РУССКИЕ НА ВОСТОЧНОМ ОКЕАНЕ: кругосветные и полукругосветные плавания россиян
Каталог статей
Меню сайта

Категории раздела

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Форма входа

Друзья сайта

Приветствую Вас, Гость · RSS 29.03.2024, 16:21

Главная » Статьи » 1837-1839 "Николай" Беренс Е.А. » 1837-1839 "Николай" Беренс Е.А.

В. С. ЗАВОЙКО. КРУГОСВЕТНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ в 1837, 1838 и 1839 годах. Письмо IV.
В. С. ЗАВОЙКО. ВПЕЧАТЛЕНИЯ МОРЯКА  ВО ВРЕМЯ ДВУХ ПУТЕШЕСТВИЙ КРУГОМ СВЕТА.

Часть 2. Путешествие в 1837, 1838 и 1839 годах


Письмо IV

Встреча Новаго года на океане. Гаданье. Шквал около мыса Горна. Разговоры матросов. Прибытие в Вальпарейзо. Взгляд на Чили. Поездка по горам. Наездница-испанка. Кильсто. Музыка на площади. Чинган, или простонародный бал. Чилийския красавицы.

     Мы прошли до меридиана мыса Горна довольно счастливо, в двадцать восемь дней; а теперь уже пятнадцать дней, как мучимся здесь то со штилями, то с противными ветрами, W, ZW; теперь дует NW. Вот, где пришлось нам встречать Новый год: на пункте земнаго шара, находящемся под 57о36'32'' широты и 66о57' долготы W. Мы праздновали встречу Новаго года, как празднуют добрые люди на суше: собрались все в кают-компании,

уселись вкруг стола и принялись ждать последняго вздоха стараго года. Вдруг является повар со слитками олова на подносе для каждаго из присутствующих. Мы встретили его хохотом, но проказник стал просить позволения истолковать нам немое пророчество слитков, уже объяснённое им под баком, в присутствии боцмана. Сказать в скобках, этот боцман преоригинальный старик; он уже отслужил Государю двадцать лет верой и правдой, и очень похож на патриарха. Мы продолжали хохотать над седым

предвещателем, но, наконец, согласились его слушать. Всем нам напророчено множество успехов по службе: кому много крестов, кому высших чинов не по линии; а мне в удел: деревня, невеста, куча детей и, вероятно, стёганый халат с торжковскими сапогами. Отпустив колдуна, так неожиданно развеселившаго нас своим появлением, мы стали поздравлять друг друга с его предсказаниями и желать их исполнения. Таким образом ударило восемь склянок: Новый год настал. «Новый год!» — воскликнули мы. — «Шампанскаго!» Бокалы напенились, и мы встретили Новый год, будто в Петербурге.

     Между тем, я не утерпел и сходил к боцману, чтобы спросить старика, откуда он взял настроить повара, чтоб он истолковал мой кусок олова отлично от других. «Так вышло, ваше благородие, — отвечал мне плут, улыбаясь. — И ребята тоже сказывают, что по всем приметам, какия вышли на олове, ясно видно, что вам заложит строп любви прямой сердечная девочка — суженая зазнобушка. Заложит строп на сердце, да и утащит в деревню. Вы изволите растопиться от любви, как смола на солнце, и она сделает ваше благородие просто инвалидом к морю. Жаль, что наши молодые ребята не будут служить у вас под командой боцманами; да нечего делать, ваше благородие: девка — не свой брат, вам это лучше знать». Я приказал дать старику бутылку рому, чтоб он внушил колдуну на следующий год вернейший жребий на мою долю.

     В четыре часа утра мне досталось на вахту. Я вышел наверх: горизонт был немного пасмурен; чрез полчаса стали скопляться облака, ветер начал свежеть, и с наветру стала подниматься ужасная туча. По всем признакам, надобно было ожидать жестокаго шквала. Я стал готовиться. «На марса-фалах! Грот на гитовы! Живо! Живо! Разве не видите, что дедушка Горн посылает поздравить нас с Новым годом?» «Да ещё, кажется, ваше благородие, и с днём вашего ангела!» — раздался голос одного матроса, стараго моего сослуживца, и мы дружно принялись за своё дело. Всё было приготовлено к приёму мрачнаго гонца от деда Горна, и гонец — шквал — не замедлил явиться, воя ещё издали, что не удалось застать врасплох. После этого налёта остался жестокий шторм, и мы остались под одним зарифлённым грот-марселем да триселями.

