РУССКИЕ НА ВОСТОЧНОМ ОКЕАНЕ: кругосветные и полукругосветные плавания россиян
Каталог статей
Меню сайта

Категории раздела

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Форма входа

Друзья сайта

Приветствую Вас, Гость · RSS 29.03.2024, 16:07

Главная » Статьи » 1819-1822 "Открытие" Васильев М.Н. и "Благонамерен » ГИЛЛЬСЕН КАРЛ "ПУТЕШЕСТВИЕ НА ШЛЮПЕ «БЛАГОНАМЕРЕННЫЙ».

ГИЛЛЬСЕН КАРЛ "ПУТЕШЕСТВИЕ НА ШЛЮПЕ «БЛАГОНАМЕРЕННЫЙ». ЧАСТЬ 1.
ГИЛЛЬСЕН КАРЛ "ПУТЕШЕСТВИЕ НА ШЛЮПЕ «БЛАГОНАМЕРЕННЫЙ» ДЛЯ ИССЛЕДОВАНИЯ БЕРЕГОВ АЗИИ И АМЕРИКИ ЗА БЕРЕНГОВЫМ ПРОЛИВОМ С 1819 ПО 1822 ГОД.
 
Это путешествие, ни кем еще неописанное, ни в целом, ни отрывками, хотя уже за 27 лет перед сим совершенное, как по цели своей, так и по результату, заключает в себе столько любопытного, что описание его всегда будет возбуждать живейший интерес, тем более, что после его не было совершено подобного.
 
Экспедиция, подвиги которой описываются в этой статье, состояла из двух шлюпов: «Открытие» и «Благонамеренный», под командою капитан-лейтенанта (после вице-адмирала и Флота генерал-итенданта) Михаила Николаевича Васильева, и имела назначение наследовать берега Америки, начиная от полуострова Аляски к северу доколь возможно, а азиатское только от Восточного Мыса. Экспедиция достигла возможной высоты и в два лета, проведенный ею в Ледовитом Море, преодолев препятствия почти непреодолимые, решила вопрос о возможности с этой стороны проникнуть выше к северу до того пункта, до которого проникли ее суда.
 
Автор, г. Гилльсен, избрал началом повествования своего время отплытия из Порта-Джексона, потому что места дотоле им посещенные, как то: Бразилия, мыс Доброй Надежды и Новый Южный Валлис уже слишком известны.
 
 Открытие и Благонамеренный
16-го марта 1820 года, поверив хронометры, окончив поправки в такелаже, поврежденном во время продолжительного и богатого сильными бурями плавания от мыса Доброй Надежды до Новой Голландии, и запасшись значительным количеством разной провизии — потому что отсюда мы на долгое время направляли путь свой к таким странам, где нельзя было надеяться, что-либо получить в этом роде — мы вы шли из Порта-Джексона, страны очаровательной, особенной, не имеющей ничего общего с прочими частями света, ни в царстве животном, ни в растительном.
 
По выходе из этого порта наш командир, капитан-лейтенант Шишмарев, объявил нам о полученном им от командующего шлюпом «Открытие» и всею экспедициею капитан-лейтенанта Васильева, предписание — отдельно отправиться в Новую Калифорнию для заготовления пшеницы, нужной на сухари, в которых мы начинали ощущать недостаток, потому что большая часть взятых из России — испортились; оттуда идти на Кадьяк и Уналашку для забора переводчиков североамериканских языков и алеутов с байдарами; потом стараться для соединения с «Открытием», намеревавшимся отправиться прямо в Камчатку, быть к концу июня в Зунде Коцебу.
 
Когда мы оставили Порт-Джексон, ветры нам не очень благоприятствовали и мы только к 22 числу того же месяца дошли до южной широты 30° 54' и восточной долготы 160° 29' (Долготу во всем путешествии мы считали от Гринвича), Здесь ветер переменился и сделался для нашего назначения совершенно благоприятным; капитан наш приказал, посредством телеграфа, спросить капитана Васильева, должен ли он следовать немедленно по данному назначению. Получив удовлетворительный ответ, мы старались приблизиться к «Открытию», как для прощания с товарищами, так и для того, чтоб перебросить завернутые в один пак письма к родственникам и друзьям нашим в отечестве; но старания наши были тщетны: довольно большое волнение препятствовало сблизиться на нужное для этого расстояние, и письма наши упали в море, чрез что родственники лишились радости получить известие от своих приближенных из среды неизмеримого Океана.
 
Взяв противоположный с «Открытием» курс, мы скоро, при довольно свежем ветре, удалялись друг от друга и еще до захождения солнца потеряли товарища из вида.
 
Единообразие плавания по неизмеримому водному пространству этих морей, редко прерывается встречею с мореплавателем; тем более, на рассвете 25 числа, мы были удивлены, увидев на горизонте трехмачтовое судно, в котором по приближении узнали американского китолова. Не входя с ним в ближайшие отношения, мы продолжали путь свой, и на другой день подошли к острову Норфолку. Сверив ход наших хронометров с долготою этого острова, отправились далее, не имея ни нужды, ни времени приставать к этой безлюдной земле, обросшей густым дубовым лесом, за которым часто присылают сюда из Порт-Джексона. Отсюда мы имели довольно благоприятные ветры и уже 30 марта, в долготе 173° 57' вступили в тропики; но тут ветер нас оставил и мы принуждены были бороться с маловетриями от востока, и совершенными штилями и непомерными жарами, изнурившими весь экипаж; термометр даже ночью не показывал ниже 27°. С величайшим нетерпением ожидали мы юго-восточного пассата, который, способствуя плаванию, прохлаждает воздух и тем уменьшает страдания мореходца. Но надежды и желания наши не осу­ществлялись: маловетрие и штили продолжались, изредка прерываемые шквалами и сопровождаемые сильною грозою и проливным дождем. Как ни опасны на море гроза и внезапные порывы, но мы всегда с радостью встречали этих, в других обстоятельствах неприятных, гостей. Воздух, хотя на короткое время, прохлаждался и так называемые проливные экваторные дожди доставляли нам, в привешанные ведра, свежую воду для питья. Воду эту добывали мы посред­ством растянутого тента, на котором она скоплялась и стекала в привешанные по сторонам ведра. Кроме того, мы затыкали шпигаты (Шпигат – отверстие в бортах, для стока воды с верхней палубы) и в скопившейся на палубе воде купались, или лучше сказать, раздевшись валялись в ней.

