РИО-ЖАНЕЙРО
1 ноября, весенним утром (так как мы находились в Южном полушарии), мы увидели мыс Фрио [Кабу-Фриу]. В тот же вечер мы ясно опознали вход в бухту Рио-Жанейро [Рио-де-Жанейро], столь приметный по горе, имеющей форму сахарной головы. Наступивший штиль лишил нас удовольствия тогда же войти в гавань, в мы были вынуждены бросить якорь у входа в бухту. Но открывшийся с корабля вид был настолько восхитителен, что мы почувствовали некоторое утешение.
Многие описывали великолепную природу Бразилии, но никто еще, пожалуй, не смог найти слов, способных передать все очарование ее дивной красоты. Только обладая самым богатым воображением, можно представить себе эти живописные ландшафты, эту пышную исполинскую растительность, которая во всем- своем многообразии, сверкая тончайшими переливами красок, щедро покрывает долины и горы вплоть до морского побережья. Освежающий ветерок, дующий с суши, доносил до нас самые упоительные благоухания; над нами кружилось множество бабочек, насекомых и птиц, встречающихся только в тропических странах. Все говорило о том, что природа предназначила этот край для беззаботного наслаждения жизнью и для счастья своих созданий. Но для негров-рабов, обреченных на тяжкий труд под плетью своих мучителей, этот рай оказался адом.
Возмутительным контрастом к прелестям чудесной природы Бразилии показался нам вид двух судов с невольниками, только что прибывших из Африки и, подобно нам, вставших здесь на якорь. Торговля людьми - позорное пятно на цивилизованных государствах, которого большинство из них уже стыдится. Но здесь она еще процветает под защитой закона и производится со всей бесчеловечностью, порожденной корыстолюбием. Как известно, суда, занятые этим постыдным торгом, переполняются настолько, что несчастные рабы ' едва могут пошевелиться. Правда, их поочередно выводят на верхнюю палубу подышать свежим воздухом. Но поскольку палуба может одновременно вместить лишь небольшую их часть, эти люди, превращенные в товар, принуждены почти все время неподвижно лежать в отравленной атмосфере трюмов, отчего неизбежно заболевают. Обычно третья часть человеческого груза погибает уже в пути, а остальные достигают места назначения в весьма плачевном состоянии. Палубы невольничьих судов, вставших рядом с нами на якорь, также были заполнены закованными в кандалы, совершенно нагими и большей частью больными неграми и негритянками. Среди них находились матери, кормившие грудью своих младенцев; даже их не пощадили бессердечные спекулянты. Какие же ужасы таили трюмы этих судов!
Наступившая темнота постепенно скрыла от наших взоров все то, что нас так восхищало и возмущало. Зато в течение всей ночи до нас доносились из города пушечные выстрелы, а порой и ружейная пальба, причем в воздух взлетало множество ракет. Это заставило нас предположить, что там отмечается какой-нибудь важный праздник или произошло великое событие. Но впоследствии мы узнали, что поводом к этим народным торжествам послужил арест трех министров, обвиненных в заговоре против императора.
На рассвете на корабль прибыл здешний лоц-директор. Это был человек уже в летах, маленький, толстый и, подобно большинству бразильцев, совершенно необразованный. Он весьма кичился своим именем - Васко да Рама - и уверял, что происходит по прямой линии от того Васко да Гамы, который первым обогнул мыс Доброй Надежды1. Помимо своих предков он больше всего на свете гордился независимостью Бразилии, словно был главной ее опорой. Подобным чувством воодушевлены здесь все классы общества; в нем, должно быть, заключена самая надежная гарантия этой независимости.
Мы снялись с якоря и использовали прилив, чтобы войти в бухту Рио-Жанейро. Хотя наш лоцман и не был так знаменит, как его великий предок, он тем не менее хорошо знал свое дело, ибо весьма умело провел нас в бухту через узкий проход. Над этим проходом, образующим канал, господствует сильный форт, который довольно надежно защищает бухту от вторжения вражеских судов. А с помощью еще более мощных батарей ее можно сделать вообще недосягаемой, так как проход настолько узок, что неприятельский корабль, пробиваясь через него, будет все время находиться под обстрелом. Мы стали на якорь вблизи города, среди множества судов различных наций, и впервые после отплытия из Англии ступили но твердую землю, пробыв в море пятьдесят два дня.
