Глава девятая.

Плавание от Монтерея до порта Румянцева, пребывание в оном и плавание из оного до крепости Росс, с замечаниями о Новом Альбионе

Сентября 19-го от 10 часов утра до 3 пополудни стояло безветрие, потом настали легкие переменные ветры, направлением коих пользуясь, мы выбирали путь, приближавший нас к месту нашего назначения — к порту Румянцева.

После полудня 20-го числа прошли мы каменные островки Фаральонес, миновав южные из них в расстоянии миль двух, так что ясно видели сидевших на берегу алеут, живущих здесь для промысла сивучей и морских котов. Тихий ветер с юго-восточной стороны ночью позволил нам пройти мыс Де-Лос-Рейес {180} и перед рассветом 21-го числа приблизиться к порту Румяцева {181}, в который мы и [355] пошли к якорному месту, где в 10-м часу перед полуднем, пришедши на глубину 6 сажен, стали на якорь в расстоянии от ближнего берега на одну милю.

К полудню мы поставили шлюп на два якоря и тотчас отправили гребные суда за пресною водою на берег, а одну треть команды — мыть свое белье. Открытое местоположение здешнего рейда делает оный весьма опасным при южных ветрах, и сие самое заставило меня сколько возможно скорее кончить здесь наши дела и убраться.

22 сентября мы продолжали возить воду на шлюп, а часть экипажа мыла белье свое на берегу. К вечеру мы кончили обе сии работы. Между тем из крепости доставили нам 2 быков, 10 баранов, 4 свиней, несколько кур и множество зелени. Сегодня я провел время с Кусковым. Он сообщил мне все нужные сведения касательно здешней страны. После обеда были мы вместе в селении индейцев, или, лучше сказать, в шалашах их; видели, как они живут, что едят, как лечат наговорами больных и как играют на корысть палочками: все сие будет описано впоследствии.

Весь день сего числа дул тихий южный ветер, при пасмурной, дождливой погоде, а ночью по временам шел проливной дождь; но поутру 23-го числа с переменою ветра к северо-западу и погода сделалась ясная. Будучи совсем готов, я располагал поутру сего числа выйти из залива и подойти к крепости Росс, где мне нужно было побывать. Но как ветер был противный и притом столь крепкий, что Кусков не мог туда отправиться, то я рассудил лучше простоять сутки здесь. Притом старшина независимых индейцев, при здешнем заливе живущих, приезжал ко мне с переводчиком, объяснил весьма важные дела касательно несправедливого притязания испанцев на сию страну и просил меня, чтоб русские приняли их в свое покровительство и поселились между ними. Все это дело обстоятельнее будет описано впоследствии.

24-го числа сделался легкий ветерок от северо-запада, с которым мы, вышедши из залива, стали лавировать к крепости, при весьма ясной погоде. Но около полудня ветер стал усиливаться и, наконец, сделался весьма крепкий.

По причине крепкого ветра мы никак не могли приблизиться к крепости, да и подходить к ней при таком волнении было бы бесполезно, ибо прибой у берега никак не позволял пристать к оному, и потому мы, [356] не отходя далеко от берега, лавировали, держа столько парусов, сколько по нужде возможно было. Крепкий ветер, с некоторыми промежутками, продолжался до ночи с 25 на 26 сентября, тогда стал утихать и на рассвете 26-го числа был уже очень тих.

Ветер, перешедши к востоку, не прежде позволил нам подойти к крепости, как поутру 27-го числа, когда мы увидели оную сквозь мрачность. В 10-м часу утра приехали к нам на большой лодке компанейские служители; они были отправлены от Кускова, который послал их за нами, полагая, что я с некоторыми из офицеров поеду на берег. Но как погода была пасмурная и даже временно находил туман, то с моей стороны было бы неблагоразумно в такое время оставить шлюп под парусами; на якорь же стать, как я выше сказал, здесь почти невозможно.

В 5-м часу приехал к нам Кусков и привез с собою разные свежие съестные припасы и список (для которого единственно я сюда заходил во второй раз) с акта, по коему значится, что земля здешняя уступлена индейцами русским.

Кусков, пробыв у нас до половины шестого часа, отправился на берег, а мы пошли в путь и стали править к юго-западу при ветре, наступившем после нескольких часов тишины, от северо-запада. Ветер сей, прогнав пасмурность, стал вдруг усиливаться и скоро превратился в настоящую бурю: мы едва в половине осьмого часа успели убраться с парусами.

