Общие замечания о Каролинском архипелаге
Испанский мореход Ласеано (Lazeano) открыл (1686) к югу от Гуахана большой остров, который в честь короля Карла II назвал la Carolina (Каролина). После него остальные, встречая другие острова и принимая их за тот, что открыл Ласеано, давали им то же название, которое таким образом распространилось, наконец, на все острова, лежащие в этой части Великого океана.
Пределами этого архипелага по параллели считаем мы, согласно с адмиралом Крузенштерном, к западу острова Паллы (Palaos, Pelew прежних карт), к востоку остров Юалан, а по меридиану широты 2° и 12° N. Определение это довольно произвольно. Жители архипелагов Радак и Ралик принадлежат к тому же племени и не больше отличаются от каролинцев, чем жители разных островов принятого нами пространства между собой, и потому предложение Шамиссо соединить все эти острова, причисляя к ним и Марианские, под одним общим названием имеет свое основание. Но, если бы подразделения были нужны, то следовало бы отличить часть Каролинского архипелага, простирающуюся от островов Мортлока к группе Улюфый и обитаемую собственно мореходствующим и торговым народом. Восточные их единоплеменники постоянных сношений с ними совсем не имеют, а живущие дальше к западу, хотя и принимают у себя гостей, но сами в даль не пускаются.
Миссионеры иезуитской коллегии в Маниле первыми сообщили сведения, что острова эти обитаемы народом добрым и кротким, упражняющимся в мореплавании и торговле. Этого достаточно было, чтобы возбудить благочестивую их ревность и поселить в них желание озарить светом религии народ, столь много обещающий. Отец Хуан Антонио Кантова, живший на Гуахане, познакомился с каролинцами, занесенными в 1721 году на берега этого острова, и получил от них подробные сведения как о положении этих островов, так и о правлении и обычаях, там существующих. В следующем же году Кантова посетил эти острова и с тех пор неоднократно повторял апостольские свои посещения – с каким успехом, неизвестно; наконец, в 1731 году основал постоянную миссию на острове Фалалепе (группа Улюфый), но вскоре был убит на соседнем острове Могмоге, чем и пресеклись сношения испанцев с Каролинскими островами.
Сведения, собранные миссионерами, и карты, составленные ими по показанию островитян, и преимущественно карта Кантовы в продолжение почти целого столетия служили европейским географам единственным руководством. Миссионеры, получая довольно точные сведения о числе и расположении островов, не могли определить с такой же точностью величины их и взаимных расстояний.[451] Поэтому острова, на самом деле едва приметные над водой, но не менее больших имеющие непременно каждый свое имя, вышли у них величиной в несколько миль, а группы в 10 или 15 миль в окружности заняли пространства по нескольку градусов,[452] отчего на их картах составился целый лабиринт островов. Этот лабиринт в начальном своем виде перешел и на все морские карты. Мореходы избегали его, как Сциллу и Харибду;[453] некоторые, посмелее других, пересекая его в разных направлениях, удивлялись, не находя и признаков земли там, где полагали встретить целые архипелаги, а которым удавалось открывать острова, не заботились о том, чтобы, узнав природные их названия, доказать тождество своего открытия с прежними; но радовались только случаю обессмертить имя какого-нибудь своего приятеля или свое, поместив его на карте. Не уничтожая старых островов, прибавляли новые, к большему только замешательству, встречающиеся по нескольку раз те же индейские имена, часто непонятные от различного произношения в разных группах архипелага и искаженные несходным правописанием путешественников, смешались с европейскими, иногда не менее первых странными. Из всего этого получился, наконец, такой хаос, который отчаивались распутать самые прозорливые географы, и некоторое решились облегчить дело, разрубив гордиев узел,[454] то есть не показывать островов этих на картах, предполагая, что большая часть их не существует, и впали в противоположную ошибку. Но трудно было избежать какой-нибудь из этих крайностей.
Шамиссо первый пролил некоторый свет на этот хаос. Счастливая встреча с уроженцем Улеая Каду и позднее с доном Луисом Торресом на Гуахане дали ему возможность признать тождество некоторых новейших открытий со старыми названиями, но недостаток верных известий все еще оставлял обширное поле предположениям, в которых ученый путешественник не всегда был счастлив. Так, например, его сравнение областей Улеай с областью Лугуллус вовсе неудачно, ибо имена первой принадлежат небольшим островам, составляющим небольшую группу, а последняя содержит имена отдельных групп, из которых некоторые больше всего Улеая. Карта, им сообщенная, подобно карте Кантовы,[455] не принесла великой пользы географии.
В то время как Шамиссо писал интересные свои известия о Каролинских островах, французский корвет «Урания», пересекши архипелаг этот от юга к северу, нашел три острова: Соуг, Пулуот и Фанадик, хотя уже виденные прежде европейскими мореходами, но которым даны были ныне настоящие названия. В двухмесячное пребывание на Гуахане капитан Фресинет мог в гораздо большей степени, чем его предшественник Шамиссо, воспользоваться журналами и устными сведениями дона Луиса. Сверх того он имел случай отобрать многие известия от жителей Каролинских островов, находившихся на Гуахане. Глава о Каролинских островах в путешествии «Урании» содержит много весьма любопытных этнографических известий, но недоставало еще надежного основания, чтобы географические сведения островитян этих привести в одну общую систему. Оттого и карта, приложенная к этому путешествию, была еще несовершенна.
Несколько лет спустя капитан Дюперре, пройдя Каролинский архипелаг по параллели, определил несколько островов и групп и между ними Хоголе (Руг на нашей карте), Сатауаль (или Сотоан) и Пыгелла.
