16-го июля, поутру, в семь часов, увидели мы шлюп наш, идущий к острову; он остановился во внешней части залива. Тот час мы подняли якорь и, пройдя пролив, бросили его опять подле него. В четыре часа пополудни вошел американский бриг в залив и бросил якорь в недальнем от нас расстоянии. Капитан его, по фамилии Пигет, приехал па «Открытие». Он объявил, что пришел сюда с Сандвичевых Островов для вымена мехов у здешних жителей. Мы советовали ему перейти в малую часть Зунда и то как можно ближе к северо-восточным берегам его; самому не съезжать па берег и пускать Индийцев на бриг, только приняв все предосторожности, потому что это народ хитрый и злой; в доказательство рассказали ему наши приключения с ними и объявили о главном предмете ими требуемом. Через девять месяцев мы с ним опять увиделись на Острове Вагу и узнали, что он имел богатый торг, следуя нашему совету.

17-го июля снялись мы с якоря и 18-го, пройдя Мыс Крузенштерна, отправились к северу. Около полудня поднялся густой туман, скрывший от нас «Открытие» и берег. Тогда стали мы чрез каждые четверть часа подавать друг другу туманные сигналы. К вечеру туман прочистился и мы увидели опять и «Открытие и берег; последний так близко, что мы простым глазом рассмотрели на нем большое селение, из которого вышло на берег множество жителей, которые махали нам лисьими и другими мехами. Но мы, не обращая на них внимания, продолжали паше плавание по сказанному направлению. Ясная погода недолго продолжалась; после полуночи туман опять сгустел и уже продолжался беспрерывно до 22-го числа. Сначала мы все слышали выстрелы «Открытия», а потом уже не получали ответа на наши; туман разлучил нас. В этот день он прочистился, мы опять увидели печальный берег Америки в этих широтах, но нашего товарища не было. Между тем мы дошли до широты 69°; часто встречали целые поля из толстого льда. Стараясь держаться как можно выше к северу, мы пробирались во всякую прогалину между им и дошед до названной широты, встретили сплошной лед, простиравшийся к N и занимавший весь горизонт. Мы повернули назад в надежде отыскать «Открытие». До 25-го мы имели ежедневно туманы около полудня, поутру же и ввечеру ясное небо; но ничего не видели, кроме длинной и неизменной косы, простирающейся вдоль берега на несколько миль, лежащей между мысами Лизборном и Мюлгравом, и на ней небольшого селения Американцев. Во все время мы имели сильное течение от NO.

28-го числа дошли мы до высоты Мыса Мюлграва, места разлуки нашей с «Открытием», которого не было видно. Мы опять поворотили назад и здесь настиг нас ужасный шторм от SW, который продолжался до 31-го числа, и во все это время падал густой мокрый снег, так что люди не успевали сгребать его с палубы. В этот день он начал стихать и обошел к NО. Снег перестал, и вместо его сделался мороз, простиравшийся до семи и более градусов; все снасти оледенели и с большим трудом двигались в блоках; паруса совершенно окостенели, так что при взятии рифовъ у людей выходила кровь из под ногтей. Это положение наше жестоко измучило команду и нас, ибо нет ничего несноснее мороза под парусами, особенно вскоре после сырой и ненастной погоды; на палубе холодно, а внизу душно от спертого, сырого, нагретого каминами, воздуха. В ночь, на 1-е августа, ветер обошел к SW и с ним опять повалил густой, мокрый снег. К утру мы увидели прямо перед нами «Открытие», державшееся под малыми парусами. Мы чрезвычайно обрадовались этому случаю, потому что соскучились крейсировать без цели на одном месте, и могли теперь надеяться получить наставления для дальнейших наших действий. К полудню погода совершенно прояснилась и ветер заштилел; мы находились тогда в широте 68° 34'. При первом нашем нахождении в этой широте, мы заметили сильное течение от NO, которое теперь при штиле не подвергалось никакому сомнению. Находясь вблизи неподвижных ледяных полей и берега, мы ясно видели по этим предметам, как нас тащило к SW. Чтоб сохранить свое место, нам не оставалось другого средства как стать на якорь; мы бросили его на глубине 18 сажен. Для измерения силы течения кинули лаг и оказалось, что оно было до двух узлов. Капитан Васильев потребовала телеграфом нашего капитана к себе, а некоторые из наших офицеров, пользуясь хорошею погодою, отправились на охоту за моржами, ко льдам; но она была весьма неудачна. В этих широтах их весьма мало, да и те так пугливы, что не подпускали нас на расстояние выстрела. К вечеру наш капитан воротился с «Открытия» и вслед за этим мы снялись с якоря, взяв при слабом NW направление к S вдоль американского берега.