 
6-го апреля в южной широте 16° увидели мы к SO, в расстоянии не более одной мили, при совершенном штиле и ясном горизонте вдруг образовавшийся смерч. Густое черное облако все ниже и ниже спускалось к поверхности океана; из средины облака выдви­нулся длинный, толстый рукав, имевший в соединении с облаком вид воронки. Вода, бывшая под ним, вертясь колесом, стала под­ниматься к верху и, соединясь с облаком, составила одну, медленно на нас подвигающуюся и беспрестанно крутящуюся, черную массу, из которой, по временам, вылетала молния, с шумом, подобным реву разбивающихся о скалы волн океана. На шлюпе для встречи такого страшного неприятеля сделали все нужные приготовления. Крик матросов, звон колокола и барабанный бой продолжались беспрерывно, и, кроме того, через каждые две минуты стреляли из трех пушек, заряженных ядрами для усиления гула. Все это делается обыкновенно для сотрясения воздуха, отчего смерчи распадают­ся. Между тем убрали все верхние паруса, потому что подобного ро­да феномены, часто оканчиваясь ужаснейшими порывами ветра, могут у неосторожного мореходца переломать весь рангоут. Старание наше произвести сотрясение в воздухе увенчалось желанным успехом, и через четверть часа смерч с ужасным шумом рассыпался; чер­ное облако низверглось в океан и небо осталось по-прежнему ясно и безоблачно. Опасения наши насчет шквала были напрасны; вместо его подул легкий SO и мы тихо продолжали плавание наше к N0. Мы надеялись, что ветер этот примет, наконец, настоящую силу пассата, но и в этом расчет наш не оправдался: к рассвету следующего дня ветер опять совершенно затих и штили продолжа­лись до 8-го числа. Жары были еще нестерпимее прежних : днем термометр стоял на 30 и 31 градусе, а ночью понижался не более как на два или на три. В этом месте сделаны были наблюдения над температурой воды в разных глубинах и оказалось, что она на глубине 100 сажен уменьшалась только от 5 до 6 градусов, а на несколько футов от поверхности – на половину или один градус. От этого стены корабля, нагретые солнцем, а подводная часть - водою, делали воздух внутри корабля столь душным и тяжелым, что вовсе невозможно было долго находиться внизу и только под растянутым тентом мы ощущали некоторое облегчение. Жар был столь велик, что смола, которою заливаются пазы, кипела, и если бы не были взяты предосторожности, если бы мы не покрывали палубы и не завешивали бортов брезентами, беспрестанно поливаемыми водою, то шлюп надводною частью неминуемо бы потек. В эти дни около корабля во множестве показывались бониты и акулы, и мы не упускали случая ловить их на удочки, употребляя приманки для первой кусок трески, а для второй—солонину. Бонита, рыба чрезвычайной красоты, чешуя ее играет всеми радужными цветами, пока она в воде или пока жива; заснув — она теряет весь свой блеск и становится мутно-серою; длина ее редко больше одного аршина. Она первый враг летучей рыбы. Из пойманных нами акул одна была замечательна своею величиною, более 9 футов. Мясо ее имеет недурной вкус: сваренное, рассыпается в небольшие крупинки. Команда с охотою употребляла его в пищу, наскучив соленою рыбою. В воздухе парили фрегаты и фаэтоны.
 
8-го апреля, матрос, находившийся на марсе, объявил, что на горизонте к NNO видно трехмачтовое судно. Ветер был весьма слаб, на видимом судне стояли одни марсели; мы же несли все воз­можные паруса, и за всем этим только к вечеру открылся корпус судна, по конструкции которого и по оснастке мы полагали, что это шлюп «Открытие». Когда совершенно стемнело, капитан приказал за­жечь фальшфейер и засветить на бушприте и фор-марсе фонари. Ви­димый корабль тотчас отвечал тем же, и этим мы убедились в справедливости нашего предположения; но штили продолжались до 11-го числа, и мы не могли сблизиться. В ночи на 12-е число подул легкий О, и к утру мы подошли к виденному кораблю, который был действительно «Открытие». Мы не замедлили отправиться к нему на катере и узнали, что и на нем ещё более нашего терпели от штилей и маловетрия.
 
Потеряв столько времени, нам нельзя было надеяться, сохранив прежнее наше направление к Калифорнии, вовремя поспеть в Зунд-Коцебу; поэтому капитан Васильев предписал остаться, пока, с ним в соединении и потом следовать прямо в Уналашку, где забрав Алеутов с байдарами, спешить в Берингов пролив и ожидать в Зунде его прибытия.
 
Согласно этому назначению мы следовали за «Открытием», корабль этот держался по возможности к N; но частые штили, изредка прерываемые жестокими шквалами, по-прежнему нас задерживали и замедляли плавание наше до того, что мы только к 17 числу достигли восьми градусов южной шпроты.
 
