Толстой Фёдор Иванович
(6 февраля 1782, Кологривский уезд Костромской губернии - 24 октября 1846, Москва) русский путешественник и авантюрист, из рода Толстых.
Родился в родовом имении. В деревне, в глуши Костромской губернии он запасся хорошим здоровьем и там же, в атмосфере крепостного права, его буйный нрав развёртывался вовсю, сдерживаемый разве только его отцом, человеком военным. Фёдор Иванович с детских лет проявлял жестокость. В отрочестве он любил ловить крыс и лягушек, перочинным ножом разрезывал им брюхо и по целым часам тешился их смертельной мукой.
 Образование он получил в Морском корпусе. Окончив Морской корпус, он попал на военную службу - почему-то не во флот, а в Преображенский полк, где очень быстро сумел "отличиться", застрелив на дуэли сына знатных родителей. После этого положение Толстого стало весьма незавидным - вскоре должно было последовать суровое наказание. Было очевидно, что в такой ситуации лучше всего на время скрыться, дабы избежать расследования и суда. Недолго думая, он занял место двоюродного брага, который вместе с Крузенштерном и Лисянским должен был отправиться в кругосветное плавание - первое в истории российского флота. Из этого-то путешествия он и вернулся Американцем. По судовой роли Толстой числился одним из кавалеров посланника Резанова, которому было поручено заключить торговое соглашение с Японией. Неизвестно, чем бы закончилось и без того провалившееся посольство, если бы в нём принял участие Толстой, но увидеть японские берега ему не было суждено.
В ходе плавания Фёдор развлекался как мог. Во время стоянки у острова Нукагива, например, он обратился к местному мастеру, который растатуировал его буквально с ног до головы, не покрытыми полинезийскими рисунками остались только лицо и шея. По тем временам для человека дворянского происхождения это был поступок совершенно дикий, однако Толстой сделанным был очень доволен. И впоследствии, уже в Петербурге, с удовольствием демонстрировал свои "наколки" близким друзьям, когда те его об этом просили. После званых обедов Фёдор Иванович оголялся перед собравшимися по пояс, после чего только в сопровождении мужчин удалялся в отдельную комнату, где раздевался уже догола, представляя на обозрение свое мощное тело, покрытое замысловатыми орнаментами, изображающими фантастических змей и птиц. Но все это было позже, по возвращении в Петербург, а ещё будучи на Нукагиве, он успел подружиться с королём острова по имени Танега Кеттонове, оказавшимся человеком толковым и бесхитростным.
И вскоре вся команда с удовольствием наблюдала за тем, как Толстой берет небольшую палку, плюет на нее, кидает за борт и кричит: "Пиль, апорт!", а король бросается в воду и прихватывает добычу зубами... Когда экспедиция двинулась дальше и остров с коронованным другом остался позади, Толстой стал придумывать себе новые развлечения. Прознав о любви судового священника отца Гедеона к спиртному, он напоил его до смерти, после чего припечатал его бороду к палубе казенной печатью, специально для этого выкраденной у Крузенштерна. Когда же батюшка, протрезвев, пытался освободиться, Толстой стоял рядом и приговаривал: "Лежи! Видишь - казенная печать". Пришлось бороду отстричь.Эта шутка сошла тогда Толстому с рук, но вот на следующей его плавание и закончилось. А случилось вот что.
Толстой привел всеобщего любимца команды - орангутана, подобранного на одном из тропических островов, в пустую каюту капитана и показал там примату, как можно чистый лист бумаги вымазать чернилами. Показал и ушел. А на столе лежали дневники Крузенштерна. Орангутан же, вняв наставлениям, очень добросовестно залил их чернилами.
Суд был коротким, суровым, но справедливым. Толстой с соучастником-орангутаном был высажен на один из Алеутских островов. В экспедиционном журнале была сделана запись: "На Камчатке оставил корабль и отправился в Петербург сухим путём". Надо сказать, что этот "сухой путь" оказался для Толстого весьма долгим.
Среди алеутов он освоился быстро и в скором времени был провозглашен чуть ли не местным царем. Причём непонятно, что при этом сыграло решающую роль - крутой нрав Фёдора Ивановича или его татуировки, служившие у всех островитян Тихого океана признаком власти и знатного происхождения.
Однако его пребывание среди алеутов не особенно затянулось - через несколько месяцев на остров зашло русское торговое судно, с которым он и переправился на Аляску. Там он обошел практически всю Русскую Америку, после чего на попутных судах пересёк Берингов пролив и уже из порта Святых Петра и Павла на Камчатке посуху продолжил путь в Санкт-Петербург. Вернувшись, наконец, в столицу и узнав, что чуть ли не в тот же день Крузенштерн даёт бал, он незамедлительно явился туда без приглашения, но прощен так и не был. Офицера Толстого направили в медвежий угол - заштатный гарнизон Нейшлотской крепости.
