В Калифорнии обитает очень много индейских племен, которые говорят на различных языках, зачастую совершенно не похожих друг на друга. Например, в одной только миссии Санта-Клара индейцы объясняются более чем на двадцати языках. Представители всех этих племен одинаково глупы, грязны и безобразны. Они, как правило, среднего роста и очень слабого телосложения, а их кожа имеет очень темный оттенок. Лица у калифорнийских индейцев плоские, губы толстые и вывороченные, носы широкие, негритянского типа, лбы очень низкие, волосы густые и черные. Их духовное развитие находится еще в зачаточном состоянии. Лаперуз, вероятно, не так уж преувеличивал, когда утверждал, что тот из них, кто в состоянии сообразить, что дважды четыре — восемь, считается среди соотечественников Декартом или Ньютоном. Для большинства местных индейцев это слишком сложное умозаключение.
Все дикие индейцы ведут здесь кочевой образ жизни. Охота — их единственное занятие; только она и дает им средства к существованию. Поэтому стрельба из лука — единственное искусство, в котором они преуспевают. Это искусство стоило жизни многим испанцам. Индейцы бродят нагими по лесам и горам, подстерегая добычу. Если они хотят остановиться где-нибудь на короткий срок, то строят себе жалкие соломенные хижины, которые сжигают, покидая данную местность.
Как я уже упоминал, земледелие является источником больших доходов для местного духовенства, причем возде-лываются весьма обширные пространства. В одной лишь миссии Санта-Клара ежегодный урожай пшеницы превышает 3000 фанег278, то есть достигает примерно 620 английских четвертей, или 3400 берлинских четвериков. Благодаря необычайному плодородию почвы средний урожай в этих местах составляет сам-сорок, хотя европейский сельский хозяин нашел бы, что земля обрабатывается здесь неудовлетворительно. Поле взрыхляют весьма примитивным плугом, затем засевают и вспахивают вновь. На этом вся работа заканчивается, и значительная часть семян погибает под твердыми глыбами земли. При хорошей обработке эти поля давали бы неслыханный в Европе урожай. Монахи сами признают, что мало понимают в земледелии, но их вполне удовлетворяют нынешние богатые урожаи. Что, однако, совершенно непростительно, так это их беспечность в отношении приготовления муки. До сих пор в Калифорнии не существует ни одной мельницы, и несчастным индейцам приходится с огромным трудом перетирать зерна пшеницы между двумя плоскими камнями.Мы совершили прогулку в пуэбло, находящееся на расстоянии получаса ходьбы от миссии. Так называют в Калифорнии селения, в которых живут семейные инвалиды и отставные солдаты из президио, а также их потомки. Данное пуэбло расположено в очень живописной местности. Уютные каменные дома окружены фруктовыми садами, с оград которых заманчиво свисают грозди винограда. Жители гостеприимно вышли нам навстречу и с обычной для испанцев учтивостью и церемонностью пригласили нас зайти в свои простые, но чистые жилища. Все обитатели пуэбло имели здоровый и довольный вид. Да они и в самом деле счастливы. Свободные от всяких налогов, эти люди владеют всеми теми землями, которые им было угодно занять, и беззаботно живут на богатые доходы от земледелия и скотоводства.
В Калифорнии имеется много подобных пуэбло, причем их население ежегодно значительно возрастает. В то же время численность индейцев, живущих в миссиях, быстро уменьшается вследствие высокой смертности, часто смерть уносит за год до одной трети индейцев-христиан. Поэтому святые отцы вообще не могли бы здесь существовать, если бы не беспрестанная вербовка силой или хитростью новых рекрутов из числа диких индейцев. В Старой Калифорнии уже закрылось несколько миссий, ибо индейцы, обитавшие в тех местах, были полностью истреблены. В северной части Новой Калифорнии еще имеются богатые людские резервы, но если с ними и впредь будут обращаться столь же расточительно, то наступит время, когда и этот источник иссякнет. Между тем число обитателей пуэбло будет неуклонно возрастать; они-то и составят новое население Калифорнии.