В этот день мы находились впереди «Открытия», тихо подвигаясь при SO ветре; по упомянутому курсу, как вдруг с фор-салинга провозгласили, что прямо перед вами виден берег. Мы не хотели этому верить, потому что определенная при ясном горизонте по лунным расстояниям долгота, сходная с хронометрическою, не дозво­ляла предполагать неверностей в исчислении; на картах же здесь не находилось никаких островов, почему мы и предположили, что видимый берег есть одно из обыкновенных явлений, так часто обманывающих мореплавателей и происходящих от рефракции при сгущении воздуха на горизонте; но вскоре увидели мы перед собою группу низменных коралловых островов, большая часть которых была покрыта лесом, над коим кокосовые пальмы величественно поды­мали свои увенчанные вершины. Широта этой группы была 8° 4' S и долгота 178° 24' О. Принимая ее за новое открытие, мы телеграфом донесли об этом капитану Васильеву, который, соглашаясь с этим мнением, назвал их Островами Благонамеренного, по имени нашего шлюпа, с которого в первый раз их увидали. Около полдня прибли­зились мы к южной оконечности группы; она состоит из 4-х больших и 12-ти малых коралловых островов, соединенных между собою таким же подводным рифом, ясно обозначавшимся желтизною воды и буруном. При взаимном между собою положении, они образуют сферический треугольник и западная дуга, впалая, имеет по средине проход во внутрь, шириною кабельтова в полто­ра. Свойство грунта и глубину, как в проливе так и в самой лагуне, мы за недостатком времени не исследовали; и тем более не могли на это решиться, что известность эта не принесла бы ни какой существенной пользы мореходцам, потому что эти острова, как уже сказано, коралловые, имеют всегда недостаток в главной потребности, то есть, в пресной воде; и притом они лежать слишком в стороне от обыкновенных путей по этим морям; при всем том открытие и верное определение их на карте весьма важно. Известно, что такого рода острова весьма мало возвышаются над поверхностью океана и при самом ясном горизонте открываются взору не прежде, как в расстоянии 10 пли 15 миль; при па­смурной же погоде или в темные тропические ночи нет ничего легче, как наткнуться на них и подвергнуться почти неминуемой гибели. Множество подобных островов еще не открыто, потому что они вырастают со дна морского и, достигая поверхности, распространяются в ширину; поэтому все мореходцы, приближаясь к этим островам в Тихом Океане, обыкновенно по ночам ложатся в дрейф, или идут под самыми малыми парусами, но и при этой предосторожности опасность немногим уменьшается, потому что беспрерывная зыбь оке­ана всегда раздробляет корабль, севший на коралловый риф.
 
Подойдя ближе, мы увидели, что из всей группы только четыре острова поросли лесом, три или четыре покрыты зеленью, а осталь­ные желтым песком и раковинами. Селений по берегам не было, а из чащи леса подымался во многих местах дым, из чего мы заключили, что эти острова обитаемы. В этом мы вскоре удостове­рились, увидев сначала три, а потом до десяти плывущих вдоль берегов, довольно больших лодок, которые по приближении нашем направились к нам.
 острова
Не доехав кабельтова на три, они остановились и, казалось, с удивлением смотрели на нашу движущуюся громаду. Капитан приказал лечь в дрейф и спустить шестивесельный ялик, на котором поручил старшему лейтенанту Игнатьеву отправиться на встречу диким и войдя с ними в дружественные сношения, стараться привез­ти их на шлюп или, по крайней мере, приблизить, как можно более к нему. Сначала все его покушения подойти к ним, бы­ли тщетны; они на легких лодках своих всегда от него уходили; наконец он и матросы стали махать белыми платками, в знак нашего миролюбия; тогда они, оставя недоверчивость, подъехали к ялику. Лейтенант Игнатьев, для приобретения доверенности их, роздал им стеклянные бусы, оловянные кольца и маленькие зеркала; всякий одаренный изъявлял свою радость криком и рукоплесканием. Потом стали выменивать у них opyжиe, украшения и фрукты, как-то : кокосы, бананы и хлебный плод. Между тем он медленно подвигался к шлюпу и остановился с ними у самого борта. Тут он стал приглашать их взойти на палубу; но никакие убеждения не могли склонить к этому диких.
 
Из всех вещей, которые они видели, более всех понравились им матросские фуражки из толстого солдатского сукна; предлагаемые же куски железа они с презрением бросали за борт, и только когда им растолковали и показали употребление этого металла, они его тща­тельно прятали, а за ножи, ножницы и иголки, после этого, отдавали все, что у них было. Из этого обстоятельства мы заключали, что они еще не имели сообщения с Европейцами или другими народами Океании.
 
Жители этих островов большого роста, темно-каштанового цвета и очень хорошо сложены; физиономия их малайская и, следователь­но, очень неприятная. Одежда состоять только из повязки вокруг пояса, сделанной из многих разноцветных лент собственного изделия. Оружие их заключается в палицах и копьях весьма иску­сно вырезанных из какого-то темного тяжелого дерева. Всего страннее постройка их лодок. Они состоят из полукругло заостренного с обеих концов, выдолбленного дерева и к одной из открытых сторон пришитой доски, так что лодка с одной стороны выпукла, а с другой плоска ; от этой последней стороны идет от лодки футов на пять отвод, удерживающий ее в равновесии, дабы она не могла опрокинуться. На каждой из них находилось четыре человека гребцов и один, половинкою кокосового opехa, беспрестанно отливавший воду стремившуюся во внутрь лодки, чрез паз и дырья, в которые проходит пришивная нить из кокосовых волокон. Длина их простирается до 30 футов. Женщин на лодках не было.
 
Около трех часов мы пролежали в дрейфе. Все было высмотрено и выменяно у диких, а как они ни как не соглашались взойти на шлюп, то мы, подняв ялик, наполнили паруса и легли на прежний наш курс к NNO. Пройдя около трех миль, боцман вдруг закричал с бака, что мы держим прямо на камень. Тотчас положили право на борт : шлюп, имея около пяти узлов ходу, с быстротою уклонился под ветер и почти коснулся правым своим бортом мнимых камней, которые превратились, в два огромные, рядом на поверхности спящие, кашалота. От шума, произведенного ходом корабля при разрезывании волн, чудовища проснулись, брызнули из ноздрей целое облако вонючей водяной пыли, ударили исполинскими хвостами о поверхность и погрузились в бездны океана.