     Однакож эта погода не помешала капитану собрать команду во фронт, поздравить её с Новым годом и приказать раздать ей жалование и по лишней чарке вина. Наши ребята принялись после  обеда за песни, говоря, что старик Горн дал им шабаш для Новаго года, прислав приказание закрепить все лишние паруса.

— Пускай его дует: бензеля-то мы клали не фальшивые, а ванты-то новыя.

— Похорохорится, да и перестанет.

— Нут-ка, Яшка, запевай, что ли, как удалые моряки на славном корабле вокруг света плывут!

— И с ромом пунш пьют, что ли?

— Вишь, парень, какой ты склад нашёл к рому-то! Стало быть, ты не глуп выпить. Будто матрос без пуншу уж не матрос; а выдумай-ка, парень, вот про нашу сивуху!

— Э, брат, какой ты глупый: что туда воду лить, где и без нас налито!

     Я знаю, ты станешь смеяться, что я стал угощать тебя баковым красноречием; после я и сам буду готов посмеяться с тобой над моим вкусом; а теперь возьми в соображение то, что мы уже более сорока дней в море, и потому баковая новинка столько же меня сегодня разсмешила, как, может быть, не разсмешила тебя какая-нибудь юмористическая статейка в каком-нибудь журнале. Прошу не осудить: так мы встречали Новый год и провожали последний час стараго.

     Слава богу, мы кончили этот тяжкий переход, который угрожает всем мореплавателям, предпринимающим огибать мыс Горн, в пятьдесят шесть дней без всяких особенных приключений. Во всё время имели погоду, можно сказать, хорошую, больных не было вовсе. 18 января 1838 года в три с половиной часа пополудни бросили якорь на Вальпарейзском рейде; и только что мы отдали якорь, как со всех стоящих на рейде военных судов были присланы офицеры поздравить нас с приходом. Эта церемония и последовавшие за нею визиты продолжались четыре дня, и это задержало нас от настоящаго дела и увеселений на берегу.

Вальпарейзо показался мне с моря очень скучным местом. Высокия, голыя горы, кое-где разбросанныя домики — всё не соответствовало моему ожиданию. На шестой день по нашем приходе я с прочими офицерами съехал в Вальпарейзо. Город нечего было осматривать, потому что он весь состоит из одной правильной улицы; остальные домики разбросаны по горам. Мы взяли верховых лошадей и выехали за город. Это было в четыре часа по полудни. На дороге мы повстречались с двумя купцами, которые были у нас на корабле. Когда мы спросили их, куда бы нам съездить  прогуляться, они тотчас предложили нам свои услуги и взялись нас провожать. Таким образом, мы поехали по Сант-Ягской дороге, ехали почти в галоп часа два, уже и очень наскучило; а наши провожатые утешали нас тем, что оне ездят в эту сторону каждый день пить пива. Недалеко, только четыре лиги! Нечего было делать: мы продолжали ехать пить пиво да морщились. Но, наконец, в семь часов доехали. Конечно, я уже не мог тут пить пива, потому что чрезвычайно устал и рад был добраться поскорее до дому, куда мы, однакож, возвратились уже после полуночи.

     Что я в этот день видел? Горы да небо, небо да горы, хотя эти горы и это небо находятся в прославленном Чили. Впрочем, я не пропустил мимо глаз и того справедливаго замечания, что ножки и стан у испанок прелестны; а впрочем (второе впрочем) от того, кто пробыл пятьдесят шесть дней в море, невозможно и требовать абсолютной истины в его отчёте о виденном и слышанном, особенно в отчёте о первом, когда оно в женском роде. По крайней мере, ножки, во всяком случае, удивительны. Что же касается до остальных достопримечательностей, мы ещё не нашли, что здесь известно под этим заглавием. Дня через два наш доктор встретился здесь со своим ещё школьным приятелем, доктором Секедом. Он родом пруссак; поселился здесь за год до нашего прихода и живёт хорошо. Годовой его доход, как он говорил, очень значителен: он получает несколько тысяч талеров. Этот доктор у нас обедал, и на другой день пригласил нас на охоту. Нас отправилась порядочная партия. В девять часов поутру мы нарядились в здешние костюмы, пончу (род блузы или плаща), соломенную шляпу, длинные штиблеты со многими сборками и в заключение всего — шпоры фута в полтора длиною. В таком наряде я вышел совершенный Дон Базилий, или Дон-Кихот в новом, великолепном, живописном издании. Но как бы то ни было, а этот костюм защищает от пыли и солнца в горах, и мы остались им довольны, пробыв на охоте до пяти часов вечера и настреляв достаточное количество птиц, из тех, которыя не успевали улететь.