Мы провели три дня в миссии Санта-Клара, монахам которой, во всяком случае, нельзя отказать в одной добродетели—в гостеприимстве. В обратный путь мы отправились с грузом фруктов и овощей, закупленных по довольно дешевым ценам. Их отвезли к берегу на очень неуклюжих и тяжелых двухколесных повозках, запряженных быками. Колеса этих повозок представляли собой сплошные диски, сколоченные из толстых досок. Эти диски имели не вполне правильную форму и к тому же были просверлены не строго по центру, вследствие чего они с трудом вращались, а оси все время подскакивали вверх и вниз. От этого очень пострадали наши прекрасные дыни, арбузы, персики, абрикосы, фиги и виноград, а также замечательные яблоки, подобных которым нет в Европе. На баркасе все уже было готово к приему груза. Матросы рассказали нам, что по ночам их беспокоили большие белые волки.
Воспользовавшись отливом, мы отплыли от берега и вскоре увидели простиравшийся к востоку узкий морской залив, похожий на реку. У его оконечности, в весьма плодородной местности, расположена миссия Сан-Хосе, основанная в 1797 г. В настоящее время она является одной из самых богатых в Калифорнии. Вблизи нее тоже возникло пуэбло. Данное пуэбло, а также то, которое находится около миссии Санта-Клара, по сей день остаются единственными на берегах залива Сан-Франциско. Между миссиями Сан-Хосе и Санта-Клара недавно была проложена дорога. По ней можно проехать верхом за 2 часа.
Вскоре после того, как мы вернулись на судно, на берегу показался монах, подъехавший верхом в сопровождении одного драгуна. Размахивая своей большой шляпой, он дал нам понять, что хочет явиться на борт. За ним тотчас же послали шлюпку, и перед нами предстал худощавый, небольшого роста испанец, чрезвычайно оживленный и разговорчивый. Он назвался падре Томасом из миссии Сан-Франциско и предложил за хорошую плату ежедневно снабжать нас свежей провизией, в том числе даже двумя бутылками молока. Падре владел бесчисленным множеством коров и весьма хвалился тем, что был единственным человеком в районе Сан-Франциско, которому удалось наконец после долгих усилий получить от них немного молока. Так как из президио нас снабжать не могли, а миссия Санта-Клара находилась слишком далеко, мне пришлось принять сделанное им предложение. Уезжая, падре Томас пригласил меня к себе отобедать.
На следующий день я отправился верхом в миссию Сан-Франциско в сопровождении нескольких офицеров. Мне уже приходилось описывать ее в отчете о моем предыдущем плавании. С тех пор миссия почти не изменилась. Веселый и жизнерадостный Томас был теперь здесь единственным монахом и потому являлся единоличным правителем. Нас приняли весьма гостеприимно и роскошно угостили. Во время обеда было подано бесчисленное множество блюд, густо приправленных перцем и чесноком. Нам усердно подливали также неплохое местное вино, которое падре хранит в своих погребах. При этом нас увеселяли музыкой. Маленькие голые индейские мальчики пиликали на дрянных скрипках, а сам достопочтенный падре вертел стоявшую возле него шарманку. Поданные на десерт фрукты были присланы из миссии Санта-Клара, ибо в здешней местности они плохо произрастают из-за морских туманов, нередко доходящих до самой миссии.
Однажды утром мы услышали пушечные выстрелы. Они были произведены с помощью того пороха, который остался после салюта, данного в честь нашего судна. Этими выстрелами в крепости приветствовали прибытие ее коменданта дона Игнасио Мартинеса, вернувшегося к исполнению своих обязанностей по окончании конгресса в Монтеррее. С ним вместе приехал по делам комендант президио Сан-Диего дон Хосе Мария Эстудильо, с которым я познакомился еще во время моего предыдущего пребывания в этих краях. Оба коменданта посетили меня в сопровождении Санчеса и отобедали на судне. Им так здесь понравилось, что они вернулись на берег только ночью.
Неотложные служебные дела призывали меня в поселение Российско-американской компании, называемое Россом и расположенное примерно в 80 милях к северу от Сан-Франциско. Уже в течение некоторого времени я подумывал о том, чтобы проехать туда по суше. Однако подобное путешествие было сопряжено с большими трудностями, которые можно было преодолеть лишь с помощью коменданта. Поэтому я решил воспользоваться его дружеским расположением, и он охотно пошел мне навстречу. Нам требовались верховые лошади, а также военный эскорт, который должен был указывать дорогу и одновременно защищать нас в случае нападения дикарей. Комендант предоставил нам и то и другое. Дон Эстудильо решил принять участие в этом приключении и взял на себя командование выделенным для нас эскортом.