В Кронштадте, на наш шлюп нагрузили приготовленные части мореходного, мелкосидящего одномачтового судна или бота, необходимого для описи и изыскания берегов Америки от Мыса Принца Валлийского до Полуострова Аляксы; предположено было собрать его и построить в Камчатке или в Ситхе, так, чтоб он поспел к навигации 1821 года. Имея всего восемь человек корабельных плотников, должно было заблаговременно приняться за постройку, дабы он был готов к упомянутому времени. По положению льдов, простирающихся, как мы уже сказали, на необозримое пространство к скверу, нам нельзя было надеяться без большой потери времени проникнуть выше к полюсу. Мы приняли теперешнее направление наше к югу.

Отсюда мы хотя не имели таких частых и густых туманов, как прежде, но они заменились смежными бурями от N и NW, от которых жестоко терпели, особенно когда они были сопровождаемы морозами; притом же у нас от сырости, холода, редкого спокойствия, плавания вблизи берегов и льдов, где были принуждены часто, в узких местах, бороться с бурями начала появляться цинга между матросами. Болезнь эта, если раз возьмет верх на каком-либо судне, будет самая страшная. Виды ее так различны, что иногда и не полагаешь, что это цинга; она еще опаснее, когда не дадут скорой помощи, и бывает всегда смертельна. Как ни хорошо была снабжена команда наша платьем и бельем, но беспрерывное ненастье и невозможность просушивать промокшее, произвели зародыш этой болезни; притом соленая пища, которою команда должна была довольствоваться почти уже пять месяцев, способствовала развитию ее. Из Англии взято было готовое, свежее мясное кушанье в жестяных банках, которому мы обязаны, что болезнь не распространилась более, и в это лето у нас ни одного не похитила; сверх этого старались всеми средствами предохранять команду. Движение— одно из лучших средств против цинги, которое они и имели, а для поддержания сил давали людям поутру чай, после обеда по чарке мадеры или портвейна, а в холодную и сырую погоду вечером пунш и, сверх того, варили спрюс-бир пли пиво из еловых почек. Но все эти средства верно не могли бы надолго сохранить нас, если б еще остались в этих странах, и потому мы, видя новое направление, очень обрадовались.

2-го августа, в шесть часов утра, когда туман поднялся и снег, шедший во всю ночь большими хлопьями, перестал, мы стали приближаться к берегу и подойдя к нему на возможно-близкое расстояние, взяли курс вдоль его и начали съемку. Погода была ясная, ветер N, довольно свежий и мы, с помощью его, успели в этот день снять 90 миль. В снятое пространство вошла и вышеупомянутая длинная песчаная коса, оконечность которой капитан Васильев назвал Мысом Головина, по имени знаменитого нашего путешественника, имевшего несчастие быть в плену у Японцев. К вечеру ветер стал крепчать, и мы должны были отложить паше намерение на другой день продолжать опись, и отошли от берега. Вышед более на чистое место привели в бейдевинд и держались под малыми парусами. В продолжение ночи ветер так усилился, что мы принуждены были взять у марселей все рифы; он продолжался до вечера 3-го числа, потом смягчился, но туман и пасмурность опять начались, так что мы не могли продолжать начатую опись; почему, следуя движению «Открытия», мы спустились к Капу Ориэнталь или Восточному Мысу Азии. Недолго мы шли благополучным ветром он обошел к SW и превратился почти в бурю, задержавшую нас, и мы только 9-го числа достигли упомянутого мыса. Он предстал нам на рассвете этого дня во всем величии своей дикой природы. Высокие скалы подымаются отвесно и волны морские, разбиваясь о них, производят громообразный шум, слышимый по ветру на 20 и более миль. Кое где в ущельях и на скатах усмотрели мы летние юрты прибрежных Чукочь, поселившихся здесь для ловли морских птиц, гнездящихся, в щелях скалы, тюленей и рыбы.