     В пять часов в загородном трактире был приготовлен доктором обед, в том самом трактире, куда мы ездили пить пиво. Охота так нас всех утомила, что наши охотники расположились тут ночевать; а я, увы! Эта ночь была моя очередь быть на транспорте, и я должен был отправиться восвояси. Таким образом, я собрал свои остальныя силы, взлез на лошадь, проклиная охоту, пиво и обед за столько вёрст от города (где четыре лиги на наш счёт — двадцать вёрст), и поехал. Однакож моя лошадь, верно, привыкла ступать по крутизнам потому, что я, не зная дороги опустил поводья, и она, кажется, не сбивалась. Я влачился, безжизненный и злой, как Мазепа, не бранясь только потому, что никто бы тут меня не услышал, а если б и услышал кто-нибудь, так я же бы взбесился.      Но прелестный вечер, голубое небо из самых голубых небес в мире, луна, глядевшая на меня так участливо, наконец, вся природа, коварная или искренняя, только нежная в своих волшебных наитиях, примирила меня с моею плачевно-смешною судьбою.

     По дороге довольно часто попадались мне хижины бедных поселян, и я не проехал ни одного домика, где бы заунывный звук гитары не остановил моей разчуствованной особы. Я даже слезал иногда с лошади и подходил к группе этих добрых людей, так мирно и неизвестно наслаждающихся жизнью, и они, едва приметив, что я иностранец, сейчас начинали меня потчивать и вообще обращались ко мне с величайшей вежливостью. Наконец я дотащился до города, уже в два часа заполночь, и когда добрался потом на корабль, до своей постели, я воскликнул: «Уфф!» и произнёс обет никогда не ездить за столько лиг пить пиво. Потом я чтото ещё произнёс, чего уж не помню, потому что заснул так крепко, как подёнщик.

     Наши возвратились на третий день; я успел между тем совершенно поправиться. Так как наш доктор никогда не чувствовал усталости и утверждал, что он испанец на коне, то мы и предприняли с ним путешествие за девяносто пять верст, чрез горы, в долину и город, называемые Кильето. Нам советовали съездить туда для того, чтоб узнать, как плодородна земля Чили, познакомиться с Кордильерами, посмотреть на жителей. Хотя испанское седло и покойно, и хотя «я близ Украйны рождён», но я уже не с удовольствием садился на коня. Наш приятель здешний доктор сейчас заметил, что Дон Базилий садится, ворча, и предложил кабриолет. Не слушая никаких убеждений, он в ту же минуту засуетился и достал кабриолет. Я внутренно был очень рад этой услуге, потому что, кроме спокойствия, ещё верный случай увидеть, как ездят по таким крутым горам в экипаже, не ломая шеи. Мы отправились в три часа пополудни, два Дона, то есть я и наш доктор, и два кучера, на шести лошадях. По выезде из города я сейчас забрался в кабриолет, который, равно как и упряжь, точно то же, что и везде, только с тою разницею, что кучер верхом на одной лошади, привяжет ремень за седло и за кабриолет и дует во весь дух, не смотря гора или долина, так, что с перваго раза и Дон Базилий опять захотел лучше сесть верхом на лошадь. Но когда уверился, что кучер знает своё дело, он опять залез в кабриолет. Между тем, другой кучер гнал остальных лошадей за экипажем, и если какая-нибудь сбегала с дороги, он очень искусно накидывал на проказницу аркан и направлял её таким образом на истинный

путь. По прошествии часа этими лошадьми переменяли поочерёдно запряжённых в кабриолет, и мы ехали вперёд.

     По дороге нам безпрестанно встречались испанки верхом. Прекрасныя были очень приветливыя, а одна из таких наедзниц была до того любезна, что даже взялась надо мной подшутить. Поравнявшись со мной, шалунья ударила свою лошадь и понеслась во весь галоп в горы. Моя лошадь за ней. Я, вовсе не ожидая такого манёвра, чуть-чуть не упал. Не могши в первую минуту гневной вспышки снести подобной шутки от незнакомки, я закричал во всё горло… что в переводе значит ни более, ни менее, как наше «Чорт возьми!» Она в то же мгновение остановила свою лошадь и погрозила мне пальцем.

     По горам дорога однообразна и с непривычки очень тяжела. Мы встречали огромныя фуры с кладью: в эти фуры было запряжено по семи быков, четыре впереди и три сзади. У задних завязаны глаза. Когда фура спускается с горы, задняя тройка упирается и таким образом не даёт фуре накатиться на переднюю четверню. Колёса у фуры с лишком сажень в диаметре, и вся эта машина с непривычки неприятна для глаз и для слуха.