Вместе со мной должны были отправиться доктор Эш-шольц, Гофман, два моих офицера, двое матросов, дон Эстудильо и четверо драгунов. Таким образом, весь наш отряд состоял из двенадцати человек. Был назначен день отъезда. Накануне вечером дон Эстудильо прибыл на судно со своими четырьмя драгунами. Они были хорошо вооружены и затянуты в кожаные доспехи. Сам Эстудильо, в старинном испанском костюме с огромным мечом и еще более внушительными шпорами, с пистолетами и кинжалом за поясом и штуцером в руках имел еще более живописный вид и был похож на авантюриста прошедших времен. Он уверял, что необходимо соблюдать величайшую осторожность, ибо нам придется проезжать через местность, где хозяйничают «немирные индейцы» (los indianos bravos). Поэтому и мы в избытке запаслись оружием.
Рано утром, когда первые солнечные лучи еще только начинали золотить вершины гор, наш небольшой, но хорошо вооруженный отряд разместился в баркасе. Мы направились на северо-восток по заливу Сан-Франциско, ибо наше сухопутное путешествие должно было начаться лишь от миссии Сан-Габриэль, расположенной на северном берегу этого залива. Стояла прекрасная погода, воздух был необычайно приятен. Мы гребли при полном штиле. Нашим лоцманом был индеец Марко, которого взял с собой Эстудильо. Местные испанцы либо не в состоянии запомнить путь по морю даже в том случае, если они проделали одно и то же плавание несколько раз, либо считают обязанности лоцмана слишком обременительными. Поэтому они всегда берут с собой опытного индейца в качестве рулевого.
Несмотря на свой солидный возраст, Эстудильо был очень веселым собеседником. Он оказался самым образованным среди испанцев, встреченных мной в Калифорнии. Эстудильо несколько кичился своими литературными познаниями и назвал мне три книги, которые прочитал, не считая «Дон Кихота» и «Жиль Блаза». Как он сообщил мне по секрету, все остальные местные испанцы вряд ли видели когда-нибудь какую-либо другую книгу, кроме Библии.
Марко состарился в миссии. Он был для монахов очень ценным человеком, и потому с ним обращались значительно лучше, чем с другими индейцами. Марко довольно бегло говорил по-испански. Эстудильо пытался сделать его мишенью для своих острот, но нашел в старом индейце достойного соперника. Ответы Марко иногда ставили его в тупик. Пример Марко доказывает, что при благоприятных условиях умственные способности калифорнийских индейцев могут вполне развиться. Однако в миссиях это случается, конечно, чрезвычайно редко.
Дон Эстудильо весьма откровенно говорил о положении в Калифорнии, где он прожил уже тридцать лет. Подобно большинству военных, он недружелюбно относился к миссионерам и называл их эгоистами, пекущимися только о собственной выгоде. Эстудильо указывал, что святые отцы обогащаются за счет жестокой эксплуатации обращенных в христианство индейцев, а затем уезжают с нажитыми богатствами в Испанию. Он описывал также, как происходит это обращение. По словам Эстудильо, монахи нередко посылают в горы драгун для поимки свободных язычников, имея в виду превратить последних в христианских рабов. Такой охотник берет с собой аркан - крепкий кожаный ремень, оканчивающийся петлей; другой конец ремня прикрепляется к седлу. Драгун ловко бросает этот аркан на расстояние 7— 8 саженей, причем почти всегда без промаха. Подкравшись к группе индейцев, он мгновенно набрасывает одному из них петлю на голову, пришпоривает коня и скачет со своей добычей в миссию. Иногда он доставляет туда лишь труп. Должен сказать, что мне никогда не приходилось встречать более искусных и смелых всадников, чем местные драгуны. Неудивительно, что несколько таких кавалеристов, действуя сообща, успешно ловят арканами даже медведей и диких быков. Для поимки индейца достаточно всего лишь одного драгуна.
Эстудильо утверждал также, что ни один индеец, вопреки уверениям монахов, не приходит в миссию по доброй воле. Всех их либо ловят вышеописанным способом, либо заманивают хитростью. Для этой цели в каждой миссии содержится несколько индейцев вроде нашего лоцмана Марко, с которыми обращаются очень хорошо. Их посылают странствовать по отдаленным местностям, где они должны употребить все свое красноречие на то, чтобы убедить своих диких соплеменников посетить миссию. Над тем индейцем, который побывает здесь хотя бы один раз, сразу же совершают обряд крещения, и он, таким образом, навсегда остается во власти монахов. При попытке к бегству индейца преследует всадник с арканом. Беглеца ждут плети и ножные кандалы.