Замечания о Новом Альбионе

Часть северо-западного берега Америки, называемую Новым Альбионом, должно считать между широтами северными 38 и 48°, ибо английский мореплаватель, второй путешественник вокруг света, Дрейк {182}, назвавший сим именем американский берег, видел протяжение оного от широты 48° до широты 38°. В сей последней нашел он открытый залив, в котором стоял на якоре и который впоследствии получил название Дрейкова залива {183}. Селение Российско-Американской компании, названное крепостью Росс, находится на сем берегу, подле небольшой речки, в широте 38°33' и в расстояния от пресидии Сан-Франциско{184}, составляющей северную границу Калифорнии, около 80 миль. Крепость сия основана в 1812 году с добровольного согласия природных жителей, которые здесь суть индейцы того же рода, что и в Калифорнии, но непримиримые враги испанцев, которых без всякой пощады умерщвляют они, где только встретят и смогут. При заведении сего селения компания имела в виду промыслы бобров и хлебопашество, для которого земля и климат чрезвычайно удобны; бобрами же, так сказать, наполнен обширный залив св. Франциска.

Крепость Росс составляет четвероугольный из толстых и высоких бревен палисад, с двумя по сторонам деревянными башнями, и защищается 13 пушками; внутри оной находится весьма хорошее строение — дом начальника, — казармы и магазины. К чести основателя сего заведения, коммерции советника Кускова, надобно упомянуть, что в крепости есть колодец, хотя она стоит подле реки. Это весьма нужная мера воинской осторожности на случай вражды с природными жителями или при покушениях стороннего неприятеля. Вне крепости есть баня и скотные дворы.

Гарнизон состоит из 26 человек русских и 102 алеут, из коих многие часто отлучаются на промысел. В нашу бытность здесь, 74 человека алеут находились у мыса Мендосино для ловли бобров, которые водятся между сим мысом и заливом Троицы (Trinidad) {185}, хотя и не в большом количестве. И с такою-то силою здешний правитель, коммерции советник Кусков, не страшится испанцев и пренебрегает всеми их угрозами.

При самом основании сего заведения губернатор Верхней Калифорнии знал об оном, равно как и все другие испанцы, в зависимости его находившиеся, и они даже сами помогали русским, снабжая их на первое обзаведение скотом и лошадьми, и после имели с Кусковым дружеское сношение и торговлю. Миссионеры покупали у него разные товары на хлеб и на чистые деньги; испанские чиновники ездили к нему в гости, и он у [357] них бывал. Словом, они жили, как должно двум дружественным соседним народам. Но это было, когда они не признавали Иосифа королем испанским {186}. Ныне же, когда дела Испании пришли в прежний порядок, прибывший сюда новый губернатор требовал, чтоб русские оставили сии берега, как принадлежащие короне испанской, а в противном случае угрожал согнать их силою. Кусков сначала не знал, что ему делать, по непривычке к сношениям такого рода, не зная притом ни одного иностранного языка. Но как ему хорошо было известно, сколь слабы и презрительны те силы, коими губернатор может располагать, то он дал ему короткий и смелый ответ, что селение он основал по предписанию своего начальства, следовательно, и оставить его не должен, не может и не хочет иначе, как по повелению той же власти. Сие заставило губернатора прекратить свои требования и угрозы и удовольствоваться тем только, что он запретил иметь какое-либо сношение с крепостью и не позволяет Кускову ловить бобров в заливе св. Франциска.

Русские имели, по всем обычаям народным, полное право поселиться на здешних берегах, а испанцы хотят изгнать их по неосновательным и совершенно пустым притязаниям. Русские основали селение свое с добровольного согласия коренных жителей сей страны, с дозволения народа, не признающего власти испанцев и в вечной вражде с ними пребывающего. Народ сей уступил право выбрать на его берегах место и поселиться за известную плату, выданную ему разными товарами. Дружеское расположение сего народа, до сего времени продолжающееся к русским, явно свидетельствует, что они не насильно завладели сею землею. Русские промышленники по одному и по два ходят стрелять в леса диких коз, часто ночуют у индейцев и возвращаются, не получив от них ни вреда, ни обиды. Напротив того, испанцы в малом числе и без оружия показаться между ними не смеют, иначе все будут убиты. Индейцы сии охотно отдают дочерей своих в замужество за русских и алеут, поселившихся у них; и в крепости Росс теперь их много. Чрез сие составились не только дружество, но и родственные связи. Сверх того, русские поселились на таком берегу, который никогда никаким европейским народом занят не был, ибо, кроме Лаперуза и Ванкувера, много других, после их здесь бывших английских и американских торговых мореплавателей можно привести в свидетели, что далее пресидии св. Франциска к северу испанцы никогда никакого селения не имели. В северной же стороне пространного [358] залива сего имени основали они миссию св. Рафаила спустя три года после нашего заселения, и основали оную на земле, принадлежащей к Новому Альбиону, а не к Калифорнии; индейцы сожгли сие их заведение. Вот права русских на занятие Нового Альбиона.

