Крепость представляет собой четырехугольник, окружен­ный частоколом из высоких и толстых бревен. Она имеет две башни, снабженные 15 пушками. Во время моего пре­бывания в крепости ее гарнизон состоял из 130 человек, из которых лишь немногие были русскими, а остальные — алеу­тами.

Вначале испанцы не возражали против пребывания здесь русских поселенцев и снабжали их быками, коровами, ло­шадьми и овцами. Однако, заметив, что колония Росс, не­смотря на менее плодородную почву и худший климат, ста­новится более цветущей, чем их собственные поселения, они начали завидовать колонистам и опасаться за свое буду­щее, а потому потребовали, чтобы русские удалились. Ис­панцы утверждали, что их владения на западном берегу Аме­рики простираются до Северного Ледовитого океана, и уг­рожали подкрепить свои требования силой оружия. Кусков, основатель и тогдашний командир крепости Росс, благора­зумный и неустрашимый человек, дал им весьма решитель­ный ответ. Он сказал, что основал колонию по приказу сво­их начальников и притом в такой местности, которая ранее не была занята никакой другой державой. Он подчеркнул, что на данную землю могли бы претендовать разве только коренные жители, но они добровольно уступили ее русским. На этом основании Кусков отклонил столь необоснованное требование и предупредил, что на насилие ответит насили­ем. Испанцы поняли, что не смогут справиться с русскими, а потому отказались от своих смехотворных притязаний и вновь завязали с поселенцами дружеские отношения. В на­стоящее время эти две нации живут здесь в полнейшем со­гласии.

Между прочим, селение Росс приносит испанцам боль­шую пользу. Во всей Калифорнии не сыщется ни одного сле­саря и ни одного кузнеца. Поэтому все железные орудия испанцев изготовляются или чинятся за хорошую плату в русской колонии. Сопровождавшие нас драгуны также при­везли с собой для починки множество испорченных ружей­ных замков.

Чтобы русские не смогли распространить границы своей колонии до северного берега залива Сан-Франциско, испан­цы спешно построили там миссии Сан-Габриэль и Сан-Фран­циско Солона. Очень жаль, что мы их не опередили. Ведь по­селение на берегу этого прекрасного залива могло бы при­нести нам поистине неисчислимые выгоды, особенно если учесть, что мы владеем в этом краю лишь плохой гаванью Бодега.

Обитатели селения Росс живут в мире и согласии с мест­ным населением. Многие индейцы приходят в крепость и работают там за поденную оплату. Ночи они обычно прово­дят вне крепости. Индейцы охотно выдают своих дочерей замуж за русских и алеутов. В результате возникают много­численные родственные связи, которые способствуют даль­нейшему укреплению уз дружбы и взаимопонимания. Обита­тели Росса, в одиночку охотясь на оленей и другую дичь, уда­ляются от крепости на большие расстояния. Они часто проводят ночи среди индейцев различных племен, причем с ними еще не случалось ничего плохого. Испанцы никогда бы на это не решились. Чем разительнее контраст между уг­нетением индейцев в миссиях и обращением с ними в нашем селении, тем больше должен радоваться всякий гуманный человек, вступая на русскую территорию. Православная цер­ковь не распространяет свое учение силой. Она свободна от фанатизма и проповедует любовь и терпимость. Эта церковь не стремится во что бы то ни стало привлечь людей иной ве­ры, а позволяет им принимать православие лишь по искрен­нему внутреннему убеждению. Для тех же, кого она допуска­ет в свое лоно, она навсегда остается любящей матерью. Сколь отлично это от образа действий католических свя­щенников и протестантских миссионеров!²⁷⁹

Местность, где расположено селение Росс, отличается мягким климатом. Лишь изредка ртуть в термометре опуска­ется здесь ниже нуля. К сожалению, частые туманы препят­ствуют развитию на этом побережье садоводства и огород­ничества. Однако на расстоянии нескольких верст от бере­га, в тех местах, куда не проникают туманы, очень хорошо произрастают почти все южные растения. Овощи достигают здесь необычайных размеров. Встречаются редьки весом до 50 фунтов, тыквы весом 65 фунтов; соответственно велики и другие овощи. Картофель приносит здесь урожай сам-сто или сам-двести, причем его собирают два раза в год. Поэтому голод в селении Росс едва ли возможен. Крепость окружена полями пшеницы и ячменя, принадлежащими отдельным жителям селения. Из-за туманов злаки произрастают здесь не так хорошо, как в миссии Санта-Клара, но все же колонис­ты имеют возможность ежедневно есть белый хлеб и кашу. Алеуты обычно очень неохотно покидают родину, но этот край им так нравится, что они с удовольствием здесь остают­ся и не скучают по своим островам.