В тот же день мы обогнули Восточный Мыс и взяли курс к Губе Св. Лаврентия, лежащей почти на одной параллели с островом того же имени. Намерение наших капитанов было войти в нее для покупки у Чукоч оленей, дабы доставить команде свежую пищу, необходимую для предохранения от цинги, тем более, что отправляясь отсюда на Уналашку и в Ситху, в этом роде верно мы ничего бы не могли получить и должны были бы ждать до прибытия в Калифорнию, куда предположено было идти из последне названного места. Около девяти часов мы дошли до входа в губу, но найдя его затертым льдом, не могли войти. Надеясь, что лед в продолжение ночи вынесет течением, мы легли до утра в дрейф; но обманулись, лед стоял по-прежнему, и мы должны были, за неимением времени, отправиться далее.

Взятый курс к западной оконечности Острова Св. Лаврентия привел нас на вид этого острова к 11 числу. В этот день капитан Васильев телеграфом приказал нашему капитану продолжать опись острова и потом соединиться с ним в Уналашке. Самый же шлюп «Открытие» отправился для исследования американского берега между Нортоновым Зундом и Бристольскою Бухтою. Следуя этому направлению, он скоро скрылся от наших глаз ; мы же, так как уже поздно было в этот день начать опись, поворотили и удалились на ночь далее от берега, где и держались под малыми парусами. 

Ночь была очень темная, мы лежали бейдевинд на левый галс, имея одни зарифленные марсели, фор-стеньги, стаксель и бизань. По нашему исчислению мы находились более к северу, почти против средины пролива между островом и материком Азии, почему поворот на другой галс предположен был только к полуночи. Часов в одиннадцать вахтенный боцман пришел с бака доложить, что с подветру слышен шум буруна. Вахтенный лейтенант, зная, что мы в 8 часов находились от обоихъ берегов более чем в 30 милях, и имея не более 3 узлов ходу, в 3 часа сделали только 9 миль, не хотел верить этому, но наконец бурун услышали и на шканцах; сквозь мрак ночи показалась темная высокая масса с светлыми полосами т.-е. лежащим в ущелинах снегом. Тотчас поворотили оверштаг на другой галс и тем избегли этой опасности. Во время поворота бросили почти у самого берега лот, но на 200 саженях не достали дна; из этого видно, как была велика опасность, которой мы подвергалась; ибо если бы шлюп при таких малых парусах не поворотил, то на якорь надеяться нельзя было и нам не миновать бы удара о скалы. Спросят, отчего же мы очутились так близко к острову? Счисление наше было верно; но нас снесло течением, стремившимся из Берингова Пролива. Уже прежде я упомянул о течении, существующем в самом Ледовитом Море, беспрерывно стремящемся от NО; откуда бралась эта масса воды, текущая всегда по одному направлению? мы могли только с достоверностью полагать, что берег Америки не простирается до полюса и далее, и имеет широкий пролив, чрез который стремятся воды Ледовитого и Атлантического Океана в Тихий. Итак стоило только отыскать этот пролив, а что он существует; мы не сомневались ; но не нам суждено было совершить этот подвиг, встретив, как из продолжения описания этого путешествия увидят, непреодолимое препятствие в стоящих льдах. 