Я высказал предположение, что теперь, вероятно, многое изменится, так как владычество духовенства прекратилось и военные больше не находятся от него в столь тяжкой зависимости. Эстудильо ответил на это следующее: «Калифорния могла бы стать могущественным государством, ибо природа в избытке наделила ее всем, что для этого необходимо. Однако нами должен руководить сильный человек. Дон Луис Аргуэльо не способен упорядочить наши совершенно расстроенные финансы и ввести субординацию, без которой не может существовать ни одно государство. Он не в состоянии дать нам конституцию, которая могла бы обеспечить спокойствие и всеобщее удовлетворение. Все военные придерживаются такого мнения: тот, кто выплатит нам жалованье, которое осталась должна Испания, сможет нами располагать! Подобные заявления часто повторялись во всеуслышание. Основываясь на этом, Мексика начала с нами переговоры, которые находились в центре внимания на конгрессе в Монтеррее. Поэтому еще неизвестно, останется ли Калифорния самостоятельным государством или подпадет под власть другой державы».
Сознаюсь, я не мог не подумать о том, как счастлива была бы данная страна под защитой нашей великой империи и какие выгоды получила бы от этого сама Россия. Калифорния явилась бы житницей для Камчатки, Охотска и всех поселений Российско-Американской компании. Ее присоединение вдохнуло бы новую жизнь в эти районы, нередко испытывающие нужду в самом необходимом.
К тому времени, когда солнце показалось во всем своем великолепии над вершинами гор, мы уже шли на веслах между островами, отделявшими южную часть залива от северной. Вскоре перед нами открылась широкая водная гладь. За нею находилась ближайшая цель нашего путешествия — миссия Сан-Габриэль, которую можно было опознать лишь по горам, возвышавшимся в отдалении от берега, ибо расстилавшаяся равнина была настолько низменной, что не вырисовывалась над горизонтом. На северо-западе мы увидели еще одну недавно основанную миссию — Сан-Франциско Солона. Эти две миссии до сего дня остаются единственными на берегах северной части залива.
В этих местах такие же прелестные ландшафты, как и на берегах южной части залива. Всюду виднеются отлогие холмы, высота которых постепенно увеличивается по мере удаления от берега, леса, напоминающие парки, и прелестные луга. На этот раз северо-западный берег остался слева от нас, но позднее я его неоднократно посещал. Здесь имеется несколько небольших, но надежных естественных гаваней. Глубина в них у самого берега настолько велика, что позволяет становиться на якорь самым большим судам. Именно здесь наш корабль запасся очень вкусной питьевой водой, так как вода в районе президио плохого качества.
Весь залив Сан-Франциско представляет прекрасную гавань, в которой могут стоять на якоре тысячи судов. Но для ремонта последних наиболее удобны небольшие бухточки, расположенные вдоль северо-западного побережья, так как здесь суда могут подходить почти вплотную к берегу, а поблизости имеется превосходный строительный лес, в том числе большие мачтовые деревья.
Весь северный берег залива, строго говоря, уже не относится к Калифорнии, а рассматривается географами как часть Нового Альбиона. Этот берег еще не исследован ни одним мореплавателем и малоизвестен даже местным испанцам. В северную часть залива впадают две большие судоходные реки: одна — с севера, а другая — с востока. Позднее я имел возможность их осмотреть. Местность здесь повсюду кажется весьма плодородной, а климат ее можно, пожалуй, назвать самым прекрасным и здоровым на земле. Однако удел этого края подобен уделу безмолвных добродетелей и скромных заслуг: как и они, он остается незамеченным. Наши потомки будут более справедливыми и потому признают когда-нибудь ценность Калифорнии. В этой пустынной местности вырастут города и села, в здешние воды, которые ныне лишь изредка бороздит одинокий челн, станут заходить суда всех наций, а зажиточное и счастливое население данного края будет с благодарностью пользоваться щедрыми дарами природы и рассылать местные сокровища во все части света.
Свежий попутный ветер помог нам преодолеть встречное течение, вызванное отливом. Крутые берега общего устья обеих упомянутых рек остались справа от нас. А когда солнце уже готово было зайти за синевшие на западе горные вершины, мы прошли по узкому протоку, пересекавшему болотистую прибрежную равнину, и достигли места высадки.