Испанцам следовало бы поучиться земледелию в селении Росс у Шмидта. Он ведет здесь хозяйство с достойным удив­ления совершенством. Все земледельческие орудия изготов­ляются на месте под его руководством и не уступают лучшим европейским образцам. Наши испанские спутники тоже бы­ли всем этим поражены. Но что их больше всего изумило, так это ветряная мельница: они никогда не видели столь со­вершенной и полезной машины.

Вокруг селения Росс имеется много строительного леса, который используется Компанией. Здесь было уже спущено со стапелей два судна. Море изобилует очень вкусной рыбой, а на суше водится в неистощимом количестве самая лучшая дичь. Обладая всеми этими достоинствами, селение страда­ет лишь из-за отсутствия хорошей гавани. Однако при уме­лом ведении хозяйства все же можно будет со временем снабжать отсюда всеми необходимыми припасами более се­верные поселения.

Местные индейцы очень похожи на тех, которые живут в миссиях. Можно утверждать, что все они принадлежат к одной расе, хотя и говорят на разных языках. Однако здесь индейцы не столь глупы и выглядят более веселыми и до­вольными, тогда как в миссиях с их лиц не сходит печать глу­бочайшей серьезности, а глаза всегда устремлены в землю. Эти различия объясняются их неодинаковой судьбой.

Здешние индейцы тоже ходят нагими и ведут кочевой об­раз жизни. Помимо поденной работы у русских их единст­венным занятием является охота. Эти индейцы весьма не­прихотливы в выборе пищи. Они с аппетитом поедают вся­кую дрянь, в том числе различных насекомых и червей, делая исключение лишь для ядовитых змей. На зиму они за­пасаются желудями и зернами дикой ржи, растущей здесь в изобилии. Когда эта рожь созревает, индейцы ее поджига­ют. Солома сгорает, а обжаренные зерна остаются на земле. Их собирают в кучу и смешивают с желудями. В таком виде это кушанье употребляется в пищу. Местные индейцы приду­мали несколько азартных игр, которые они обожают. Они предаются игре со страстью и нередко проигрывают все, что имеют.

Если когда-нибудь среди отсталых обитателей данного края распространятся блага цивилизации, то это будет заслу­гой отнюдь не испанских миссий, а русских поселений. При­общившись к культуре, местные народы станут благодарить русских за свое пробуждение к разумной жизни. Такое про­буждение уже началось у алеутов.

Проведя в селении два дня, мы простились с почтенным Шмидтом и отправились назад той же дорогой. На обратном пути с нами не произошло ничего примечательного. Про­фессор Эшшольц остался в селении, чтобы произвести неко­торые изыскания в области естественной истории. Он наме­ревался вернуться морем на алеутской байдаре, воспользо­вавшись тем, что многие из них должны были в ближайшее время отправиться на промысел морского бобра в залив Сан-Франциско.

Так как испанцы сами не занимаются охотой на морских бобров, они охотно разрешают русским промышлять возле своих берегов, за что получают определенную часть добычи. Я был очень рад, что байдары из колоний Росс прибудут в за­лив еще во время нашего здесь пребывания. Дело в том, что я намеревался посвятить некоторое время исследованию еще совершенно неизученных рек, впадающих в залив Сан-Франциско, для чего эти небольшие суденышки могли бы весьма пригодиться. Вот почему я ждал только их прихода, чтобы вновь отправиться в путь.

В течение всего лета здесь господствует северо-западный ветер, при котором никогда не бывает дождя. Но теперь сто­ял уже конец октября, когда часто дуют южные ветры, при­носящие с собой плохую погоду и сильные ливни. Именно из-за них нам пришлось в течение некоторого времени ожидать возвращения профессора Эшшольца и прибытия байдар.