На другой день, при ровном ветре от NNW мы начали опись северного берега острова от западного мыса его; к полдню пришли за средний, выдавшийся тупым углом в море, и находились во впадине берега простирающейся между этим и восточными мысом. Это было около 3 часов пополудни, и тогда довольно уже свежий ветер начал крепчать. Капитан, опасаясь чтоб нас не прижало к берегу, приказал привести в бейдевинд; но волнение сильно нас сбивало и дрейф был при зарифленных марселях так велик; что невозможность отлавироваться была очевидна. Надо было прибавить парусов или—мы погибли. Заложили на стенг-топы в помощь стенг-вантам перлиня, оставили марсели зарифленными в два рифа, поставили на них брамсели и посадили фок и грот. При таком ветре такая огромная парусность произвела желанное действие, шлюп взял ход, по его конструкции и волнению, почти невероятный—мы шли пять узлов. Стеньги гнулись как прутики и мы опасались, чтоб они, несмотря на взятую предосторожность, не сломались. Шлюп лежал совершенно на боку. Таким образом мы, между страхом и надеждой, провели два с половиною часа. Наконец достигли точки, откуда можно было спуститься; положили лево руля, обрасопили реи, взяли грот на гитовы, и шлюп, как бы чувствуя опасное свое положение, уклонился под ветер, убегая от места опасности, и полетел к юго-востоку. Укрывшись от волнения за восточным мысом, убрали брамсели, взяли фок на гитовы и направили путь свой к Острову Св. Матвея, не имея надежды без большой потери времени выполнить данное поручение.

14-го августа, поутру в 6 часов, открылся нашим глазами упомянутый остров. Предвестниками его были несметное множество морских птиц, как то: топорков, аар, чаек и гагар. Около полдня мы подошли к острову и определили, шпроту его 60° 13' и 48" N, а долготу 187° 45' 48" О от Гринвича. Он состоит из; высоких голых скал, в которых гнездятся миллионы упомянутых птиц. У северной оконечности находится отдельный маленький островок, а у южной огромный камень похожий на седло и прозванный капитаном Клерком Пенникл. Это большой остров, длиною около 60 миль, но совершенно бесплодный и необитаемый. Множество выходящих на его прибрежные низменности сивучей, тюленей и морских котиков побудило бывшего управляющего колониями Американской Компании г. Баранова, поселить на нем для промысла этих зверей несколько десятков Алеутов; но уже через три года он нашелся вынужденным оставить это предприятие и перевести остальных людей обратно на Уналашку и Умнак, откуда они и были взяты. Я говорю «остальных», потому что большая половина их погибла от жестоких морозов существующих на высоком и со всех сторон открытом острове, и от цинги ; притом осенью приносятся льдами ужасные бичи для живущих в этих странах, и людей и зверей, т.-е. белые медведи, от которых также погибали каждую зиму несколько человек. 

Отсюда мы отправились к Уналашке и 17 числа увидали остров Св. Павла, принадлежащий, как и остров Св. Георгия к островам Прибылова, и отделенный от него каналом шириною в 60 миль.

22-го увидели мы Макушинскую сопку с ее вечно дымящеюся вершиною. Имея довольно свежий NW ветер, мы уже к 10 часами подошли к гавани, где догнали три однолючные байдары с Алеутами, возвращавшимися с полным грузом наловленной ими трески. Они объявили нам, что «Открытие» уже три дня на Уналашке. К полдню мы вошли в сопровождении, упомянутых байдар в гавань и бросили недалеко от «Открытия» якорь. Входя в гавань, шлюп имел ходу семь с половиною узлов, а байдарки ого обгоняли; из этого видно как ходки и легки эти кожаные суда.

На другой день после прибытия, начались необходимые исправления такелажа; приготовляясь к плаванию по самому бурному, особливо около равноденствия, и весьма несправедливо названному, Тихому океану, мы вытянули нижние и стеньг-ванты и в помощь им наложили сухерванты.