Какой бы прелестной и изумительной ни' казалась европейцу вся Бразилия, пожалуй, нигде не найти такого захватывающего зрелища, как то, которое открывается в глубине этой бухты. Пейзажи, замечательные своим неповторимым великолепием, дополняются здесь панорамой Рио-Жанейро. Этот город раскинулся амфитеатром над гаванью и снизу кажется оживленным и очень красивым. Между постройками горделиво возвышаются высокие и стройные пальмы; их тени, падая на приветливые белые домики, создают совершенно исключительный эффект.
А высоко над городом виднеются многочисленные монастыри, которые, подобно ласточкиным гнездам, прилепились к обрывистым склонам гор.
Едва мы успели убрать паруса, как к нам на борт явился российский вице-консул Кильхен, а с ним офицер, посланный бразильским правительством. Они явились для того, чтобы поздравить нас с благополучным прибытием, причем офицер одновременно ознакомил меня с постановлением своего правительства, согласно которому каждый входящий в гавань военный- корабль должен салютовать крепости двадцатью одним пушечным выстрелом. Чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что эти воинские почести оказываются бразильскому флагу, он привез нам таковой и потребовал, чтобы мы подняли его на фок-мачте во время салюта. Подобное требование, исходившее от государства, тогда еще не признанного нашим правительством, показалось мне небывалым. Но я решил его исполнить, чтобы избежать возможных осложнений, и тотчас же приказал произвести салют двадцатью одним выстрелом, на что крепость незамедлительно ответила равным числом выстрелов.
Стремясь не упустить сезон, благоприятный для плавания в районе мыса Горн, я попросил Кильхена максимально ускорить поставку продовольствия, и других необходимых припасов. Но оказалось, что на это уйдет не меньше четырех недель, и я решил использовать их для астрономических наблюдений, а также для наблюдений #ад маятником.
Кильхен предоставил мне для этих занятий удобный загородный дом, расположенный в маленькой живописной бухте Ботафого, куда я и перебрался уже на следующий день вместе с нашим астрономом Прейсом, препоручив надзор за судовыми работами моим офицерам.
Поскольку история Бразилии, возможно, известна не всем читателям и читательницам (надеюсь, что данной книгой заинтересуется и прекрасный пол!), я позволю себе предпослать рассказу о моем пребывании в этой стране нижеследующие заметки.
Большая империя в Южной Америке, названная Бразилией в честь красильного дерева, которое растет здесь в изобилии и по цвету напоминает раскаленный докрасна уголь (по-португальски Вгаза2), принадлежит к числу наиболее богатых и плодородных стран земного шара. Ее случайно открыл в 1500 г. португалец Кабрал, который был занесен ветрами к этим берегам с флотом, направляющимся в Ост-Индию.
На первых порах португальцы ничего не знали о богатствах этой страны и использовали ее в качестве места ссылки преступников. Но позднее, когда изгнанники начали выращивать сахарный тростник и были- открыты золотые и алмазные копи, Бразилия приобрела огромную цену в глазах португальского правительства. Для управления страной был прислан вице-король, получивший строгое предписание закрыть ее порты для всех иностранных судов.
Указанная мера была вызвана главным образом стремлением предотвратить контрабандный вывоз бразильских алмазов и прочих драгоценных камней в другие государства и тем самым сохранить португальскую монополию в этой важной отрасли торговли.