Однажды, к большому нашему изумлению, в залив из от­крытого моря вошла шестивесельная шлюпка, которая вско­ре подошла к нашему кораблю. Она была спущена с англий­ского китобойного судна, которое уже в течение нескольких дней лавировало перед входом в залив, не имея возможнос­ти войти в него из-за неблагоприятного направления ветра. Большая часть команды страдала от цинги, и капитан решил послать на берег шлюпку, чтобы достать для больных свеже­го мяса. Я тотчас же приказал в изобилии снабдить их мясом и овощами, после чего шлюпка отправилась обратно. На сле­дующий день в залив вошло само судно и стало возле нас на якорь. По тому, как они убирали паруса, было видно, что у них осталось очень мало людей, сохранивших работоспособ­ность. Капитан, вскоре меня посетивший, также был совсем изнурен, а его помощники лежали в постели. Семь месяцев это судно провело у берегов Японии, ни разу не вставая на якорь и не поддерживая никакой связи с сушей. Несмотря на столь большие лишения, команде не удалось добыть ни одного кита, хотя последние в изобилии водятся у японских берегов.

Заболевание команды цингой я могу объяснить лишь пло­хим питанием вследствие непростительной экономии, а так­же нечистоплотностью. Последнее качество вообще неха­рактерно для англичан, но при таком длительном и непре­рывном плавании, конечно, трудно избежать грязи на судне. На нашем корабле в течение всего путешествия не наблюда­лось ни малейших следов цинги, этой страшной болезни, от которой в прежние годы погибало так много моряков.

Капитан рассказал мне, что у берегов Японии промышля­ло большое число китобойных судов, причем многие из них через короткое время уходили оттуда с богатой добычей. Все эти суда очень страдали от частых штормов. Другим большим неудобством было строгое запрещение высажи­ваться на японскую землю.

Как известно, японцы не желают иметь никакого дела с другими нациями, за исключением китайцев и голландцев, и обращаются с чужеземцами как с прокаженными: под стра­хом смертной казни там запрещено снабжать иностранцев пищей. Японцы видят в этом верное средство сохранить в чистоте свои древние обычаи, при которых они чувствуют себя счастливыми. Проведя семь месяцев в Японии во время моего первого путешествия с адмиралом Крузенштерном, я могу засвидетельствовать, что всякий, кто имел возмож­ность поближе познакомиться с этим народом, не может его не уважать. Ведь японцы собственными силами, без какого бы то ни было иностранного влияния, достигли высокой ступени просвещения. Возможно также, что подобная изо­ляция — результат политики их весьма деспотического пра­вительства, которое опасается распространения неблаго­приятных для него идей.

На одном китобойном судне, которое слишком долго за­держалось у берегов Японии, кончились все запасы прови­зии и пресной воды. Находясь в столь тяжелом положении, капитан принял смелое решение нанести японцам визит в самой императорской резиденции, хотя и знал о строгом запрещении высаживаться на берег. Без всякого предупреж­дения он вошел в залив Иеддо и стал там на якорь на рас­стоянии пушечного выстрела от города. Можно себе пред­ставить, в какое смятение пришли жители Иеддо, ранее ни­когда не видевшие ни одного европейского судна. На берегу тотчас же появилось множество солдат, а сам корабль был окружен лодками, в которых сидели вооруженные люди. Эти воинственные приготовления заставляли предполагать, что на судно готовится нападение и что команде придется по­платиться за свою смелость жизнью. Однако события раз­вернулись иначе. После того как японцы приняли все необ­ходимые меры, чтобы судно оставалось на месте и с него не могли спустить ни одну шлюпку, к нему подошла изящная лодка. На борт поднялись двое вельмож в шелковой одежде, каждый с двумя мечами за поясом. Их сопровождал перевод­чик, который немного говорил на ломаном голландском язы­ке. Дружелюбно и вежливо поздоровавшись с капитаном, они сказали, что император прислал их узнать, по какой причине прибыли чужеземцы и известно ли им, что при­ставать к берегам Японии запрещено под угрозой смертной казни. Капитан признался, что слышал об этом строгом за­прещении, но добавил, что решился на столь отчаянный по­ступок, ибо на корабле не осталось никаких припасов. Вель­можи тщательно осмотрели судно и, убедившись в том, что на нем действительно нет ни продовольствия, ни воды, так же вежливо попрощались с капитаном. Тем временем из го­рода прибыло множество лодок с любопытными обоего по­ла. Им не разрешили войти в круг, образованный стороже­выми лодками, и потому жителям города пришлось издали любоваться новым для них зрелищем.