Отсюда нам оставалась еще добрая морская миля до миссии Сан-Габриэль, видневшейся в отдалении среди старых дубов. На берегу моря простирался прекрасный луг, на котором паслось множество лошадей, принадлежавших миссии. Рядом с ними мирно щипало траву стадо небольших оленей, которые в изобилии водятся в этих местах. Наши драгуны, не желая идти в миссию пешком, взялись за свои арканы и быстро поймали столько лошадей, сколько нам требовалось.
Седла у нас были с собой, и потому вскоре мы уже неслись галопом по равнине мимо растущих здесь одиночных дубов.
Миссией Сан-Габриэль управлял тогда единственный монах, встретивший нас весьма гостеприимно. Эта миссия, основанная в 1816 г., расположена, по-видимому, еще удачнее, чем знаменитая миссия Санта-Клара. Высокий горный хребет защищает ее от холодных северных ветров. Однако, по словам монаха, за этой естественной преградой обитают «немирные индейцы». Один раз им даже удалось напасть на миссию и сжечь ее строения, вследствие чего приходится постоянно быть настороже. И действительно, миссия Сан-Габриэль кажется как бы форпостом, защищающим все остальные миссии. Ее гарнизон, состоящий из шести драгунов, готов к бою при малейшей тревоге.
Ночью мне помешали уснуть насекомые, и я пошел прогуляться в сторону гор. Здесь я увидел двух часовых в полном вооружении. Они развели костры и каждые десять минут звонили в колокол, висевший между двумя столбами, видимо, для того, чтобы доказать свою бдительность. Всякий раз на звон колокола отвечал вой волков, бродивших вокруг миссии. Эти небольшие звери несколько похожи по внешнему виду на лисиц. Вряд ли в миссии сколько-нибудь серьезно опасаются других врагов. Об этом свидетельствуют как ничтожная численность гарнизона, так и отсутствие оборонительных сооружений, хотя миссия расположена посреди открытого поля. Храбрость «немирных индейцев», по-видимому, заключается в том, что они не хотят добровольно подчиниться и скрываются от преследований, а иногда, может быть, еще прокрадываются к миссии, чтобы ее поджечь. Мы видели здесь несколько подобных «героев». Они терпеливо работали с кандалами на ногах и ничем не отличались от индейцев, живущих в миссиях Сан-Франциско и Санта-Клара.
С первыми лучами восходящего солнца мы были уже на конях. Когда долина, в которой расположена миссия, осталась позади и мы перевалили через окаймляющую ее возвышенность, наш проводник повернул на северо-запад. Мы все больше отдалялись от берега. Наши кони ступали по девственной земле, лишенной каких бы то ни было неровностей. Деревья с густой и тенистой листвой росли на ней отдельными живописными группами. Казалось, будто они посажены искуснейшими садоводами, продолжающими и поныне заботливо за ними ухаживать. Как легко было бы обработать эти поля, на которых нет никаких камней! Сколь плодородной должна быть эта земля, если судить по растущей здесь роскошной траве!
Мы все время натыкались на бесчисленные стада небольших оленей. Эти олени были настолько смелы, что подпускали нас к себе почти вплотную и только тогда стрелой уносились вдаль. Реже замечали мы оленей другого вида, размером с лошадь, с красивыми ветвистыми рогами. Они паслись, как правило, на таких возвышенностях, откуда удобно было обозревать окрестности, и казались гораздо осторожнее маленьких. Тем не менее индейцы успешно охотятся и на этих оленей. Они привязывают к своим головам рога убитых животных, покрываются оленьими шкурами и, став на четвереньки, подкрадываются по высокой траве к стаду, точно подражая тем движениям, которые делает олень, поедая траву. Олень до тех пор продолжает принимать охотников за себе подобных, пока не начнут свистеть стрелы и не появятся первые жертвы.
К полудню жара стала настолько невыносимой, что нам пришлось сделать привал. Мы расположились на холме в тени дубов и, отпустив наших лошадей пастись, принялись за еду. В это время вдалеке, за кустарником, показалась толпа индейцев, вследствие чего наши драгуны тотчас же схватились за оружие. Но дикие индейцы вскоре исчезли, так и не посмев к нам приблизиться. Отдохнув часа два, мы снова пустились в путь. Меня немало удивляла способность нашего проводника свободно ориентироваться на местности, где он был до того лишь один раз и где нет особо примечательных предметов, по которым можно было бы находить дорогу.