Долгое время эта чудесная страна изнывала под властью вице-королей. Она служила для Португалии неиссякаемым золотым дном, а сама оставалась бедной и угнетенной, с редким населением, лишенным какой бы то ни было духовной культуры. Новые перспективы открылись перед Бразилией только в 1807 г., когда властолюбивые замыслы Наполеона распространились на Португалию, вынудив королевский двор искать убежища в своей американской колонии. За королем последовало примерно 12 тысяч гражданских лиц и около 14 тысяч военных. Пребывание правительства и двора в главном городе колонии - Рио-Жанейро - оказало самое благотворное влияние на Бразилию. Порты были открыты для всех европейских судов, начался подъем торговли, промышленности и просвещения.
После того как победы Наполеона окончились его ссылкой на остров Св. Елены, король Португалии в 1821 г. вернулся в свои европейские владения. Уезжая, он передал управление Бразилией своему сыну, наследному принцу Педро, женатому на одной из австрийских принцесс. Пример только что образовавшихся республик 3 оказал могучее влияние на умы, и отъезд короля послужил сигналом к революционным волнениям. Но наследному принцу удалось их прекратить и привлечь на свою сторону сильную партию. В 1822 г. он объявил Бразилию независимой, обещал ввести конституцию а присягнул ей на верность в качестве императора Педро I. Со дня присяги император и все патриоты носят на левой в, руке зеленую кокарду, на которой начертаны слова: "1нс1ереш1еш.е ои тог1е" *. Во время коронации был учрежден орден Южного Креста, а над крепостью взвился национальный флаг. Этот флаг зеленого цвета, с желтым четырехугольником посередине, на котором изображен земной шар, осыпанный тринадцатью звездами (по числу провинций) и листьями кофе и табака как образцами продукции страны.
Во время нашего пребывания в Бразилии форма правления там поистине была "конституционной". Достаточно сослаться на такие факты, как шумный арест трех упомянутых выше министров и самовольный разгон депутатов от всех провинций, созванных как раз для того, чтобы образовать конституционное собрание. Наконец, сам император заявил, что потребует безусловного повиновения даже в том случае, если захочет, подобно Карлу XII, прислать в палату депутатов сапог в качестве своего представителя. Возможно, однако, что он вынужден был прибегать к насильственным мерам вследствие раздоров между партиями, каждая из которых преследовала свои собственные интересы и не заботилась о всеобщем благе. Вообще же император известен благородством своего характера.
Капитан одного из кораблей Российско-Американской компании, находившийся в Рио-Жанейро, рассказал мне анекдот о его человеколюбии. Два матроса с этого судна, отпущенные на берег, напились пьяными и свалились без чувств на дороге. Случилось так, что мимо проезжал император с императрицей в сопровождении нескольких слуг. Он принял пьяных матросов за больных, слез с лошади и начал собственноручно растирать им виски, чтобы привести в чувство. Когда же это не удалось, он вызвал своего лейб-медика и приказал ему доставить мнимых больных в госпиталь. Протрезвившись, они вышли оттуда на следующее утро совершенно здоровыми.
Еще один анекдот, но совсем в другом роде я услышал от венского художника, застрявшего в Рио-Жанейро. Императору захотелось быть изображенным во весь рост, и притом в натуральную величину. Художник установил свой мольберт в одном из дворцовых помещений, и император начал ему позировать. Но едва на холст легли первые мазки, как явился офицер, обязанный ежедневно докладывать о прибывших судах. Названия кораблей - фамилии капитанов тех стран, язык которых был офицеру незнаком, давались ему с большим трудом. Он читал их по бумажке, немилосердно заикаясь, а порой и вовсе невнятно. Эта необразованность настолько рассердила императора, что он схватился за палку. И только быстрота, с какой провинившийся офицер бегал вокруг мольберта, спасаясь от своего повелителя, позволила ему избежать позорного наказания.
Этот случай покажется менее странным, если учесть, на какой низкой ступени культуры находилась страна к началу правления нынешнего монарха. Пожелаем же императору Бразилии добиться подъема подвластного ему народа. От его управления будет зависеть, сможет ли эта страна, которую природа сотворила самой прекрасной и плодородной, стать также самой счастливой.