После такого бесславною окончания столь блистательного, правда, не для него, путешествия граф Толстой ещё не раз становился героем различных громких историй и попадал в опалу из-за своего буйного характера. За отчаянную храбрость, с которой он сражался в Шведской войне, Толстой вновь был переведён в Преображенский полк, но опять долго там не задержался. Когда очередной однополчанин пал на дуэли от его руки, Федор был разжалован в рядовые и отправлен в отставку. После вторжения Наполеона в Россию он вступил ратником в Московское ополчение и, опять благодаря своей безумной храбрости, возвратил себе чины и ордена и получил в награду Георгия IV степени. В отставку Толстой вышел уже в чине полковника. После войны Толстой поселился в Москве, в Староконюшенном переулке, и здесь его жизнь снова завертелась вокруг карт, вина и дуэлей.
За карточным столом мухлевал он нещадно, причем нисколько этого не стесняясь и приговаривая при этом примерно следующее: "Только дураки играют на счастье, а ошибки фортуны надо исправлять". Свои баснословные выигрыши он, как правило, тут же проматывал, устраивая роскошные празднества и гуляния. На данную ему в "Горе от ума" характеристику "ночной разбойник, дуэлист" Толстой ничуть не обиделся, но вот строка "крепко на руку нечист" его серьезно задела, и он потребовал у Грибоедова объяснений. А услышав в ответ, что, мол, в карты передергиваешь, сказал: "Так ты так и напиши, что "в карты на руку нечист", а то подумают, что я со стола чужие табакерки прикарманиваю".
Дуэли, сыгравшие во всей его жизни особую роль, были самыми разными, но граф неизменно выходил из них победителем. Однажды Толстой даже был намерен стреляться с Пушкиным, но постепенно с ним примирился, причём настолько, что впоследствии по его же просьбе даже сватал за поэта Наталью Гончарову. Не раз доводилось ему спасать друзей от верной смерти, когда, узнав о предстоящей дуэли, он сам вызывал их противников к барьеру. Вообще, судя по всему, дружбу Толстой ценил превыше всего и, говоря словами Булгарина, "для друга готов был на все": выручал, когда мог, и словом, и делом, и деньгами, если, конечно, сам в них не нуждался. Известен случай, когда графу Гагарину на поездку в Париж он одолжил тысячу рублей, а взамен сначала попросил привезти ему канделябры, но потом передумал и заказал только шампанского и бордоского.
История женитьбы графа также небезынтересна. Из цыганского табора он увёл красавицу-певицу Авдотью Максимовну Тугаеву. Жениться на ней он не думал, и так бы и жить им невенчанными, если бы не случай. Однажды Толстой крупно проигрался в карты и не смог выплатить долг. Графа ждало бесчестье, его уже совсем было собирались вывесить на "чёрную доску" в Аглицком клубе, но тут произошло невероятное. Узнав о случившемся, необходимые деньги Толстому дала Авдотья. Граф был поражён: "Откуда у тебя?" - "А от твоих же щедрот, батюшка, уж как меня одаривал, я и сберегла малость". Потрясённый случившимся, Толстой повёл свою возлюбленную под венец. В том же году у них родилась дочь - Сарра. После неё дети в семье Толстых пошли один за другим, но все умирали в отрочестве.
Толстой, уложивший у барьера 11 человек, воспринял эти удары судьбы как кару Божью. Каждого убитого граф Толстой заносил в свой синодик, а по смерти ребенка вычеркивал одно имя из списка. Любимица Сарра, не вполне душевно здоровая, но необычайно талантливая в музыке, сочинительстве и живописи, дожила до семнадцати лет и умерла последней из детей - одиннадцатой. Эту смерть Толстой воспринял даже с некоторым облегчением: "Ну, слава Богу, квит! Теперь хоть мой курчавый цыганёночек будет жив". Действительно, единственная оставшаяся в живых дочь Прасковья, в замужестве Перфильева, дожила до глубокой старости. Хотя злой рок продолжал висеть над семейством Толстых и после смерти графа - жену его Авдотью Михайловну, напившись, зарезал собственный повар.
Сам же граф с годами остепенился, обратился к Богу. Дожил он до седин и в 1846 на 65-м году жизни тихо и спокойно отошёл в мир иной. Исповедовавший его перед смертью священник говорил позже, что мало в ком встречал столь искреннее раскаяние и веру в милосердие Божие. Несомненно, один из ярчайших людей своей эпохи, Толстой был знаменит в свое время скорее как персонаж нарицательный и в этом амплуа неоднократно фигурирует в русской литературе. Граф не только попал на страницы "Горя от ума" и "Евгения Онегина", но и стал прообразом тургеневского "Бретёра" и Турбина в "Двух гусарах" у своего великого двоюродного племянника - Льва Николаевича Толстого.
|