Кашалот
Тупоголовый кит или кашалот, обитает в жарком и умеренном поясах земного шара. Величиною обыкновенно гораздо более северного и острорылого кита. Уродливая тупая голова его занимает целую треть всего тела; мозг его составляет драгоценный и спермацет и в ней же часто находят серую амбру. Торгующие с Китаем жители Соединенных Штатов сильно преследуют их. Сначала они идут к северо-западным берегам Америки для вымена мягкой рухляди, оттуда возвращаются на Сандвичевы Острова, нагружаются сандальным деревом и оба эти предмета, дорого ценимые в Китае, отвозят в Кантон, забирают там чай и другие товары и идут на промысел кашалотов. Дополнив спермацетом груз свой, они возвращаются в отечество, или часто идут прямо во Францию, и в Англию для продажи всего этого. Отсутствие их редко бывает менее трех лет, зато и редкий возвращается из одного такого вояжа не сделавшись богачом.
 
Жары все еще с одинаковою силою продолжались. Пассат хотя и дул от настоящего своего направления, но так слабо, что не мог прохлаждать воздуха. Команда совершенно ослабела и малейшее движение около полдня производило нестерпимую головную боль. В это время можно было подумать, что весь экипаж вымер; всякий ста­рался быть как можно менее в движении, и, лежа на одном месте, ожидал с нетерпением заката солнца. Тогда палящий жар уменьшался; корабль оживлялся, и команда принималась за обед, оставлен­ный до этого времени. Жарам этим мы приписали потерю одного из лучших наших матросов. Стоя у руля, он вдруг упал па палубу, и никакие старания медика не могли его возвратить к жизни.
 
Уже 23 числа перешли мы, в долготе 171° 34', во второй раз через экватор, а 25, в день упомянутого несчастия, солнце у нас стояло в зените, отчего тела наши не бросали тени; солнечные лучи, пада­ли на наши головы вертикально. Матросы рассказывали, что они видели Кузмина (так звали умершего рулевого) за несколько часов до его смерти, на баке без фуражки, и что он с того времени жаловался на сильную головную боль. Наш штаб-лекарь г. 3аозерский утверждал, что он мог быть спасен, если бы об этом объявил заблаговременно. По этому поводу отдан был строжайший приказ—не ходить с обнаженною головою и доносить о малейшем недуге; в следствие чего, того же вечера открыли двум человекам кровь.
 
Приближаясь к северному тропику, пассат усилился и жары умень­шились; 7-гo мая мы перешли его в долготе 169° 28' О. Здесь море покрыто было каким-то пузырчатым животным, пожираемым огромными стадами бурных птиц коричневого цвета. Этих птиц мы прозвали глупарями, потому что садясь па рангоут и на сетки, они давали ловить себя среди дня просто руками. Мы очень обрадовались этим гостям, они несколько дней доставляли нам весьма приятную перемену в пище; мясо их, похожее на утиное, очень вкусно.
 
До 12-го мая однообразие плавания ни чем не нарушалось, ино­гда только являлись у корабля, особливо при быстром ходе, стада дельфинов, которые, выныривая из под носа, перегоняли шлюп и как бы валялись в пене, образуемой под скулою от сопротивления воды при стремлении корабля разрезать волны. Матросы били их острогами с блинда-рея, но могли только одного вытащить, осталь­ные срывались с нея и тотчас при виде крови были раздираемы остальными. Мясо их довольно-вкусно. В этот день мы дошли до параллели 31° 34'; к нашему капитану приехал с «Открытия» мичман Галл с бумагами; капитан немедленно отправился с ним вместе. Около 3-хъ часов пополудни капитан возвратился и шлюп «Открытие», поставив все возможные паруса, скрылся из вида, направив свой курс более к NW. С ним вместе простились мы и с обитателями теплых стран—бонитами и летучею рыбою.. Особли­во мы жалели о последней, она часто забавляла нас своим полетом и доставляла нам превосходную уху. Эта рыба величиною не более фута; подымаясь из воды для спасения от преследования бонит, она всегда следует стремлению воздуха и полету своему не может дать произвольного направления. Вообще должно полагать, что они только при ветре в состоянии держаться на воздухе, подвигаясь в нем с быстротою существующего ветра и не более как на расстоянии двух или трехсот сажен. Весьма часто, поднявшись, с на ветру и летя по направленно его, она ударялась о такелаж и падала на палубу, и только таким образом попадалась в наши руки. Часто до 30 штук ея и более упадало па шканцы.
 
Въ широте 32° оставил нас пассат и ветры сделались перемен­ные, дуя большею частью от W и п SW с неравною силою, и мы только к 18-му числу достигли широты 43°. На этом месте мы за­штилели и оставались в этом положении до 20-го числа. С рассветом, в этот день поднялся самый слабый SW, почему мы поставили все возможные паруса. Около восьми часов, вахтенный лейтенант приметил к стороне ветра небольшое туманное белое облако, которое с невероятною быстротою разстилалось по всему горизонту. Об этом страшном предзнаменовании тотчас дано было знать капитану. Зная, что у нас стояли все паруса и приметя необыкновенно-скорое понижение ртути в барометре, он приказал поспешить убором их, выходя вслед за посланным на шканцы; но он не успел еще подняться до половины трапа, как буря уже над нами разразилась с ужасною свирепостью. Рев ветра заглушал командный крик лейтенанта; 'никто не знал, что делать, и все стояли как онемелые от ужаса, глядя на бушующия стихии. К счастью нашему, тогда привязанный комплект парусов был самый старый, и они не устояли против внезапного воздушного напора; в противном случае мы неминуемо потеряли бы стеньги, а может быть и самые мачты; теперь устояла одна, в тот день вновь привязанная, бизань и бросила шлюп к ветру, отчего он так повалился па бок, что люди повисли на снастях. Между тем буря час от часа усиливалась и превратилась в ужаснейший ураган, который капитан наш назвал тифоном. Стремление воздуха было так велико, что сначала не давало подниматься волнам, срывая верхушки их. Хотя дождя не было, но чрез полчаса ни на ком из нас не осталось сухой нитки. Срываемая пена ломающихся волн, неслась по воздуху в виде густого тумана и в миг проникала до самого тела. Не было возможности смотреть на ветер; давление воздуха препятствовало свободному дыханию, и соленые капли, ударяющие в глаза с сплою, производили нестерпимую боль и воспаление. Бизань все еще держалась и шлюп, сбиваемый волнами, не мог дойти до линии бейдевинда, а оставался в перпендикуляре к направлению ветра. Волнение бросало его до того, что подветренные пушки при каждом вале погружались в воду. Крен шлюпа препятствовал всякой работе и покушения поставить фок-стаксель для уклонения его под ветер, остались безуспешны. Мачты трещали в своих основаниях, стеньги сгибались в дугу, и мы с трепетом ожидали, что и те и другие повалятся, что при таком урагане повлекло бы за собою непременную гибель нашу : но, благодаря Бога, ванты выдержали, сломившиеся грот и фор-брам - стеньги облегчили тяжесть вверху, а мы, в то же время, успели врезать отверстие в бизань, отчего в одно мгновение остались от нее только одни шкаторины. Шлюп поднялся , поставили фок-стаксель и он уклонился под ветер. Убрав по возможности висевшие в снастях брам-стеньги и реи, опять поставили штурмовую бизань, спустили фок-стаксель и легли под нею в дрейф. Почти 24-ре часа продолжался свирепый ураган и развел ужаснейшее волнение. Бедный наш шлюп стонал во всех своих составах; его так сильно бросало, что он черпал обоими бортами; (никогда ни прежде, ни после, штормуя по семи и девяти дней, мы столько не претерпели и не опасались, как в эти 24 часа; но отличное скрепление нашего шлюпа спасло нас. Бросаемый ужаснейшим волнением, и несмотря на то, что ломающиеся около борта волны часто со всею своею тяжелою массою упадали па палубу, вода в нем, против обыкновенного, прибыла, может быть, только на дюйм или на два.
 