В тот же день переводчик вновь прибыл на судно и при­вез питьевую воду и различные припасы, которых должно было хватить на несколько недель. Переводчик объявил, что император предоставляет все это безвозмездно, ибо долг предписывает помогать ближним и правительству было бы стыдно брать плату с людей, терпящих бедствие. Но теперь, когда капитан снабжен всем необходимым, он должен немед­ленно выйти в море и сообщить своим соотечественникам, что без крайней необходимости ни один иностранец не дол­жен под страхом смерти приближаться к японским берегам. Переводчик добавил, что очень несправедливо поступают также и те, которые промышляют у данных берегов без раз­решения императора.

С переводчиком прибыло много людей, которые быстро погрузили на судно воду и продовольствие. Затем был немед­ленно поднят якорь, и корабль вышел в море, буксируемый японскими лодками; он провел в заливе менее 12 часов. На прощание капитан хотел сделать переводчику подарок, но последний ужаснулся этому намерению и немедленно поки­нул судно, сказав, что любая принятая безделица стоила бы ему головы. В Европе нравы далеко не так суровы.

Вскоре после этого с другого китобойного судна, не осве­домленного о вышеописанном происшествии и находивше­гося в 100 милях к югу от Иеддо, была послана на берег шлюпка. Ее команде поручили приобрести свежую прови­зию в небольшой прибрежной деревушке. Высадившихся на берег матросов тотчас же схватили и посадили в тюрьму, а их лодку спрятали. Корабль долго ждал возвращения шлюпки, пока наконец не был отогнан сильным штормом от берега. С попавшими в плен моряками хорошо обращались, держали в удобной тюрьме и превосходно кормили. Через четырнадцать дней им сообщили приговор, который был, очевидно, вынесен в Иеддо. Он отнюдь не отличался той гу­манностью, которая вообще характерна для японцев: моря­ков посадили в их собственную лодку и, не снабдив никаки­ми припасами, заставили выйти в море, невзирая на непого­ду. Сорок восемь часов проплутали моряки в открытом море, а затем им посчастливилось встретить китобойное судно, взявшее их на борт. Эти случаи должны служить пред­упреждением для всех моряков, которые захотели бы выса­диться в Японии.

В последний период нашего пребывания в Калифорнии там началась настоящая зима. Очень часто наблюдались штормы, сопровождавшиеся дождями. А дувший 9 декабря юго-западный ветер мог сравниться по силе с ост-индскими и вест-индскими ураганами. Он срывал крыши с домов, вы­ворачивал с корнем деревья и вообще причинил большие разрушения. Один из наших самых толстых якорных ка­натов лопнул, и, если бы не выдержал другой, еще более прочный, нас отнесло бы к скалистым берегам пролива, со­единяющего залив с открытым морем. В этом проливе стре­мительное течение боролось со штормовым ветром, вслед­ствие чего здесь образовался необычайно мощный прибой. К счастью, уже через несколько часов шторм начал ослабе­вать, но и за столь короткое время он успел причинить окру­жающей местности весьма значительный ущерб. Произош­ло даже наводнение. Вода с такой быстротой затопила все низменные участки, что наши люди едва успели перенести в безопасное место палатку с астрономическими приборами.