Мы были свидетелями того, как два больших мохнатых белых волка преследовали стадо маленьких оленей. На сей раз эти изящные животные были спасены, так как, увидев нас, волки убежали. Во многих местах мы замечали небольшие цилиндрические хижины, сооруженные из ветвей. Они были, вероятно, совсем недавно покинуты индейцами, а два раза мы даже натыкались на только что потушенные костры с еще тлевшими угольками. По-видимому, мы часто приближались к индейцам. Однако благодаря своему острому зрению последние замечали нас раньше, чем мы их, и настолько быстро скрывались от страшных военных с арканами, что мы не успевали их увидеть.
Вечером мы подъехали к небольшой реке, которая вытекает из горного ущелья и впадает в море у порта Румянцева, или Бодега. Море было уже недалеко, но до колонии Росс оставалось еще добрых 10 миль. Уже стемнело, и потому мы решили здесь заночевать. Ночь была туманной и прохладной; мы провели ее довольно плохо.
Утром мы перебрались через эту неглубокую речку вброд. Теперь мы двигались по местности, весьма отличной от той, по которой пролегал наш путь накануне. Разница становилась тем заметнее, чем ближе подъезжали мы к берегу. Пологие холмы и радующие взор долины сменились более суровым ландшафтом. Высокие острые скалы, поросшие густыми лиственничными лесами, чередовались здесь с отвесными пропастями. Мы делали много объездов, и все же нельзя было избежать многочисленных крутых подъемов, на которые нам приходилось взбираться с большим трудом. К полудню мы достигли значительной возвышенности, с которой открывался восхитительный вид. На западе виднелся океан, чей берег образует здесь порт Румянцева. В него могут заходить лишь небольшие суда. Ввиду этого расположенное здесь незначительное русское поселение, вероятно, никогда не станет таким процветающим, каким оно могло бы быть, если бы обстоятельства позволили основать его в заливе Сан-Франциско. На востоке, далеко в глубь материка, протянулась долина, которую, как мне сообщил Эстудильо, индейцы называют долиной Белых людей.
У индейцев существует древнее предание, согласно которому у здешних берегов однажды потерпело крушение судно. Спасшиеся с него белые люди поселились в этой долине и жили в дружбе с индейцами. О том, что стало с ними в дальнейшем, нет никаких сведений.
На северо-востоке возвышается большая гора, поросшая густым еловым лесом. Она имеет неприступный вид, вследствие чего на ней главным образом и обитают индейцы. Об их пребывании там свидетельствовали столбы дыма. Наши солдаты рассказывали, что на этой горе живет индейский вождь, которого уважают за храбрость как испанцы, так и его соплеменники. По словам солдат, это племя вообще принадлежит к совершенно иной расе. Все его представители отличаются мужеством и предпочитают смерть подчинению миссионерам. Поэтому ни один из них не находится под властью попов. Более высокий уровень развития этих индейцев, возможно, объясняется тем, что они произошли от смешанных браков с потерпевшими крушение белыми.
Теперь мы местами ехали по песчаному берегу океана, так что волны прибоя хлестали по ногам наших лошадей, местами же пробирались по лугам и возвышенностям. Вскоре после того, как порт Румянцева остался позади, мы переправились вброд через мелководную реку, которую русские назвали Славянкой. По мере удаления от океана ее глубина увеличивается и она даже становится судоходной. Русские поднимались на 100 верст вверх по ее течению. Славянка течет с северо-востока. Ее берега, по-видимому, очень плодородны, но их населяют многочисленные воинственные племена.
Местность, через которую мы проезжали, выглядела очень романтично, хотя и продолжала оставаться весьма суровой. Повсюду росли роскошные травы, что свидетельствовало о плодородии почвы. Очутившись снова на вершине высокой горы, мы с радостью увидели внизу крепость Росс. По склону шла довольно удобная дорога. Мы пришпорили усталых лошадей и, к немалому удивлению обитателей крепости, галопом въехали в ее ворота. Правитель селения Шмидт принял нас чрезвычайно дружественно и приказал произвести несколько пушечных выстрелов в честь нашего прибытия на российско-американскую землю. Затем он весьма гостеприимно пригласил нас в свой удобный и чистый дом, выстроенный из толстых бревен на европейский манер.
Источник: Коцебу О. Е. Новое путешествие вокруг света в 1823—1826 гг. М. «Наука», 1981 г.