21-го числа, к полдню, ветер начал постепенно стихать и к вечеру совершенно заштилел. Огромная зыбь продолжала качать шлюп и не давала нам приняться за необходимые исправления, к которым мы только на другой день к вечеру могли приступить. Выставив новые брам-стеньги и привязав совершенно новый комплект парусов, направили мы путь свой при ровном SW к гряде малых островов. Обыкновенный проход из Океана в Камчатское Море для кораблей, идущих в Уналашку, идет Умнакским Проливом, по средине которого стоит огромный, похожий на корабль под парусами, камень, почему его так и назвали. По этой причине и по узкости пролива, в котором течение бывает весьма сильное, равно и потому, что капитан намеревался обозреть более к западу лежащий и в исходе прошлого столетия явившийся Остров Иоанна Богослова, направились иы к проливу у Острова Амчитки.
 
27-го числа увидели мы на рассвете весь северный горизонт окраенным длинною цепью высоких, диких островов и прямо перед нами Амчитку. Около полдня подошли мы к этому острову, а к трем часам прошли благополучно пролив и вступили в Камчатское Море. Остров Амчитка ниже всей остальной Лисьей Гряды; длиною он от О к W около 1½, а шириною от N к S около ¾ мили. Он состоит из красного голого камня, на котором не видать ни малейшей зелени. На низменных берегах его тысячами лежали сивучи-тюлени и мopские коты, которые при нашем приближении с шумом и ревом бросились в воду, тесня друг друга. К северо-западу, на расстоянии шести миль от Амчитки, представляется взорам единственный, по виду своему, в мире Семисопочный Остров; он получил свое название от семи конусообразных вулканов, называемых в тех странах сопками, почти одинаковой вышины. Три из этих вулканов беспрерывно дымятся и недавно еще, по словам Алеутов на Уналашке, имели сильные извержения.
 
Со вступлением в Камчатское Море, постоянные SW ветры нас покинули и, вместо их, дули переменные, слабые, более от SO и О, которые весьма замедляли наше плавание, и мы только к 1-му июню могли подойти к Острову Иоанна Богослова.
 
Остров этот, при сильном землетрясении и извержении умнакской и уналашкинской сопок, в 1797 году, вышел из воды, поднявшись до настоящей своей высоты, т.-е. до 250 футов над поверхностью Океана. Так как он никем еще не был ближе исследован и погода стояла тихая, ясная, то капитан приказал спустить катер для отвоза туда нашего натуралиста. Управление катером поручено было лейтенанту Лазареву, а в помощь ему дан младший штурман Веденеев. Запасшись на случай тумана или встречи других непредвиденных препятствий, когда он принужден будет воротиться на шлюп и отправиться прямо к Уналашке, отстоящему от Острова Иоанна Богослова на 40 миль провизиею и водою на семь дней; взяв карту Камчатского Моря, компас, хронометр, сектант, и лаг—они в 6 часов утра отправились. К 9 часам они подошли к острову и, обогнув восточную его оконечность, скрылись за ним. В 10 часов прежний тихий SO зашел к NO и нагнал густой туман. Положение нашего катера становилось весьма неприятным; мы с своей стороны употребили все возможные средства, чтоб вывести его из этого положения, подошли ближе к острову, легли в дрейф и начали барабанить, звонить и чрез каждые десять минут палить из пушки для показания ему нашего места; но так как это средство вблизи высоких берегов весьма неточно и гул, отражаясь от них, бывает слышен с разных сторон, то капитан положил — пролежать в дрейфе до прочистки тумана и потом уже принять соответственные положению дел меры. К трем часам туман начал редеть и мы увидели наш катер, идущий прямо к нам; через час он пристал к борту.
  
 Лейтенант Лазарев донес, что они еще до тумана подошли к острову так близко, что могли бы пристать к длинной, низменной, песчанистой косе, простиравшейся от восточной оконечности почти на милю в море, если б этому не попрепятствовало несметное множество сивучей, на ней расположившихся. К этим морским чудовищам весьма опасно приближаться, когда они на берегу. Сивуч бросается на людей, когда они ему преграждают путь к воде и может ужасною своею пастью, усаженной острыми, круглыми зубами, с одного раза откусить руку, как это и случилось за несколько лет перед тем с одним уналашкинским тойоном. Видя невозможность пристать к косе, г. Лазарев пошел вдоль берега для отыскания другого удобного к тому места, но везде берега возвышались отвесно над водою и бурун не давал приблизиться к ним. При таких обстоятельствах, они принуждены были довольствоваться тем, что могли рассмотреть с катера. Остров имеет около трех миль в окружности и образует одну крутую гору из глинистой и каменистой земли, местами покрытой густым слоем застывшей лавы. На вершине находится кратер, извергающий беспрерывно черный столп дыма. Из царства прозябаемого, природа ничего здесь кроме мха не производит. Уналашкинские и умнакские Алеуты часто приходят сюда для ловли сивучей, мясо и жир которых они употребляют в пищу, кишки для камлеек, усы на украшение своих деревянных шапок, кости для стрел и вместо дров на топливо и, наконец, кожу—для обтяжки своих байдар.
 