Тщательно сравнив санкт-петербургское и сан-францис-ское время с учетом разницы долгот, мы установили, что большое наводнение в Санкт-Петербурге, причинившее так много бедствий, произошло не только в тот же день, но и на­чалось в тот же час, что и наводнение в Калифорнии. За­паднее, на Сандвичевых островах, в то же самое время сви­репствовал не менее сильный шторм. А еще на сотни миль дальше, на Филиппинских островах, буря сопровождалась землетрясением, причем было разрушено множество домов. В Манильской бухте, этой обычно столь надежной гавани, сила ветра была так ужасна, что на находившемся здесь французском корвете, которым командовал капитан Буген­виль (сын знаменитого мореплавателя), были сломаны все мачты. Об этих происшествиях нам рассказывали сами оби­татели Манилы и Сандвичевых островов. Таким образом, данный ураган одновременно охватил значительную часть Северного полушария. Можно поэтому предположить, что причина его возникновения находилась за пределами зем­ной атмосферы.

Наша якорная стоянка в зимнее время при подобных штормах не была достаточно надежной. Поэтому мы на сле­дующий же день воспользовались наступившей хорошей по­годой и отошли на несколько миль далее к востоку. Здесь мы бросили якорь в небольшой бухте с живописными берегами, вполне безопасной в любое время года. В этой бухте останав­ливался также Ванкувер. Испанцы назвали ее Эрба-Буэна -в честь ароматной травы, растущей на здешних берегах.

Поскольку байдары с доктором Эшшольцем все еще не прибыли из колонии Росс, я уже начал опасаться, что с ними произошло несчастье во время бури. Тем большей была моя радость, когда 12 октября пришло двадцать байдар. Они бы­ли совершенно невредимы, а наш друг был жив и здоров. Эта небольшая флотилия и в самом деле покинула колонию еще до начала урагана. Но раньше, чем он разразился, путешест­венникам посчастливилось достигнуть берега у мыса Рейес. Там они спокойно переждали бурю. Им пришлось провести это время на высоком голом утесе, где невозможно было ук­рыться от непогоды; сильно страдали они и из-за недостатка пищи. Но перенесенные трудности не лишили доктора Эш-шольца бодрости, и он готов был тотчас же предпринять со мной путешествие для исследования упомянутых выше рек.

Теперь все было готово к отплытию. С нами вновь дол­жен был отправиться лоцман Марко, а также один солдат из президио, который сам вызвался нас сопровождать. И вот 18 ноября, воспользовавшись благоприятной погодой, мы разместились на шлюпке и баркасе и тронулись в путь в со­провождении флотилии алеутов. Наш отряд был хорошо во­оружен и снабжен достаточным запасом продовольствия.

Вначале мы отправились уже известным нам путем к мис­сии Сан-Габриэль. Наши суда пересекли южную часть зали­ва, прошли среди островов и попали в северную его часть. Здесь мы повернули на восток, оставив миссию Сан-Габри­эль значительно левее, на северо-востоке. К полудню мы до­стигли общего устья обеих рек, удалившись от судна на 30 миль. Это устье достигает полутора миль в ширину. Оба его берега, высокие и крутые, лишь кое-где покрыты лесами. Устье пересекается отмелью глубиной не более 2-3 футов. Однако через ее восточную часть пролегает фарватер, доста­точно глубокий для полностью нагруженных судов средней величины. Встречное течение здесь было настолько стреми­тельным, что нашим гребцам пришлось напрячь все свои си­лы, чтобы пройти это мелкое место.

Мы высадились на левом берегу устья, желая определить его географическое положение. Согласно нашим измерени­ям, его широта равна 38°2'4" с, а долгота - 122°4' з. Закончив эту работу, я взобрался на один из самых высоких прибреж­ных утесов, сложенных из перемежающихся пластов слан­цев и кварца. Передо мной открылся чудесный вид: к югу простирался необозримый залив Сан-Франциско с его мно­гочисленными бухточками и островами, на севере извива­лась широкая красивая река, образовавшаяся в результа­те слияния двух упомянутых выше рек. Местами она течет здесь среди высоких отвесных скал, местами — среди живо­писных лугов, на которых лишь кое-где разбросаны деревья и пасутся большие стада оленей различных пород. Повсюду, куда ни кинешь взор, видны прелестные пейзажи, оживляе­мые роскошной растительностью.

