль, или лучше сказать, когда
оба мыска совершенно открылись нашим картечам, скоро разогнавшим островитян, -
тогда подул легкий попутный ветерок; мы тотчас поставили паруса; оба гребные судна
взяли на буксир, и отрубив перлин на 31½ саженях, пошли мы из выхода.
Островитяне подняли в сие время ужасный крик и в движениях их заметно было
большое смятение: иные спускались через холмы к морскому берегу, другие
взбирались на высокие скалы, откуда надеялись еще повредить нам; а некоторые
бежали к стороне порта Анны Mapии. К радости сих извергов, переменился попутный нам ветер
в противный, зыбью прибивало нас к западным отвесным утесам, в 75 саженях от нас отстоявшим: тотчас
отдан якорь в воду, что и спасло нас от неминуемой гибели. Между тем уже стало
темнеть; мы нисколько не могли медлить, и не давая отдыха людям, положили
стоп-анкер с тремя кабельтовыми на баркас; штурман Козьмин сделал еще завоз к
морю; тогда поднят якорь, и мы оттянувшись от выходивших из под кормы нашей
бурунов, подняли стоп-анкер; тихий попутный ветр вывел нас в море.
По морскому берегу зажигались огни, переходившие от
порта Чичагова к Анне Mapии, как бы условленные сигналы, целью коих вероятно были
соединение жителей обеих бухт и общее на нас нападение.
Во весь день сделано с нашей стороны по островитянам
70 выстрелов из коронад ядрами; 46 картечами, 14 древгавлями, 70 из мушкатонов
картечью и 764 из ружей пулями; Число убитых на стороне диких определить нам не
возможно, потому что ядра и картечи всего более вредили в кустах и вообще в
закрытых от нашего зрения местах; наши ружья действовали слабее островитянских.
Спасением свойм сколько мы обязаны счастию, столько ж усердию и сметливости офицеров
и неутомимой расторопности всех чинов и служителей.
Кудесник Кеотете
остался таким образом у нас; он советовал нам высадить его на берег, и
уверял, что хотя принадлежит к порту Анны
Mapии, однако ж за него нам возвратили бы нашу четверку и
дали бы много свежей провизии. На вопрос, возвратят ли нам тела убитых? Он отвечал
отрицательно, прибавляя, что и черепа их не отдадут. Также остались у нас оба англичанина
и индеец Педро.
Прикрепив надежно баркас на бакштове и взяв на ночь
по два рифа в марселях, наконец после 10 часовой трудной, безостановочной
работы, дали людям обедать. Мы держали к югу, дабы назавтра подойти к
подветренной стороне Нукагивы, где на меньшем волнении удобнее бы можно было
поднять баркас.
Примечания.
(*) Должно Заметить, что по неимению у здешних жителей
порядочных лодок, мы всегда возили на наших гребных судах, как жреца, так и
короля.
(**) По имени Педро,
который служил у Адмирала Кокрена застрельщиком, потом бывал на китоловных
судах, и наконец остался добровольно на Нукагиве, где он уже 3 года живет,
занимаясь исправлением ружей островитян. Педро бывал нам весьма полезен и
заслужил от нас благодарность
Источник: Северный архив 1828г., ч. 36, стр. 42-106
1 2 3 4 5 6 7
Источник: http://russvostok.ucoz.ru/ |