Приметя приближающейся туман, г. Лазарев оставил бесполезные попытки пристать к острову и отправился обратно к шлюпу, который вскоре скрылся от него; по следуя взятому направлению он, по приближении, явственно мог различать направление гула от выстрелов и, держа на него, как мы видели, благополучно достиг шлюпа.
 Уналашка
Все еще продолжавшиеся тихие переменные ветры привели только третьего числа ко входу в Капитанскую Гавань па Уналашке, войти в которую мы однако не решались, потому что до Острова Амакнака нет якорного грунта, и высокие берега Уналашки заслоняют слабые ветры от NO кругом через S до NW. Капитан приказал палить из пушек, и мы часа через три увидели три большие байдары, идущие к нам из гавани, которые в соединении с нашими гребными судами, взяли шлюп на буксир и втащили его к вечеру в гавань до северной оконечности упомянутого острова Амакнака. Здесь мы стали на якорь до другого утра, в которое с хорошим N0 ветром прошли остальные семь миль до селения Иллюлюк, отсюда в расстоянии полумили бросили якорь, и в тот же день принялись за нужные исправления. Мы еще не успели стать па якорь, как уже приехали к нам управитель Компании на острове, все остальные русские промышленники, числом шесть человек, и алеутские тойоны; все они знали нашего капитана, уже два раза бывавшего здесь на бриге «Рюрике» с капитаном Коцебу.
 
Описывать остров, нравы и обычаи жителей его, считаю излишним, потому что это было бы только повторением сказанного многими путешественниками, прежде и после нас там бывшими. Окончив поверку хода хронометров и исправив такелаж к 15-му числу, мы, около полдня, при тихом SO снялись с якоря; но дойдя до оконечности Острова Амакнака, от которой во внутрь гавани простирается длинная песчаная коса, ветер начал стихать и, наконец, с закатом солнца, совершенно заштилел, так что мы принуждены были опять бросить якорь. К полуночи ветер задул от NO усиливаясь постепенно, так что он к трем часам превратился в шторм. В открытом море дул он NО, но здесь, прорываясь сквозь ущелины гор, нападал на нас с разных сторон, а иногда со многих вдруг, с такою яростью, что шлюп стало дрейфовать. Положение было не только весьма неприятное, но и опасное. Мы ,от. вышеупомянутой косы были не более как в 300-хъ саженях, песчаный грунт худо держал якорь, ослабляемый еще более беспрерывным движением шлюпа с одной стороны в другую. Вытравили канат до 50 сажень, но дрейф продолжался, тогда бросили другой якорь и выпустили от первого 100 от 50 сажень каната; тогда шлюп остановился. Коса за кормою была уже очень близка, и если б якоря не удержали, то мы неминуемо должны были бы сесть на нее, хотя и нельзя было опасаться разбития, но больших повреждений не миновать было. Между тем порывы еще усилились, канаты вытянулись как струнки и шлюп опять тронулся. Тотчас спустили барказ, положили на него третий становой якорь и завезли его на 100 сажень; взяв канат на шпиль, его вытянули вровень с другими двумя и тогда уже шлюп совершенно остановился. Для большей безопасности спустили брам-стеньги и обрасопили реи; мы от косы находились не более, как в 50 саженях и оставались в этом положении весь вечер 18 числа; тогда начало стихать и мы, подняв два якоря, остались до утра на одном, а 19 поутру снялись вовсе и вышли из гавани. Во время стоянки нашей па этом опасном месте, мы забавлялись смотря на необыкновенное множество лисиц, приходивших, особливо под вечер, на косу ловить морских репок, которыми они охотно питаются; между ними мы приметили и несколько чернобурых. Весьма легко было бы их бить с самого шлюпа из винтовок, но, во-первых, шкуры их в это время года линяют и ни к чему негодны, а во-вторых, всякое животное на островах и в море — достояние Компании.
 
Крещение АлеутовПребывание наше на Уналашке ознаменовалось многими свадьбами и крестинами. На нем около двенадцати лет не было священника и из этого можно заключить, сколько дала было нашему.
 
Вышед из гавани, мы с легким SO-м ветром взяли наш курс на остров св. Георгия, весьма верно определенный адмиралом Сарычевым, дабы по нем еще более удостовериться в ходе наших хронометров. Капитан также намеревался, если состояние погоды позволит, съездить на остров, чтоб взять там—для промысла сивучей, котиков и аар—поселенных от Компании Алеутов, чтоб хотя сколько-нибудь доставить команде свежей пищи—предмет весьма важный в этих широтах, где люди, более чем в других, подвержены цинге, развитию которой способствует солонина аары, морской птицы, величиною и телом похожей на утку, с тою разностью, что она имеет клюв острый, а не плоский; спину и крылья черные, а брюхо белое; перья и пух ее так густы, что дробь не пробивает их. Они составляют главную отрасль промысла поселенных на Остров Георгия Алеутов; их ловят сетями, растянутыми против гнезд их, в ущелинах скал, обращенных к морю. Яйца и мясо их употребляют в пищу. Оно очень вкусно, когда сжарено без кожи; с нею же сохраняет рыбий, весьма неприятный вкус.
 
20-го числа, на рассвете, мы увидали высокие голые скалы острова и вскоре подошли к нему; на так как ветер был довольно силен, то намерение наше выйти на берег мы не могли исполнить, и сравнив только ход наших хронометров с долготою острова, продолжали плавание и держали на Остров св. Лаврентия, чтоб по возможности описать его.
 