Наши алеуты разъехались во все стороны на своих ма­леньких байдарах и занялись охотой на дичь, которой было здесь великое множество как на воде, так и на суше. Такого изобилия дичи эти страстные охотники нигде еще не встре­чали. Непрестанно раздавались выстрелы, а иногда удава­лось убивать птиц даже дротиками. Алеуты управляют свои­ми небольшими кожаными челнами так же ловко, как наши казаки лошадьми. Они с большой быстротой преследуют дичь, легко поворачивая байдары во всех направлениях, так что добыче редко удается ускользнуть.

Здесь в большом количестве встречаются белые и серые пеликаны размером вдвое больше наших гусей. Один алеут на своей байдаре заехал в самую гущу пеликаньей стаи и убил одну из птиц дротиком. Это настолько рассердило осталь­ных, что они набросились на охотника и пребольно избили его крыльями, прежде чем к нему на помощь подоспели дру­гие байдары. Изобилие пеликанов на реке свидетельствует о том, что здесь водится много рыбы. Последнее подтвердил также наш лоцман. Впрочем, мы сами замечали, как крупные рыбы выскакивают на поверхность.

Дав матросам отдохнуть в течение нескольких часов, мы продолжили наш путь вверх по течению. Но наступило вре­мя отлива, и отливное течение в сочетании с речным весьма затруднило наше дальнейшее продвижение. Поэтому, прой­дя всего несколько миль, мы уже в б часов вечера пристали к берегу и расположились на ночлег на живописном лугу. Река текла здесь по-прежнему с севера, ее ширина равнялась при­мерно миле, а глубина была достаточной для самых больших судов.

На следующее утро мы покинули лагерь, едва только рас­свело, и, воспользовавшись приливом и попутным ветром, быстро направились почти прямо на север. Река теперь час­то меняла свой облик, а ее ширина колебалась от одной до двух и даже до трех миль. На нашем пути иногда попадались большие круглые озера с живописными берегами, имевшие много миль в окружности. Мы проплывали также мимо пре­лестных островков, поросших высокими деревьями с пыш­ной листвой. Глубины повсюду были достаточны для боль­ших судов. Обрывистые берега чередовались с очарователь­ными равнинами, на которых в тени дубов паслись оленьи стада. Даже в подобное время года это было очень приятное путешествие.

Удалившись на 18 миль от нашего ночного лагеря и на 23 мили от устья, мы достигли места слияния обеих рек. Од­на из них течет с востока, а другая — с севера. Первую из этих рек испанцы называют Пескадорес. Выше по течению в нее впадают еще две реки, которые, по словам нашего лоц­мана, столь же широки и глубоки, как и она сама. Миссионе­ры назвали их в честь св. Иоахима [Сан-Хоакин] и Иисус-Ма­рии [Хесус-Мария]. Берега этих рек чрезвычайно плодород­ны и прежде были густо населены. Святые отцы совершали путешествия вплоть до указанных рек, обращая на свой лад индейцев в христианскую веру для снабжения миссии рабо­чими руками. Теперь часть индейцев уже крещена, а осталь­ные, спасаясь от обращения, бежали еще дальше в глубь страны, в результате чего берега этих рек опустели. В мест­ности, в которой мы находились, раньше обитало многочис­ленное племя корекинов. В настоящее время по той же при­чине от него не сохранилось здесь никаких следов.

Поскольку река Пескадорес была уже исследована ранее, мы направились по другой реке, которая течет с севера и но­сит название Сакраменто. Мы проплыли по ней всего не­сколько миль, так как около полудня сильный встречный ве­тер вынудил нас высадиться на берег. В это время мы нахо­дились на 38°22' с. ш.

Ветер все крепчал, и потому в этот день нечего было и ду­мать о продолжении плавания. Пришлось остаться здесь на ночлег, и мы расположились лагерем на живописном лугу, протянувшемся по западному берегу реки. Я снова взобрался на возвышенность, чтобы оглядеть окрестности. На западе виднелись невысокие холмы, на которых кое-где росли оди­нокие деревья. На востоке и юго-востоке над горизонтом поднимались снеговые вершины хребта Сьерра-Невада, пе­ресекающего с севера на юг всю Америку. Эти горы находи­лись от нас на расстоянии не менее 40 миль и казались напо­ловину покрытыми снегом и льдами. Между рекой и горами раскинулась весьма низменная равнина, поросшая густым лесом. Ее прорезает бесчисленное множество больших и ма­лых рек, делящих ее на отдельные острова. До сих пор нам не повстречался ни один индеец, но над этими болотистыми островами в направлении Сьерра-Невады поднимались мно­гочисленные столбы дыма. Они свидетельствовали о том, что индейцы, спасаясь от обращения в христианство, бежа­ли туда, где их не могут настичь драгуны с арканами.