Бразильский флот, которым командовал в ту пору известный лорд Кокрэн4, состоял из одного линейного корабля, двух фрегатов, трех бригов и нескольких небольших судов. Эти морские силы были, конечно, незначительны. Но они находились в хорошем состоянии и оказались способными творить чудеса благодаря искусству и доблести своего командующего, отличившегося еще на английской службе. Незадолго до нашего прибытия в Бразилию лорд Кокрэн с одним линейным кораблем и одним фрегатом атаковал и обратил в бегство португальскую эскадру, состоявшую из двух линейных кораблей и четырех фрегатов. Он преследовал ее до гавани Лиссабона и захватил сорок купеческих кораблей, которые она конвоировала. За этот подвиг император наградил его чином генерал-адмирала и титулом маркиза де Маринион (по названию одной из провинций). До этого Кокрэн служил республике Чили и, как утверждают, среди ратных дел не забывал о своем личном обогащении. К моменту нашего прибытия еще не прошло и ,года, как он перешел на бразильскую службу. Мне очень хотелось увидеть столь знаменитого человека. Вскоре представился случай завязать с ним знакомство, и я стал часто бывать в его обществе.
Во внешности Кокрэна и во всей его манере держаться есть скорее что-то отталкивающее, чем привлекательное. Он очень неразговорчив, и потому в ходе обычной беседы трудно распознать в нем умного и знающего человека. Кокрэну пошел уже шестой десяток. Он высок и худощав, все время сутулится, имеет рыжие волосы и резкие черты лица. Его полные жизни глаза, скрытые под нависшими густыми бровями, обычно смотрят вниз и лишь изредка поднимаются для того, чтобы взглянуть на собеседника. Полнейшей противоположностью Кокрэ-ну является его супруга. Она молода, хороша собой, очень общительна и мила, причем настолько предана мужу, что не покидает его даже среди величайших опасностей. Так, она сопровождала его во всех морских сражениях, которые он дал за время службы в Южной Америке, предпочитая рисковать жизнью под пушечными ядрами, но не разлучаться с ним.
Кокрэн не раз говорил мне о своем желании вступить на русскую службу, чтобы помочь грекам победить турок. В настоящее время он добился своего, но другим путем5. Войпа, по-видимому, для него жизненная необходимость, а исполненная опасностей борьба за дело, которое он считает справедливым, доставляет ему наслаждение. Нелегко понять, как это совмещается со страстью к наживе, в чем его обвиняют.
Мое кратковременное пребывание в Бразилии протекало приятно и незаметно, в неустанных трудах, необходимых для экспедиции, и в наслаждении очаровательными окрестностями моего загородного дома. Удивительные сдвиги происходят в душевном состоянии европейца, когда он попадает в непривычные для него природные условия, если даже это случается с ним не в первый раз. Любая деталь, на которой останавливается его взор, поражает своей новизной. Деревья, цветы, насекомые, птицы, даже травы здесь- совсем не такие, как у него на родине. Его внимание возбуждается необычностью форм и оригинальностью окраски. Но особенно восхищает европейца безмерное изобилие, характерное для природы этой благодатной страны. Мириады прекраснейших бабочек и жуков, а также хорошенькие маленькие колибри вьются вокруг него в течение дня. А как только заходит солнце, появляется бесчисленное множество светлячков, более крупных и красивых, чем наши. Часть их неподвижна, другие беспорядочно кружатся в воздухе. Как чудесна создаваемая ими иллюминация!
Мне удавалось лишь изредка устраивать небольшие экскурсии, и потому я не смогу (таков уж удел моряков) рассказать сколько-нибудь подробно о внутренних районах страны. Ботафого - излюбленное место отдыха наиболее богатых и знатных жителей Рио-Жанейро; здесь расположены их загородные дома. Благодаря здоровому климату и чрезвычайной живописности Ботафого, пожалуй, самое привлекательное место в окрестностях бразильской столицы. Позади этой бухты возвышаются горы, среди которых особенно выделяется скала, напоминающая по форме гигантскую колокольню. Согласно барометрическим измерениям, произведенным нашим физиком Ленцем, ее высота достигает 1580 футов над уровнем моря. Понадобилась масса усилий, чтобы проложить дорогу до самой ее вершины, где может поместиться лишь несколько человек, но откуда открывается великолепный вид. Императору также полюбилось это место, называемое Корковадо, и он часто приезжает сюда верхом вместе с императрицей. Именно на этой дороге он и увидел пьяных русских матросов.