Имея тихие переменные ветры, мы медленно подвигались вперед: погода стояла—что редкость в этом море—ясная. Обитатели его, киты, играли на поверхности, и мы видели их по нескольку тысяч. Они прыгали из воды и, упадая всем телом, приводили поверхность в колебание, похожее на след, оставляемый колесами парохода. Испуская из ноздрей целые тучи водяной пыли, они сообщали воздуху нестерпимое зловоние. Здешний кит имеет острое рыло и гораздо меньше кашалота.
 
23-го числа мы имели несчастие лишится от удара нашего повара. Надеясь на другой день достигнуть Острова Св. Лаврентия, капитан приказал не бросать тело в море, желая его похоронить па берегу.
 
В пять часов утра, когда расселся туман, мы увидели берег на NNO, в расстоянии 15 миль. Это был Остров Св. Лаврентия, представившейся глазам нашим во всем величии дикой бесплодной своей природы. Довольно высокие внутренние горы покрыты и в это время года почти до подошвы снегом. Отлогости их, простирающиеся с южной стороны острова до самого берега, являют печальный вид, бесплодный, дикий, неотененный ни малейшею зеленью. Когда солнце, при косвенном своем небесном пути, поднялось от горизонта на несколько градусов, поднялся с ним и густой туман, скрывавший этот вид от наших глаз. Мы уже отчаивались в возможности дать нашему покойнику местечко отдохновения от земных трудов в недрах ее, но около десяти часов туман начал подыматься, и, образуя густые черные облака, покрыл весь небесный свод. Между тем мы приблизились к южному мысу, и когда его обогнули, нашим глазам представилось в глубине открытого залива множество юрт, из которых десять или двенадцать стояли немного поодаль, тесно одна подле другой расположенных и также вдоль берега.  
 
Последние были летние жилища обитателей острова и состояли из конусообразных палаток, обтянутых моржовыми шкурами; другие же были землянки наподобие уналашкинских, с тою только разницею, что они гораздо просторнее внутри.
 Яранга эскимосов
Подойдя к берегу на расстояние полумили, мы спустили два ялика; на один погрузили тело покойного повара и крест, на котором вырезаны были имя матроса и шлюпа, год, месяц и число его похорон; на другой сел сам капитан и двое наших офицеров. Матросы на обоих яликах и мы были вооружены. Шлюп лег в дрейф и мы отправились. Подходя к берегу мы увидели, что островитяне с детьми и женами удаляются в ближайшие горы, и только человек десять старых мужчин остались на берегу. Они были без оружия и держали в руках вяленую рыбу и моржовые клыки. Мы пристали к песчаному берегу прямо против них, и они нас дружелюбно встретили своим обычным приветствием, т.-е. поплевав в ладонь, мазали нас по лицу. Уклониться от этого приветствия, значило обидеть их и потому мы с стоическим равнодушием переносили это неприятное и противное мазание. Ознакомясь с ними немного, вынесли тело покойника и начали саженях в двухстах от берега выкапывать могилу, но эта работа шла весьма медленно, ибо земля, начиная на аршин ниже поверхности, твердо промерзла; с помощью ломов наконец углубились футов на шесть, опустили тело, зашитое за неимением досок для гроба, в конку, зарыли его и поставили крест. Дикари во все это время смотрели па нас с удивлением и, казалось, только тогда поняли в чем дело, когда им посредством знаков, переводчики Агалагмюта растолковали, что это умерший человек, который, если они не оставят его и крест в покое, выйдет и начнет их преследовать. Конечно, мы не имели права на такое средство охранять покой нашего умершего, но кратким нашим пребыванием мы верно не могли бы уничтожить все существующая у них по этому предмету суеверия.
 
Исполнив этот долг, начался у нас с жителями меновой торг; мы им предлагали разные мелочи, но они не очень охотно их брали, даже топоры и чугунные котлы; эти вещи у них менее были в цене, чем простой листовой табак. Зная название его, они беспрестанно кричали табаго, табаго; и за листок его отдавали все что у них было : моржовые зубы, оружие свое, состоящее из копий и луков с стрелами, сани и даже свои оленья парки. Они табак не курят и не нюхают, а просто едят: разжевав, они его на выплевывают а проглатывают. Между тем ушедшие в горы, увидя наше миролюбивое обращение, всею гурьбою возвратились к своим юртам. Желая видеть внутренность их жилищ, мы объявили об этом старшине, который тотчас повел нас в зимнее свое жилище, т. е. в землянку. Она имела внутри около двух квадратных сажень пространства и вход был проложен через единственное отверстие в самом верху, служащее дверью, трубою для отвода дыма и окном. Одна половина этой юрты была обита шкурами белых медведей, другая находилась за завесою от потолка или, лучше сказать, свода землянки до пола. За этим пологом все семейство, раздевшись догола, обыкновенно спит, а зимою проводить все свое время. От спертого воздуха; и вечно горящего моржового жира, жар там так велик, что мы и одной минуты не могли пробыть в этом пространстве; духота и вонь превышает всякое вероятие. Жители Острова роста малого ; лицо у них широкое, плоское, цвета грязно-желтого, как бы закопченное, с выдавшимися скулами, толстыми губами, широким носом и узкими глазами. Одежду их составляет парка из оленьих шкур с капюшоном, брюки и сапоги из тюленьей кожи. Женщины гораздо белее и красивее мужчин и одеваются точно так же, только парки длиннее мужских. Из домашних животных у них есть одни собаки камчатской породы, т. е. большие, косматые, остромордые, с стоячими острыми ушами, которых точно так же, как и в Камчатке употребляют зимою для езды. Оленей у них на острове нет, и они шкуры их выменивают у соседних Чукочь на моржовые зубы и юколу, или вяленую рыбу.
  