     Мы доехали в Кильето в десять часов вечера, остановились в трактире и так удачно, что застали там англичанина, также доктора, к которому имели рекомендательное письмо. Мы напились вместе с ним чаю, и он, дав обещание быть к нам на другой день в семь часов, ушёл, а мы после такого непривычнаго для наших костей путешествия расположились отдыхать. В четыре часа я проснулся, отворил дверь и вижу, что мы находимся в саду. Я поторопился одеться и вышел из комнаты. Прошед по тёмной аллее из виноградника, я увидел ручей и стал умываться. Кончив этот обряд, я воротился в трактир добывать кофе, а получив этот обычный утренний нектар, закурил сигару и отправился снова в сад делать кейф, расположившись на траве, как самое любимое детище природы, я лежал, то куря, то прихлёбывая кофе, в полном удовольствии, между тем как кисти винограда так и ласкались к моему носу, вдыхавшему благовоние садоваго воздуха.

     Спустя час мой доктор проснулся и, видя, что меня нет, захлопотал, куда бы я девался. Наконец он отыскал меня, и мы стали дожидаться своего новаго знакомца, который в назначенный час явился, но попросил извинения, что он пойдёт ещё в должность, а уже потом будет нам провожатым. Мы полюбопытствовали увидеть место его службы и пошли вместе с ним в госпиталь; но вскоре раскаялись. Надобно было иметь большое терпение осматривать столько нечистот и страданий. Мы едва могли утерпеть, чтоб не уйти, дожидаясь, пока вернётся к нам англичанин.

     Наконец мы отправились все трое верхом по городу. Этот город занимает вёрст двадцать пять пространства в одной долине. Домики маленькие, чистенькие. Около каждаго сад. Я вспомнил, глядя на этот город, дворец римских императоров, который, состоя из множества конфискованных в казну загородных дворцов тогдашних патрициев, занимал около Рима своими садами часть, чуть ли не большую всего Рима. Это похоже на жизнь, думал я сам про себя, завидуя такому приволью. В этой долине считается сорок тысяч разумных душ, в том числе много иностранных: неужто и тут кому-нибудь тесно? По крайней мере, мы не обратили на себя внимания ни одной живой души; наверное, и тут существа, не имеющия знакомых, только тогда и могут бродить, сколько им угодно по улицам, когда они не интересуются знать ни о здоровьи, ни о состоянии мозга ни одной особы из целаго гнезда.

     Впрочем, мы отыскали тут одного немца, к которому также у нас было рекомендательное письмо. Этот новый знакомый очень был нам рад, стал угощать нас, повёл по своему саду, показал всё своё хозяйство. Прелестное местоположение! Я был очарован европейским поместьем, этим клочком Германии на девственной почве Южной Америки. Любезный владелец предложил нам свежих лошадей, и мы отправились по окрестностям долины. Теперь и я скажу, что нельзя судить о продородности земли в Чили, бывши только в Вальпарейзо. В долинах совсем другой воздух, другая почва земли. Всё зеленеет и цветёт. Прелесть, как хорошо, сказал бы наш брат помещик. Взобравшись на высокую гору, мы увидели долину Кильето в полной ея красоте, и этот чудесный вид невольно заставил меня вздохнуть о том, как может быть человек счастлив на одной и той же планете. Я даже досадовал потом сам на себя, что всё хорошо видел, а сам удалялся с очарованнаго места, вероятно, навсегда.

     Наша прогулка кончилась в шесть часов. Приехали в трактир, пообедали, потолковали. Новый наш проводник говорил между прочим, что они, то есть эти блаженныя разумныя души, которыя так широко тут расположились городом, считали бы неурожаем и не стали бы работать на том месте, где зерно пшеницы не принесло бы им пятьдесят зёрен. Блаженныя разумныя души…

     А между тем, сколько подобной земли стоит незнаемо-невидимо, без рук и без зёрен, вдали от всякой живой мысли, которая сочла бы благословением Неба: вырваться из грязной давки в каком-нибудь забвенном городишке!

     Вечером мы отправились на площадь, где играла полковая музыка (в городе есть казармы и стоят несколько полков). Народу толпилась бездна, разнаго звания и состояния. Некоторые из прохаживающихся курили пахи тосы. Музыка, проиграв зорю, принялась играть народныя песни; потом составилось множество кругов, и началась пляска. Эта пляска презанимательная, исполненная жестов: то тихия, плавныя, вялыя, то вдруг живыя пантомимы. Многие из офицеров также бегали со своими знакомыми

по площади, шутили и играли, как бы у себя дома, в саду. Мне очень понравилось это живое патриархальное зрелище.