Из Ботафого в столицу ведет прекрасная дорога, по обеим сторонам которой нескончаемой чередой тянутся красивые виллы. Город был назван Рио-Жанейро, то есть Январская река, в результате ошибки, допущенной при открытии бухты, на берегах которой он вырос: ее первоначально приняли за устье реки и назвали в честь месяца открытия. Из бухты город кажется очень красивым, о чем я уже говорил. Но стоит в него войти, как вас неприятно поразят узкие, грязные, плохо замощенные улицы, а также полнейшая безвкусица местной архитектуры. В столице великое множество неуклюже построенных церквей и монастырей. Но главную городскую достопримечательность составляет музей, в котором хранятся богатые коллекции всевозможных диковинок и дра-гаценных камней.
Город довольно велик и насчитывает около 250 тысяч жителей. Из них, однако, две трети составляют негры, а большая часть остальных относится к мулатам, метисам и другим цветнокожим людям. На улице редко попадается белое лицо, черных же кругом так много, что можно подумать, будто находишься в Африке.
Среди негров встречается очень мало свободных людей. Большинство находится в рабстве и низведено своими хозяевами до положения вьючного скота. Поразительно, какие громадные тяжести вынуждены таскать на себе эти несчастные, и, конечно, только благодаря длительному навыку они могут переносить их на большие расстояния. Груз обычно привязывается к шесту, который несут на своих плечах два негра. В такт шагам они поют на родном языке монотонную песню, которая звучит очень печально. Когда эта песня начинает затихать, что указывает на крайнее утомление, их подбадривают ударами бича. Кроме того, им часто приходится переносить тяжело груженные корзины на голове. От этой непосильной работы не освобождаются даже женщины.
Примерно такие же песни, только более бодрые, причем тоже в ритме шага, поют негры в воскресные и праздничные дни, когда их освобождают от работы, или же тогда, когда их посылают с каким-нибудь поручением. Иногда они аккомпанируют себе на маленьком инструменте, который держат между пальцами; он состоит из нескольких гибких стальных пластинок.
Над всеми этими рабами совершен обряд крещения. Но поскольку они не знают никакого другого языка, кроме языка своей далекой родины, им едва ли смогли разъяснить основы христианского вероучения. Таким образом, рабовладельцы только делают вид, будто заботятся" о спасении душ своих рабов, а на самом деле оставляют их во мраке неведения. К этому нередко присоединяется еще отчаяние вследствие телесных страданий.
Весьма немногочисленная прослойка свободных чернокожих состоит из отпущенных на волю рабов и их потомства. В большинстве своем они занимаются ремеслами или мелкой торговлей. Случается, что белые низшего происхождения вступают в брак со свободными чернокожими. От этих браков, но чаще от внебрачных связей и рождаются мулаты, при смешении которых с черными или белыми происходят люди с самыми различными оттенками цвета кожи.
Мулаты и свободные негры образуют сословие городских обывателей, к которому принадлежит также небольшое число белых; они, как правило, в высшей степени невежественны и порочны. Внешний вид этих людей полностью соответствует их внутреннему содержанию. Забыв о своих предках, они занимаются главным образом торговлей рабами и содержат специальные лавки, где этих несчастных можно осмотреть и купить, как всякий другой товар. Ежегодно в Бразилию привозят около 20 тысяч негров. Женщины продаются в среднем за 300 пиастров, а мужчины - вдвое дороже.