Пожалуй, можно с уверенностью сказать, что истоки ре­ки Пескадорес, равно как и истоки впадающих в нее рек Св. Иоахима и Иисус-Марии, находятся в снеговых горах, ибо эти реки берут свое начало на востоке и протекают по низменности, по пути вбирая в себя множество небольших речек. Что же касается Сакраменто, то она течет из совсем другой местности, расположенной на севере. По словам не­которых индейцев, живущих в миссиях, эта река вытекает из большого озера. Я предполагаю, что Славянка, впадающая в море вблизи от колонии Росс, представляет собой ее ру­кав²⁸⁰.

Многочисленные малые и большие реки, орошающие этот плодородный край, принесут большую пользу будущим поселенцам. Низменности вполне пригодны для выращива­ния риса, а более возвышенные земли, которые повсемест­но плодородны, могут давать богатейшие урожаи самой луч­шей пшеницы. В этих местах прекрасно произрастал бы так­же виноград, ибо сама природа уже позаботилась о том, чтобы здесь его распространить. Повсюду по берегам рек он встречается в диком состоянии и размножается наподобие сорняка. Грозди его достигают большой величины, а самые ягоды, размером с горошину, очень сладки и приятны на вкус. Мы лакомились им в большом количестве без ущерба для своего здоровья. Индейцы также с удовольствием едят дикий виноград.

Чтобы убить время, мы занялись охотой. Повсюду пас­лись стада больших и маленьких оленей, а на берегу реки во­дились гуси, утки и журавли. Дичи было так много, что даже те из нас, которые прежде не увлекались этим спортом, бра­ли ружья и превращались в азартных охотников. Матросам, развлекавшимся главным образом охотой на оленей, удалось убить несколько подобных животных.

Когда начало темнеть, мы развели большой костер, что­бы облегчить возвращение в лагерь нашим заблудившимся охотникам. Ночью нас побеспокоил медведь, который охо­тился на оленей совсем рядом с нашими палатками. Луна яр­ко светила, и мы видели, как олень прыгнул в воду и пустил­ся вплавь к противоположному берегу. Медведь бросился за ним и тоже поплыл, но затем мы потеряли обоих из виду.

С восходом солнца мы двинулись дальше, так как ветер немного стих. На берегу мы заметили маленькую гремучую змею, которая легко могла причинить нам серьезные непри­ятности. Змею убили, и она пополнила коллекцию профес­сора Эшшольца. Теперь река текла с северо-запада. Ее шири­на составляла здесь от 250 до 300 саженей, но с востока к ней присоединялись более узкие протоки, образуя множество островов. Западный берег реки оставался холмистым, а вос­точный — низменным. Течение в этих местах было таким сильным, что мы очень медленно подвигались вперед, не­смотря на все усилия гребцов. А когда солнце поднялось над горизонтом, вновь усилился северный ветер, еще более затруднивший наше продвижение. Поэтому уже в полдень нам пришлось высадиться на западном берегу, пройдя за день всего 10 миль. Мы достигли точки, находящейся на 38°27с.ш. и 122°10'з. д.

Это был кульминационный пункт нашего небольшого пу­тешествия. Неблагоприятная погода заставила нас отказать­ся от дальнейших попыток плыть вверх по течению. Впро­чем, наш лоцман утверждал, что в данное время года вооб­ще невозможно проникнуть намного дальше, так как из-за обильных дождей вода в реке прибывает настолько, что те­чение становится непреодолимым. Пусть же продолжат на­ши исследования те путешественники, которые попадут сю­да летом, когда подобных препятствий не существует.