Испанцы основывают свои притязания на праве первого открытия и на соседстве своем с сими берегами. Видели ли испанцы здешние берега прежде Дрейка, — это подлежит крайнему сомнению, ибо и в новейшие времена мореплаватели их обнаружили, что о западных странах Северной Америки они ничего не знали.

Но положим, что испанцы видели сии берега прежде всех других европейских народов и, как у них водится, на всех мысах и во всех гаванях, где они приставали, исполнили весьма смешной и глупый обряд принятия земель во владение своего короля, то и за всем тем одно открытие, без действительного занятия мест, нимало не дает права на обладание. Иначе испанцы могли бы утверждать, что вся Америка от мыса Горн до Северного полюса им. принадлежит, и далее на Восточную Сибирь предъявить могут свои права, ибо они славу открытия Берингова пролива себе присваивают и называют его именем какого-то испанца {*65}{187}, который, по всей вероятности, никогда там не плавал, а может быть, и вовсе не существовал. Правило, что открытие без действительного занятия области не составляет обладания и не дает никакого права на оное, испанское правительство несколько раз признавало. Еще при английской королеве Елисавете двор испанский требовал, чтобы английское министерство велело англичанам оставить одно место в Северной Америке{188}, которое, по праву открытия, принадлежало Испании. Елисавета в ответ приказала сказать им, что испанцы открыли сие место, когда там не было пушек, и что теперь снова надлежит открыть оное, если хотят им владеть. Залив Нутку{189}, из которого в 1789 году они выгнали англичан, сделав над ними разные жестокости, и где начальник судов их, Мартинес, сказал им, что вся Западная Америка от Берингова пролива до мыса Горн принадлежит королю испанскому, принуждены они были в 1791 году уступить англичанам, которые права свои точно на том же основали, на чем ныне русские основывают свое в занятии Нового Альбиона, а именно, на добровольном уступлении земли за плату природными жителями, то есть законными ее обладателями.

В прежней главе я упомянул уже, что старшина народа, живущего в соседстве порта Румянцева, в бытность мою там, приезжал ко мне на шлюп. Он привез подарки, состоящие из разных нарядов, стрел и домашних приборов, и просил, чтоб Россия взяла его под свою защиту. Переводчиком у нас был один алеут, живший более года между сим народом. Сей старшина, по имени Валенила {*66}, именно желал, чтоб более русских поселилось между ними, дабы могли они защитить жителей от притеснения испанцев. Он выпросил у меня флаг наш, с тем, как он говорил, чтоб при появлении у их берегов русских судов мог он поднимать оный в знак своей дружбы и союза с русскими. После сего я не думаю, чтоб можно было, не поступив явно против справедливости и здравого рассудка, утверждать, что россияне заняли чужие земли и поселились на берегу Нового Альбиона, не имея на то никакого права {190}.

По уверению Кускова и по собственным нашим замечаниям, климат в Новом Альбионе прекрасный и земля плодоносна. Летом большею частию дуют северо-западные ветры и стоит теплая ясная погода; а когда бывают ветры с юга, то всегда тихие; только в три зимних месяца (ноябрь, декабрь и январь) дуют они с большою силою и идет много дождя; холода же большого никогда не бывает; в сии же месяцы случаются часто сильные громы, а особливо в декабре, с самою ужасною молниею.

Земля производит здесь в изобилии многие растения: теперь у Кускова в огородах родится капуста, салат, тыква, редька, морковь, репа, [359] свекла, лук, картофель. Даже созревают на открытом воздухе арбузы, дыни и виноград, который недавно он развел. Огородная зелень весьма приятного вкуса и достигает иногда чрезвычайной величины. Особливо плодлив картофель, и притом садят его два раза в год: посаженный в первой половине февраля снимают в исходе мая; а в октябре поспевает тот, который сажают в июне. Кусков, для опыта, завел у себя маленькое земледелие, но, по неимению достаточного числа работников и нужных орудий, а может быть, и по неопытности, урожай не соответствовал ожиданиям, ибо в нынешнем году пшеница родилась у него только вчетверо против посева, а ячмень впятеро.