Главной, а зачастую и единственной пищей негров-рабов служит густое тесто, называемое маниок. Его приготовляют из специально выращиваемого для этой цели растения тапиоки, корни которого замешивают в горячей воде6. Европейцам оно явно не по вкусу. Быть может, это кушанье и питательно, так как негры, как правило, выглядят упитанными, но я сомневаюсь, чтобы было полезно употреблять его длительное время в качестве единственного продукта питания. Возможно даже, что эта пища является причиной ужасной болезни, которой страдают здесь исключительно негры. Подобная болезнь совершенно неизвестна у них на родине. Она заключается в том, что на теле, главным образом на лице и ногах появляются большие шишкообразные волдыри, которые не прорываются и не рассасываются, а достигают таких размеров, что некоторые больные буквально теряют человеческий облик.
В заливе Рио-Жанейро, недалеко от города, на маленьком острове Дос-Фрадрес, расположен монастырь, в котором имеется госпиталь для больных негров. Этот госпиталь находится под правительственным контролем. Мне не удалось достоверно узнать, излечивают ли там упомянутую болезнь. Отец нынешнего императора часто посещал этот монастырь, пока жил в Рио-Жанейро. До сих пор показывают комнату, где он прятался при ударах грома. Дело в том, что он весьма боялся грозы и по неизвестной причине чувствовал себя в этой комнате в наибольшей безопасности.
19 ноября меня привлекли в город торжества, которые устраивались по случаю годовщины со дня коронации и основания ордена Южного Креста. Едва рассвело, как об этих счастливых событиях, происшедших год тому назад, напомнил гром пушек, доносившийся со всех укреплений, а также с судов, стоящих на рейде. Немедленно все пришло в движение: народ устремился на улицы, солдаты в парадных мундирах бросились к месту сбора своих частей; множество негров, освобожденных в этот день от работы, с любопытством взирали на происходящее.
В одиннадцать часов утра на улице, ведущей к собору, показался роскошный экипаж, запряженный восьмеркой лошадей, в котором сидели император с императрицей. 'Их эскортировала рота конных гвардейцев, выглядевших весьма импозантно в своих красивых мундирах. Далее следовало множество карет со свитой. Процессия двигалась крайне медленно, чтобы ликующий народ мог полнее насладиться этим блестящим спектаклем.
На почтительном расстоянии от церкви император с супругой вышли из экипажа и дальнейший путь проделали пешком в окружении кавалеров ордена Южного Креста. У входа в собор их встретил епископ со всем клиром и торжественно проводил к трону, установленному справа от алтаря. Император взошел на этот трон, а императрица заняла 'место в ложе, расположенной левее. После богослужения, во время которого пел хороший хор и звучала прекрасная музыка, епископ произнес длиннейшую речь. Он красноречиво описал необыкновенные достоинства императора- сравнил его с Петром Великим и в то же время дал ему множество советов, как следует управлять государством, чтобы обеспечить благоденствие своих подданных.
Сравнение бразильского императора с Петром Великим справедливо лишь в том отношении, что обоим пришлось иметь дело с- сырым материалом. Но только время покажет, сможет ли дон Педро, действуя в гораздо более благоприятных условиях, достигнуть того же, что столь блистательно удалось Петру7. Надежды на это заметно уменьшились после смерти императрицы8, успевшей много сделать для распространения наук и искусств.
По окончании церемонии в соборе император и императрица со свитой под несмолкаемый гром пушек торжественно вернулись во дворец, где выслушали поздравления придворных.
А в четыре часа дня на обширной базарной площади, где был воздвигнут похожий на храм павильон для императорской семьи, состоялся большой военный парад, в котором приняло участие 4500 человек.
Войсками, выстроенными полукругом перед этим сооружением, командовал восьмидесятилетний фельдмаршал дон Жозе де Куррадо. Я с радостью узнал в этом почтенном старце бывшего губернатора острова Св. Екатерины, так гостеприимно встретившего нас в 1803 г., когда я совершал свое первое кругосветное плавание под командованием нынешнего адмирала Крузенштерна. Мне удалось рассмотреть солдат еще до прибытия императора, и я пришел к выводу, что они в общем не так уж плохи. Но у этих достойных людей, по-видимому, было весьма смутное представление о дисциплине, так как они позволяли себе курить в строю и вообще допускали разные вольности.