     Потом мы пошли в здешний чинган или простонародное собрание, куда собираются все наличные весельчаки и проплясывают там под звуки гитар почти всю ночь. Испанцы по большей части так проводят своё время. Но так как мы были не уроженцы Кастилии, не сыны Арагона и Леона, мы только поглядели на весёлый народ, а, наглядевшись, возвратились в трактир, немного отдохнули, и в четыре часа по утру поднялись в обратный путь в Вальпарейзо, куда доехали к двенадцати часам дня. По дороге на корабль мы заезжали ещё в город к своему приятелю. Г. Стивен живет очень порядочно; его дом и мастерская в лучшем порядке; жена — испанка и прехорошенькая, а в миленькую их четырёхлетнюю дочку я просто влюбился и обещал, когда она вырастет, приехать в Вальпарейзо, на ней жениться. Поблагодарив хозяина за содействие к нашей поездке в Кильето, мы пригласили его с женою и моею невестою к себе на корабль пить чай и отправились. В пять часов они действительно были уже у нас, и мы довольно весело провели с ними остаток дня.

     На следующий день мы пригласили к себе всех тех, кто в продолжение нашего пребывания в Вальпарейзо был к нам внимателен и показал какое-нибудь разположение. Их было всего десять человек, в том числе и семейство Стивен. Прощаясь, мы наговорили друг другу всех возможных желаний, и я ещё раз напомнил г. Стивену, чтоб он берёг свою дочь и не допустил её забыть о женихе. Завтра мы отправляемся.

     Простояв в Вальпарейзо двенадцать дней, я только три раза съезжал на берег. Такое короткое время весьма недостаточно для каких бы то ни было наблюдений, а тем более для топографических и правоописательных. В столицу Чили, город Сант-Яго, мне не удалось съездить. Я уже разсказал тебе о Чили всё, что видел. Могу ещё прибавить, что климат здесь единственный в свете. Он так регулярен, что можно из твоей деревни сказать во всякое время, какая тут погода, и без малейшей ошибки. В целое шестимесячное лето никогда не бывает дождя, только по ночам падает роса; нельзя сказать, чтоб здесь было несносно жарко; напротив, жары почти умеренные. В остальные же шесть месяцев дожди идут иногда по три дня сряду; но температура воздуха остаётся та же: всё так же тепло, так же ясно и даже так же сухо, потому что первые ясные дни уничтожают и всякое воспоминание о сырости или грязи.

     Зимой гавань Вальпарейзо опасна для судов потому, что она открыта с севера, а в это время северные ветры здесь свирепствуют. По этой причине зимой здесь судов вовсе не бывет, ни военных, ни купеческих, и вся здешняя навигация ограничивается одним летом, когда дуют только тихие южные ветры. Съестные припасы дёшевы; мука продаётся по той же цене, как и в России; плодов бездна, мясо также недорого. Наём верховой лошади на сутки стоит талер.

     Более ничего не могу тебе поведать, любезный друг, о Чили. Посуди сам: пробыв в море-окиане пятьдесят шесть дней сряду, добраться до берега, где удастся всего-навсего пробыть какихнибудь шестьдесят часов, право, не успеешь сделать ни одной логической посылки от пристани и трактира к простому народу, не найдёшь времени составить географическаго, статистическаго и этнографическаго описания целой страны.

     P. S. Виноват. Я совсем позабыл, что ещё могу тебе сказать кое-что о здешних женщинах. Нам слишком много разсказывали об их красоте. Приближаясь к Вальпарейзо, я уже боялся, чего добраго, ослепнуть от их полнолунных лиц. На самом деле совсем не то. Правда, оне статны, богато одеваются, хорошенькия ножки… Это можно сказать про всех без изъятия. Но хорошенькия личики — это уже другая статья, это и здесь редкость. Зато уж если увидишь красавицу, так берегись.

Да! Берегись, младой Улисс!

Погубит южная Сирена!

     Стройный стан, огненныя глазки, волосы, распущенные по плечам и завитые природою… Но я не живописец, а ты уж женат; следственно, с совершенным почтением и таковою же преданностию имею честь быть твоим покорнейшим слугою.


Источник: Впечатления моряка во время двух путешествий кругом света. Сочинение лейтенанта В.З. Часть 2, СПб, 1840г.


1   2   3   4   5   6   7



Источник: http://russvostok.ucoz.ru
Категория: 1837-1839 "Николай" Беренс Е.А. | Добавил: alex (17.10.2013)
Просмотров: 811 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Copyright MyCorp © 2024
Сделать бесплатный сайт с uCoz