Он разводит также скот, и в успехе нет сомнения, ибо обильные пастбища, водопой, круглый год подножный корм позволяют с небольшим числом людей иметь большие стада. Теперь у него есть 10 лошадей, 80 голов рогатого скота, до 200 овец и более 50 свиней. Все сии животные в весьма хорошем состоянии: в двух быках, от него мною полученных, чистое мясо весило 47 пудов. Дворовых птиц — гусей и кур — он имеет много. К домашней его экономии принадлежит мельница и выделка кож на обувь. Ныне он сбирается делать свое сукно и учить индиянок, вышедших в замужество за алеут, прясть шерсть. Словом, Кусков умеет пользоваться добрым свойством климата и плодородием земли; он такой человек, которому подобного едва ли Компания имеет другого в службе, и если бы во всех ее селениях управляли такие же Кусковы, тогда бы доходы ее знатно увеличились и она избежала бы многих нареканий, ныне директорами ее без причины претерпеваемых.

Кроме сельской экономии, которая способствует ему снабжать компанейские суда лучшими жизненными потребностями, Кусков умел воспользоваться изобилием в прекрасном строевом лесе: он построил в порте графа Румянцева два мореходных судна {*67}, названные бригантина «Румянцев» и бриг «Булдаков», и несколько гребных судов.

Сверх всех вышеупомянутых занятий, он не упускает из виду и главного своего дела — отправлять артели для промысла бобров. На островах же Фаральонес {191} живут у него другие люди для промысла сивучей и морских котов, которые бывают там иногда в большом числе. Сих последних начинают бить с половины октября, когда их шерсть достигает полной своей длины и пушности. Острова сии приличнее называть большими каменьями, ибо они действительно состоят из голого камня и нет на них ни леса, ни земли, ни пресной воды, кроме дождевой, в ямах скопляющейся; лес попадается только по берегам, выкидываемый также морем. [360]

Рыбою берега здешние не изобильны: водятся почти те самые роды, какие попадаются в Монтерее. Но Кусков сказывал мне, что в реке, находящейся между портом Румянцева и крепостью Росс, названной Славянкою, бывают осетры, наружностию во всем сходные с нашими, только вкусом гораздо хуже.

Индейцы Нового Альбиона суть тот же самый народ, что и калифорнские жители, может быть, с некоторыми оттенками в нравах, обычаях, языке, кои для европейца неприметны. Они вообще смирны, миролюбивы и незлобны. Удобность, с какою испанцы их покорили и владеют лучшими местами земли их, при помощи весьма слабой силы, которую жители могли бы в одну ночь истребить, если бы составили заговор, показывает их миролюбивое свойство; а жестокость, часто против их употребляемая испанцами и не произведшая доселе всеобщего возмущения или заговора, свидетельствует о незлобивом их нраве.

Они даже имеют высокое понятие о справедливости. Например, прежде они поставляли себе за правило, да и ныне некоторые роды из них сего держатся, убивать только такое число испанцев, какое испанцы из них убьют, ибо сии последние часто посылают солдат хватать индейцев, коих они употребляют в пресидиях для разных трудных и низких работ и держат всегда скованных. Крещеные же индейцы, к миссиям принадлежащие, к таким работам не могут быть употреблены, разве в наказание за вину по воле миссионеров. Солдаты хватают их арканами, свитыми из конских волос. Подскакав во всю прыть к индейцу, солдат накидывает на него аркан, одним концом к седлу привязанный, и, свалив его на землю, тащит на некоторое расстояние, чтоб он выбился из сил. Тогда солдат, связав индейца, оставляет его и скачет за другим; а наловив, сколько ему нужно, гонит их в пресидию с завязанными руками.

Сим же способом испанские солдаты ловят здесь диких лошадей, быков и даже медведей: гонятся за каждым животным два человека с двух разных сторон, арканы накидывают почти в одно время и, накинув, вдруг поворачивают лошадей в противные стороны. Таким образом, вытянув арканы, имеют уже они животное в своих руках и могут оное на месте убить или вести на арканах куда угодно.