Пробыв часа три на берегу, мы отвалили, провожаемые криками жителей. Отъехав на несколько сажен, они начали бросать в нас камнями, но ни один не упал в наши ялики. Зная, как метко они их бросают, попадая в чаек на лету, мы заключили, что это должен быть какой-нибудь вовсе не неприятельский, но прощальный обычаи, и продолжали наше плавание, не обращая на это внимания. По прибытии на шлюп, мы подняли ялики и снялись с дрейфа, взяв курс на NО, чтоб обогнуть восточный мыс острова для дальнейшего плавания к Берингову Проливу. На другой день, то есть 25 числа, подошли мы к этому мысу и увидели невозможность отправиться к N, потому что все видимое пространство моря было покрыто густо сплотившимися льдинами, образующими бесконечное ледяное поле, на котором расположились по краям сотни тысяч* моржей; иные плавали вокруг льда и часто приближались к шлюпу. Мы покушались стрелять в них из ружей и винтовок, но безуспешно : пули па самом близком расстоянии отскакивали от толстой их кожи. Крик их, подобный реву разъяренного быка, оглушителен; одни бросались со льда в воду, другие опять, с помощью своих длинных клыков, с трудом вылезали на лед, бросаясь с яростью на тех, которые уже на льду лежали, и бывали или опрокинуты обратно в воду или сами успевали прогонять своих неприятелей.
 
Видя невозможность с этой стороны острова проникнуть к Берингову Проливу, капитан приказал поворотить и идти вдоль южного берега острова к западному его мысу. Имея благоприятный ветер, мы начали снимать остров посредством углов; продолжая это действие до южного мыса, мы, поднявшимся туманом принуждены были покинуть эту работу и продолжать плавание к упомянутому мысу; мы его обогнули и обратясь к N, тихо подвигалась вперед. 30 июня в восемь часов утра, туман. Рассеялся и мы увидели перед собой, в самом Беринговом Проливе лежащие, Гвоздевы Острова. Через час открылись мысы Восточный и Принца Валлийского. В три часа прошли мы пролив, и вступя в Ледовитое Море, взяли курс к Зунду Коцебу. Имея хороший ветер, мы к десяти часам 1-го июля подошли к устью, этого залива, но нашли его запруженным льдом. Не имея возможности в него войти, капитан приказал опять поворотить к Берингову Проливу, чтоб осмотреть его и удостовериться в существовании острова, виденного капитаном Коцебу, и названного им Островом Ратманова. Подойдя к Гвоздевым Островам, возле которых должен был находиться и Остров Ратманова, при совершенно ясной погоде, мы удостоверились, что этот остров не существует, и Коцебу был, вероятно, обманут здесь обыкновенным явлением. т.е. оптическим действием лучей света на облака, которые находятся на горизонте; что и полагал наш капитан, находившейся тогда же с ним на бриге «Рюрик». Поправив эту ошибку, мы под самыми малыми парусами лавировали назад к Зунду, встречая там большие толстые глыбы льда, сопровождаемые почти беспрестанным туманом. К вечеру 9-го числа он прояснился, и мы опять увидели вход в Зунд, все еще покрытый льдом. Ветер был весьма тих, почему мы, чтоб не быть увлеченными течением, стали на якорь на глубине двенадцати сажен. Около полуночи стал на нас напирать такой густой лед, что мы принуждены были сняться и вступить под паруса. Остальную часть ночи провели мы в частых поворотах и переменах нашего курса для избежания удара о льдины. К утру 10 числа море очистилось и мы увидели вход свободным. Не теряя времени мы вошли в бухту, но имея весьма слабый ветер, могли только к вечеру пройти до середины ее, где и стали на якорь.
 
Зунд Коцебу, от мыса Крузенштерна до северо-восточной оконечности его, простирается на 75 миль, а самая большая его ширина до 20. Глубина его от 5 до 8 сажен. Северный берег горист и высок, южный отлог и низмен. Пятьдесят шесть миль от входа, в том месте, где губа начинает суживаться, находится на самой середине островок, названный капитаном Коцебу островом Шамизо, по имени находившегося у него натуралиста и астронома. От этого острова залив опять расширяется и принимает вид круглой лагуны, восточные берега которого только синеются вдали.
 
Мы не успели стать на якорь, как уже увидели гостей на трех больших байдарах. Они безбоязненно вошли на палубу и выменяв на куньи и выдровые шкурки—топоры, чугунные котлы, ножи и иглы, тотчас отправились обратно, не продав и десятой доли своего груза. Табак они почти не брали, а требовали только больших ножей, ружей, пороха и свинца; но как эти предметы запрещено было им продавать, то они прекратили торг и отправились обратно к берегу.
 
11-го числа подул легкий W ветер. Мы снялись с якоря и вошли глубже в Зунд. Пройдя остров Шамизо, мы, желая укрыться от наружного волнения зашли за высокие его берега и бросили якорь в расстоянии полумили от острова. Скалистые берега его круто подымаются на сто и более футов; поверхность же совершенно ровно покрыта слоем чернозема, на котором растет низкая сухая трава, мох и множество морошки—единственный плод, который мы видели в этих странах. В береговых скалах его гнездилось несметное множество aap и топорков. Первая птица мною уже описана; вторая телом совершенно похожа на нее, и имеет только плоский и длинный клюв желтого и красного цвета, фигурой похожий на клюв попугая, почему его иногда и называют морским попугаем. Мясо их так же вкусно, как аар, и мы обеих бивали по нескольку сот в день. Взятые из Уналашки Алеуты, на трех своих байдарках, выезжая поутру, к вечеру возвращались с полным грузом. Они стреляли их стрелами, с пятью концами.
 
Источник: Отечественные записки 1849, №10

Продолжение
 


Источник: http://leb.nlr.ru/edoc/323130/Отечественные-записки
Категория: ГИЛЛЬСЕН КАРЛ "ПУТЕШЕСТВИЕ НА ШЛЮПЕ «БЛАГОНАМЕРЕННЫЙ». | Добавил: alex (24.05.2013)
Просмотров: 908 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Copyright MyCorp © 2024
Сделать бесплатный сайт с uCoz