У солдат была красивая и удобная форма, на фоне которой резко выделялись костюмы музыкантов. Дело о том, что командиры полков получили право одевать полковые оркестры по собственному усмотрению; вкусы у них оказались весьма несхожими, и потому получился полнейший разнобой. Преобладали азиатские костюмы.
Одни музыканты нарядились турками, другие - индусами и т. п. А в одном из полков весь костюм музыкантов состоял из множества разноцветных перьев, украшавших голову и тело, но едва прикрывавших наготу. Между прочим, эти музыканты играли хуже всех.
Но вот загремели пушки, и в отдалении показались император с императрицей, ехавшие верхом в сопровождении блестящей свиты. Солдаты побросали недокуренные сигареты, народ принялся размахивать шляпами, в руках дам, расположившихся на балконах, замельками белые платочки, все кричали: "Ура Император!" *. Великолепный кортеж приближался медленно, император блистал в нем, как Сириус на звездном небе. Его могучая фигура казалась позолоченной с ног до головы, грудь была усыпана крупными бриллиантами, а на мужественное лицо падала тень от большой, причудливо украшенной шляпы. Костюм императрицы, простой, но изысканный, состоял из черной амазонки, вышитой золотом. Когда она заняла свое место в павильоне, император объехал выстроившиеся войска и принял на себя командование, чтобы провести их церемониальным маршем перед супругой. Как только, прозвучал его громкий голос, возобновилась пальба, "турки", "индусы" и "попугаи" заиграли на своих трубах, и все это заглушили крики толпы, провозглашавшей: "Ура Император!". После того как колонны несколько раз продефилировали перед императрицей, парад закончился, и императорская семья в сопровождении придворных отправилась в театр.
Я их опередил и вошел в свою ложу раньше, чем они прибыли в театр. Последний был так переполнен, что буквально нечем было дышать. К моему удивлению, этот театр оказался не хуже большинства европейских как по архитектуре, так и по внутреннему убранству. Все ложи были заняты знатью; иначе говоря, в них сидели только белые. Я увидел там несколько женских лиц, которые отличались такой замечательной белизной, что могли бы сделать честь обитательницам Северной Европы. Нежный румянец юных щек, черные волосы и пылающие огнем черные глаза еще более увеличивали привлекательность этих восхитительных созданий. Впрочем, среди дам было немало шатенок, попадались и блондинки.
Все дамы, сидевшие в ложах, были одеты по парижской моде и притом со вкусом. Но искусство одеваться, пожалуй, единственное, что они изучают, так как многие из них не научились даже читать и писать. Разумеется, это не мешает им быть обворожительными, а природные способности отчасти заменяют им воспитание. Подобно европейским дамам, они умеют поддержать разговор, оживить его шуткой и приправить лукавством. Это можно было заметить и в театре, ибо здесь существует обычай принимать и отдавать визиты в театральных ложах. Подобные визиты ценятся даже больше, чем посещения на дому, так как вся публика становится свидетельницей оказываемого внимания. Между молодыми дамами и господами в таких случаях завязываются оживленные беседы, тему которых можно нередко прочесть в их разгоревшихся глазах.
Поверхностная благовоспитанность посетителей лож, которая кажется вполне европейской, еще не дает оснований считать их европейски образованными людьми. Об этом свидетельствует, в частности, нижеследующий анекдот. В 1817 г. русский шлюп "Камчатка" зашел в бухту Рио-Жанейро. Среди знатных бразильцев, посетивших корабль, был офицер высокого ранга, который крайне удивился, увидев в каюте распятие: ему приходилось слышать о том, что русские исповедуют греческую веру, но он и не подозревал, что она тоже христианская9.