Но при ловле индейцев арканами нередко убивают их до смерти. После того соотечественники их ищут случая отомстить, и когда удастся им захватить где испанцев, то, убив из них столько, сколько умерщвлено их товарищей, прочих освобождают. Ныне, однакож, испанцы вывели их из терпения, и они никого из них не щадят, а особливо индейцы Нового Альбиона. К сему немало послужили хорошие и ласковые поступки с ними русских, которые, вместо того чтоб ловить и заковывать их, дарят им часто разные вещи, хотя маловажные, но для них дорогие, и даже, как я выше упомянул, вступают в супружество с их дочерьми. Такое благоразумное поведение Кускова скоро показало жителям разность между двумя народами, и по мере привязанности их к русским, коих они почитают как друзей и братьев, увеличилась их ненависть к испанцам, кои считают индейцев не лучше скотов.

Индейцы Нового Альбиона, так же как и калифорнские, на свободе живущие, кроме повязки по поясу, никакой одежды не употребляют; зимою только в холодное время накидывают на себя кожу какого-нибудь животного: оленью, волчью и пр. Наряд же их состоит в головном уборе, из перьев сделанном, и в повязках из травы и цветов. Копья и стрелы составляют их оружие. О возделывании земли для своего пропитания они не заботятся, пользуясь добровольными дарами природы; притом в выборе пищи они весьма неразборчивы: едят без малейшего отвращения мясо всех животных, какие только им попадутся, всех родов раковины и рыбу, даже самых гадов, кроме ядовитых змей.

Из растений главную их пищу составляют дубовые жолуди, кои они и на зиму запасают, и зерна дикой ржи, которая здесь растет в большом изобилии. Для сбора зерен сих употребляют они весьма легкий, впрочем странный способ: они зажигают все поле; трава и колосья, будучи весьма сухи, скоро сгорят, зерен же огонь истребить не успеет, а только опалит. [361]

После индейцы собирают оные и едят без всякого приготовления. Растение сие по большей части индейцы сожигают ночью, а потому, подходя к здешним берегам, всегда можно знать, где расположились их станы.

Из животных, кроме рыбы и раковин, чаще всего добывают они диких оленей, ибо способ их убивать весьма легок и прост. Индеец привязывает к своей голове голову оленя и покрывается оленьею кожею. В таком одеянии подкрадывается он к стаду сих животных, которым в движениях и прыжках народ сей весьма искусно умеет подражать. Будучи же в стаде, ему нетрудно стрелами убить столько оленей, сколько хочет.

Вообще здешние жители, как и все другие непросвещенные народы, ведут жизнь праздную. Для препровождения времени, которого они имеют так много, что не знают, куда девать, изобрели они игру. У них нарезано несколько небольших палочек. Один из игроков, сидя на коленях, беспрестанно вертит их с чрезвычайною скоростию, между тем кричит, поет и кривляется, стараясь быть смешным, чтоб отвлечь внимание соперника от рук своих, коими, воспользовавшись, по расчету его, благоприятною минутою, прячет несколько палочек в лежащую перед ним траву, а руки с остальными палочками закидывает мгновенно за спину. Соперник его должен отгадать, сколько палочек в траве: если не отгадает, то проигрывает; в противном случае выигрыш его. Они столь пристрастны к сей игре, что в порте Румянцева, получив от нас табак и прочие мелочи за разные редкости в подарок, тут же, в глазах наших, сели и начали друг другу проигрывать полученное от нас.

О религии их я ничего сказать не могу, но знаю, что они верят сверхъестественным действиям своих колдунов, или, как сибирские народы их называют, шаманов. В вышеупомянутом порте видел я, как один такой шаман лечил больного. Сидя над больным в шалаше, он беспрестанно что-то говорил нараспев и пел, махая разным образом бывшею у него в руках палкою с привязанными к ней перьями. Семейство больного, находившееся в том же шалаше, в известное время ему отвечало и помогало петь. Сие продолжалось при нас более часа, и после, когда мы оставили их, шаман продолжал свои действия.

Новый Альбион имеет один только весьма важный недостаток для заведения [362] колонии: по всему протяжению берегов сей области нет ни одного удобного и безопасного пристанища. Порт Румянцева, лежащий под широтою 38°18', закрыт от всех ветров и совершенно безопасен, но по мелководию своему удобен только для самых малых судов, рейд же его с юга совсем открыт.

Реки, текущие в море в пределах Нового Альбиона, хотя велики и глубоки, но в устьях своих или совсем мелководны или имеют мели от наносных песков и ила, часто переменяющиеся, которые делают вход и выход не только весьма трудным, но и крайне опасным. Такова, например, река, впадающая в океан под широтой 46° 18' и которую испанцы называют Рио-де-лос-Рейес {*68}, а граждане северо-восточной американской республики {192} — Колумбиею.