Вблизи от места нашей высадки, по-видимому, недавно останавливались индейцы. Мы обнаружили здесь торчащий из земли шест с флюгером из перьев, два индейских челна, изготовленных из тростника, а также остатки нескольких костров; угли еще покрывал тонкий слой неразвеявшегося пепла. Лоцман назвал мне два племени — чупуканов и хульпунов, которые раньше здесь обитали и, возможно, иногда еще заходят в эти места. Теперь столбы дыма от их костров под­нимаются над болотистыми островами, на наиболее возвы­шенных участках которых они строят свои жилища.

Величественная горная цепь Сьерра-Невада была видна во всем своем великолепии. Вдоль всего восточного края го­ризонта тянулся этот высокий, покрытый льдами массив, а перед ним, словно зеленое море, простиралась низменная равнина. Находясь в заливе Сан-Франциско, невозможно увидеть Сьерра-Неваду. Но как только путник минует место слияния рек Пескадорес и Сакраменто, перед ним открыва­ется часть этого горного хребта.

Оставшуюся часть дня мы снова посвятили охоте, причем подстрелили несколько оленей. Мясо их показалось нам очень вкусным. Ночью нам мешали спать небольшие волки, которые и здесь встречаются в изобилии. Они украли у нас несколько кусков оленьего мяса.

Ранним утром мы отправились в обратный путь и вскоре покинули эту плодородную местность, где могли бы в до­вольстве жить многие тысячи семейств. Как пышна и вели­колепна тут растительность! Но из-за полного отсутствия жителей этот край производит гнетущее впечатление, кото­рое еще более усиливается при воспоминании о печальной судьбе местных индейцев.

На обратном пути мы производили тщательные промеры и установили, что посередине реки глубина везде составляет 15,17 или 20 саженей, тогда как в устье она не превышает 4— 5 саженей.

23 ноября мы вернулись на судно с запасом оленины для всей команды. Во время нашего отсутствия сюда прибыл ка­питан Лазарев со своим фрегатом. Почти на всем пути из Ново-Архангельска в Сан-Франциско ему приходилось бо­роться со штормами.

Я не хотел до его прибытия покидать Калифорнию, так как мы могли с этим фрегатом отправить письма на родину. Теперь нас ничто больше не задерживало, и поэтому наше судно было немедленно подготовлено к отплытию; лагерь на берегу свернули и все его оборудование, включая астроно­мические приборы, перевезли на шлюп. В последнюю ночь, проведенную на берегу, наши люди убили скунса²⁸¹, который пробрался в одну из палаток, чтобы что-нибудь украсть. Это животное, своей величиной и телосложением напоминаю­щее кошку, распространяет столь ужасное зловоние, что его буквально невозможно перенести. Собаки, которые иногда нападают на скунса, не в состоянии избавиться от этого запа­ха и в ярости трутся о землю носом, пока из него не пойдет кровь. Скунсы в животном мире занимают такое же место, какое колоши занимают среди людей.

Утром 25 ноября, когда наступил отлив, мы воспользова­лись северо-западным ветром, обычно приносящим здесь хо­рошую погоду, чтобы выйти из залива Сан-Франциско. Море еще не успокоилось после недавних частых юго-западных штормовых ветров, и потому в проход, соединяющий залив с морем, заходили высокие волны. Наше судно под действи­ем сильного течения, идущего в этом проходе навстречу вол­нам, плохо слушалось руля, так что нас чуть не снесло к уте­су. Поэтому я советую всем морякам выходить из залива, только когда в проливе спокойно. Последнее обычно быва­ет, если в течение нескольких дней непрерывно дует североß­западный ветер.

По данным наших многократных наблюдений, президио Сан-Франциско расположено под 37°48'33" с. ш. и 122°22'30" з. д. Склонение магнитной стрелки составляло 16° к востоку.

Прикладной час в заливе, выведенный как среднее из на­ших наблюдений, оказался равен в новолуние и полнолуние 11 часам 20 минутам. Наибольшая разность уровней воды достигала 7 футов. Реки, впадающие в залив, оказывают большое влияние на продолжительность прилива и отлива, вследствие чего последний длится 8 часов, а первый — толь­ко 4 часа.

Источник: Коцебу О. Е. Новое путешествие вокруг света в 1823—1826 гг.  М. «Наука», 1981 г.