Управляющий Крюков рассказал нам, что в северо-восточной стороне, почти при входе в гавань, у подошвы высокой горы находится горячий ключ; натуралист наш, желая исследовать его свойство, быль туда отправлен 25 числа на катере, в сопровождении не занятых службою офицеров и сына Крюкова. Нам рассказали, что он бьет из земли на аршин и более, что он в объеме толст как рука человеческая; но что же мы нашли? печальные остатка некогда существовавшего ключа, едва приметного из-под пепла, которым в 1819 году засыпало весь остров при извержении Умнакской сопки. Это извержение сопровождалось сильным землетрясением, которое чувствовали на всех островах Алеутской гряды, и кончилось провалом прибрежной низменности на острове Умнак, пространством на семь верст в окружности.

На Уналашке было во время нашего пребывания несколько довольно сильных землетрясений, сопровождаемых подземным гулом.

Невозможность получить здесь свежее мясо и зелень, так необходимые для восстановления и поддержания здоровья команды, заставила нас спешить поправкою и наливкою водою, тем более, что мы, по всем вероятиям, до Калифорнии ничего не могли получить и должны были ожидать трудных и изнурительных плаваний сначала до Ситхи, а потом и до порта Св. Франциска, к которому стремились общие наши желания, как к земле обетованной. Некоторым образом мясо заменялось превосходною свежею рыбою, а зелень—диким чесноком или черемшою; но это не могло произвести желаемого действия, и команда хотя понравилась, но все еще хворала. Из рыб нам доставили род лососины, отличной доброты, а треску мы сами ловили следующим образом : на шест, длиною в одну сажень, навязывали десятка по полтора удочек наживленных трескою же; к средине шеста, вместо грузила, прикрепляли ядро и спускали его на дно гавани; часа через два, вытащив шест, мы на каждом крючке находили тре­ску. Ловля так была обильна, что рыбу ежедневно варили для команды и еще посолили ее восемь бочек. 

В эту бытность нашу на Уналашке, выбросило на берег острова* Амакнака мертвого кита, убитого одним умнакским Алеутом, что узнали по стрелке торчавшей еще под левым ластом его, на которых каждый китобой кладет свою заметку. Ему тотчас дали знать оба этом, и он на другой день приехал в сопровождении многих байдар для дележа, потому что половина каждого животного, употребляемого на месте, кроме шкуры, которая всегда есть достояние компании, принадлежит ей же. Алеуты употребляют мясо кита, сивуча, тюленя и морского котика в пищу, особливо первого животного; жир они также едят, употребляя его как приправу, но более жгут в своих юртах вместо свечей и дров.

 Как ни искусны Алеуты в плавании на байдарах и метании стрел, но на китовый промысел решается только малое число из них, потому что он требует особенного проворства и искусства. По рассказам, они бьют их следующим образом. В ясный сол­нечный день, когда киты греются и играют на поверхности, китобой пускается в открытое море на маленькой своей байдарке. Усмотрев кита, он подъезжает к нему, не иначе как с левой стороны, шагов на 50, т. е. на такое расстояние, на которое он может метнуть стрелу, помеченную, как уже сказано, своим знаком. Она длиною в 1½ аршина ; в один ее конец, на фут длиною, вставлена кость из моржового зуба с зазубринами и острым кремнем, вместо железа, другой конец оперен ; бросают ее с дощечки, которая длиною в одну треть самой стрелки. Подъехав на близкое расстояние, он следует за всеми движениями кита, удерживая его всегда с правой стороны от себя, и поджидает, пока не выйдет из воды левый ласт его; тогда он бросает с обыкновенною меткостью стрелу и вонзает ее в тело животного. Получив удар, кит обыкновенно с яростью выскакивает из воды и, ударив хвостом о поверхность, погружается на дно. Это самое опасное мгновение для ловца. Байдарки Алеутов чрезвычайно валки, и если ловец не успеет отгрести тотчас после удара, внезапное волнение его опрокинет или удар хвоста раздробит непроворного. Обыкновенно Алеут довольствуется добычею, если убьет одного кита, хотя и мог бы убить еще несколько находящихся в теплый солнечный день на поверхности.