Партер выглядел весьма своеобразно, ибо в нем сидели люди всех цветов кожи, от черного до белого, причем явно преобладали темные тона. Все взоры были устремлены на императорскую ложу. Наконец занавеси в ней раздвинулись, и все увидели высочайшую чету, позади которой расположилась свита, состоявшая главным образом из кавалеров ордена Южного Креста. Мужчины вновь замахали шляпами, а дамы в ложах - платочками; со всех сторон послышались крики: "Ухуа ГЕшрегайог, ГЕтрегайта, 1а МопагсЫа" *. Этот энтузиазм был вознагражден милостивыми кивками головы.
Поднялся занавес, и актриса, выйдя на авансцену, исполнила пролог, прославляющий императора. Затем была показана пьеса, из которой я почти ничего не понял. Представление завершилось балетом, превзошедшим все мои ожидания.
В течение всего спектакля император принимал в ложе своих подданных, причем каждая аудиенция начиналась с коленопреклонения и целования руки. Если до начала представления публика в ложах лвела себя столь же благопристойно, как в европейских театрах, а из партера доносился невообразимый шум, то после поднятия занавеса положение изменилось: зрители в партере умолкли и стали внимательно следить за происходящим на сцене, в то время как те, которые сидели в ложах, не столько наслаждались спектаклем, сколько занимались разговорами.
Я зашел в ложу лорда Кокрэна, чтобы засвидетельствовать свое почтение лично ему, а также его любезной супруге, и остался там до конца представления. Лорд много говорил о Чили и даже в этот высокоторжественный день был одет в чилийский мундир с чилийским же знаком отличия - синей перевязью через плечо. Меня это тем более поразило, что Кокрэн был недоволен правительством Чили. Заметив мое удивление, он пояснил, что император еще не решил, каким должен быть его бразильский мундир, и потому он вынужден пока появляться в старом. Его очаровательной супруге Бразилия нравилась гораздо меньше, чем Чили. К тому же она полагала, что здешний климат отрицательно сказывается на ее здоровье.
Я провел еще восемь дней в своем уединенном загородном доме, занимаясь всевозможными наблюдениями. Наконец 27 ноября, забрав с собой все инструменты, мы возвратились на наш корабль, чтобы на следующий день продолжить плавание, ибо шлюп был уже снабжен всем необходимым. 28 ноября, в пять часов утра, с помощью отлива и легкого северного ветра мы начали отдаляться от берегов прекрасной Бразилии, с которой сердечно простились. Однако вскоре ветер настолько стих, что мы потеряли управление судном. Из этого затруднительного положения, особенно неприятного в узком фарватере, нас выручила стоявшая на рейде английская эскадра. С английских кораблей было прислано множество лодок, которые взяли наш корабль на буксир и помогли нам к вечеру выйти в открытое море.
Сильная жара, стоявшая в Бразилии, не отразилась на здоровье команды. Свежая провизия, обилие фруктов и овощей, хороший лимонад вместо обычных напитков, ежевечерние морские купания - таковы были средства употребленные мной для предупреждения болезней. Все члены экипажа чувствовали себя отлично и были готовы мужественно встретить бури у мыса Горн. В качестве следующего места отдыха я наметил порт Консепсьон, расположенный на чилийском побережье.
Привожу результаты наших многократных наблюдений, произведенных на суше:
Широта Ботафого ............. 21°56'5" южная
Долгота (средняя из многочисленных наблюдений) ............ 43°7'32" западная
Склонение магнитной стрелкп составило 3" к востоку
Ее наклонение ............. 9°28'
Я постарался возможно более точно определить долготу мыса Фрио, ибо она до сих пор обозначалась, весьма различно. При помощи наших весьма хороших хронометров мне удалось установить, что разница в долготе между мысом Фрио и Ботафого равняется 1°6'20". Следовательно, этот мыс расположен в долготе 42°1'12" к западу от Гринвича.
Источник: Коцебу О. Е. Новое путешествие вокруг света в 1823—1826 гг. М. «Наука», 1981 г.
Источник: http://www.ivki.ru/kapustin/journal/kocebu.htm |