Сивучей и котиков также бьют стрелками, но не иначе как на логовищах их. Этот род стрелок гораздо длиннее и толще китовых, и их употребляют как копья. На промысел этот отправляются не по одиночке, а все взрослые Алеуты вместе. подъезжая к месту, где лежат эти животные, выходят все вдруг на берег и дубинами стараются оглушить их, или прямо вонзают им в открытую пасть свои копья. Сивуч или морской лев неуклюже большое животное, похожее на тюленя, но только цвета более грязно-желтоватого, с короткою шерстью. На берегу, как уже выше сказано, весьма опасно приближаться к нему прямо спереди, потому что он имея необыкновенную силу в ластах и хребте своем, может на десять и более шагов вдруг надвинуться вперед и схватить ужасною своею пастью; зная это, Алеуты обыкновенно стараются вдруг и сбоку подбежать к нему, чтоб, как сказано, оглу­шить его ударом толстой, тяжелой дубины по лбу. В июне и июле происходят между самцами ужасные драки, и они часто загрызают до смерти друг друга, между тем как самки остаются спокойными зрительницами. У каждого самца бывает до двадцати и более самок, эту партию старается другой, еще небогатый, отбить, и тогда начинаются описанные драки; побежденный или остается на месте или убегает обратно в воду и идет отыскивать слабейшего противника; победитель остается полным хозяином своей партии самок, угоняет их в море или на берег, как ему вздумается и они добровольно ему повинуются.

На промысел драгоценной морской выдры, называемой у нас несправедливо бобром, так же как на китовый, пускаются только редкие из Алеутов, но не потому, что он сопряжен с большими опасностями, а потому, что требуется особый навык и искусство, во-первых отыскивать и, во-вторых, бить его. Эти животные сильно преследуемые, ушли из этих стран более к югу и во множестве теперь являются в Калифорнии; оставшиеся так осторожны и пугливы, что подпускают к себе только когда, лежа на спине, спят на поверхности моря. Стрелки, которыми их бьют, другого устройства, но той же величины и того же вида как и употребляемые для китов; костяной конец их, когда он вонзится в тело, отделяется от древка, к середине которого привязан пузырь и от которого идет длинная из тюленьих жил или сивучьих кишок плетеная нить к первой части стрелки. Животное получив рану, погружается в глубь, древко отделяется и плавая на поверхности, показывает место, где выдра борется с смертью. Алеуты спокойно ожидают, пока он выплывет наверх и тогда, ежели более одной байдары, вместе сплачивают их и тут же сдирают их, бросая мясо обратно в море; ежели же только один Алеут, то он транспортирует зверя до первого берега и уже там производит эту операцию.

Искусство и смелость Алеутов плавающих на своих байдарках, почти невероятна. Они на них пускаются не только с острова на остров, но плывут до Кадьяка и даже до самой Ситхи, держась как можно более к берегу: но ежели их в открытом месте настигает внезапная буря, они сплачивают по пяти, шести и более байдар вместе своими веслами, которые просовывают в нарочно для этого сделанные на палубах ременные ушки.

Окончив поправки и налившись пресною водою, мы 29-го снялись с якоря, но за сделавшимся штилем не могли идти далее и бросили его опять около оконечности острова Амакнака; только 30 числа могли при легком,SO ветре оставить гавань, взяв курс к проливу между островами Унимак и Угамак; 31 прошли мы его и вступили в Тихий океан. В проливе волнение, от спорного с ветром течения называемое сулой, было так велико, что поддавало на шлюп. Отсюда мы имели частые, крепкие ветры и туманы, разлучавшие нас 6 сентября с «Открытием». 10 открылась конусообразная гора Эджкомб, находящаяся на северном берегу входа в Норфрлк-Зунд, в глубине коего лежит крепость Ново-Архангельск, главное место правления Американской компании в колониях. На другой день мы подошли к нему, но не могли войти, ибо ветер обошел к SSO, и мы должны были лавировать до 21 числа, штормуя в виде спокойного порта три дня. «Открытие», подходя уже 15 более с юга к Зунду, вошло в тот же день.