В таком состоянии находилась география Каролинского архипелага, когда «Сенявин» приступил к его исследованию. Помянутые известия и определения весьма облегчили нам дело, послужив, так сказать, опорными точками, к которым мы могли относить как свои работы, так особенно сведения, получаемые постепенно в разных местах от островитян, руководствуясь которыми, могли мы располагать плавание так, чтобы оставить возможно меньше островов без определения. Таким образом, недостаточные для науки, хотя для диких и обширные, географические сведения Каролинских островитян, приведшие к ужасной запутанности в картах, сами же послужили и их объяснению.
Когда ко множеству названий островов, мелей и прочее, в разные времена собранных, подберутся соответствующие пункты, тогда можно быть уверенным, что в Каролинском архипелаге неизвестных опасностей нет, ибо можно с большой вероятностью предположить, что островитянам известны все такие места их архипелага. Мы оставили без пристанища весьма немногие из названий, приводивших доселе в недоумение географов. Оставляя подробные об этом исследования для географической части путешествия, упомянем мы здесь только о двух или трех главнейших.
О высоком острове Арао слышали мы во многих местах, он был известен Флойду и находится в списке Луито;[456] поэтому в существовании его сомневаться нельзя. Остров этот, по указанию каролинцев, лежит между О и SO от Пыйнипета в расстоянии 6 или 8 дней плавания: он поменьше и пониже последнего, а между обоими встречаются несколько малых низменных групп, к которым пристают для отдыха. Если к этому описанию, совершенно соответствующему взаимному положению Пыйнипета и Юалана, присовокупить еще, что к О от Пыйнипета не показывают они иного высокого острова, кроме Арао, и что невероятно, чтобы Юалан был им неизвестен, то не останется почти никакого сомнения в тождестве этих двух островов. Но решительно сказать это останавливает меня следующее обстоятельство. Флойд рассказывал, что лет за 5 до прибытия его на Руа одну лодку с этого острова западным ветром отнесло к Пыйнипету, где жители приняли гостей весьма хорошо и после ездили вместе с ними в Арао, где наменяли много оранжевой краски. Флойд присовокуплял, что пыйнипетцы имеют постоянные сношения с Арао для вымена желтого корня, которого у них мало, а также рогожек и тканей. Если все это справедливо, то Арао не может быть Юаланом, потому что мы в таком случае не могли бы, кажется, не найти каких-нибудь следов этих сношений: напротив, все наши старания узнать, не известны ли юаланцам какие-нибудь другие острова, были всегда тщетны. Говорили также, что приезжающим на Арао другим островитянам не позволяют ходить свободно по острову. Это также не похоже на Юалан. Итак, вопрос этот до времени должен остаться под сомнением.
О низменной группе Тороа упоминает Каду, и мы слышали в Лугуноре и в других местах. Мы не можем определить даже приближенно ее положения, зная только, что она лежит к югу от острова Арао.
Об острове или группе Пыгирам мы уже говорили.[457] По известиям, полученным в Лугуноре, лежит она оттуда прямо на юг, а от Нугуора на SWtW; следовательно, в долготе 206/° и широте около 2°20′ N.
Маленькие островки: Пиг, лежащий между Фанадиком и Пыгелла, и Оролуг к востоку от группы Мурилле; положение их известно довольно точно, и потому найти их нетрудно.
По отыскании всех этих островов открытие Каролинского архипелага можно будет считать оконченным.
Не считая островов Эапа и Паллы, до которых наши исследования не простирались, Каролинский архипелаг состоит из 46 групп, заключающих в себе до 400 островов. В две кампании «Сенявина» описано 26 групп или отдельных островов, из которых 10 или 12 – новое открытие. Архипелаг, кажется, довольно значительный. Не странно ли, что если бы, исключая высокие Юалан, Пыйнипет и Руг, сплотить вместе, кружком, все остальные острова и надеть их на шпиц Петропавловской крепости, то они едва покрыли бы весь Петербург с загородными его домами! Таково строение коралловых островов. Длины всех низменных островов, сложенные вместе (я не считаю рифов), составят 25 немецких миль: ширина весьма немногих превосходит 100 сажен, а половина из них уже того. Приняв кругом 100 сажен, составится площадь менее 1 квадратной немецкой мили.
Определение народонаселения здесь, как и везде, затруднительно. Однако и приближенное исчисление не может не быть любопытно, потому что плотность населения здесь столь отлична от других стран Население низменных островов полагаем мы всего около 2490 взрослых мужчин. Это вычисление весьма много удаляется как от показаний Каролинского старшины Луито,[458] так и от известия, найденного капитаном Фресинетом в архивах города Аганьи и основанного на показаниях другого старшины,[459] поскольку те и другие безмерно преувеличены. Для примера в одной группе Намуррек показано у первого 1400 человек, у последнего – 2000 человек, между тем как все три смежные группы, вместе взятые, содержат менее одной квадратной версты и, конечно, могут прокормить не более 30 семей. Относительно главных групп – Лугунора, Ифалука, Улеая, Муриллё и прочее – и острова Фаис расчет наш, вероятно, не много удаляется от истины. В других должны мы были положить приближенно или по числу лодок, нами виденных, или по сравнению пространства их с другими местами. Таким образом, все низменные острова от Юалана до Могмога могут содержать до 2500 взрослых мужчин, а обоих полов до 5000 человек, не включая детей. На Юалане считали мы до 800 человек обоего пола. На Пыйнипете – до 2000 человек. О населении Руга мы никаких известий не имеем. По величине можно предположить до 1000 человек. Итак, население всего Каролинского архипелага (кроме Эапа и Паллы) будет до 9000 человек. Население низменных островов кажется с первого взгляда несоразмерно большим, равняясь 5000 человек на одну квадратную милю. Это далеко превосходит населеннейшие части Европы. Но население коралловых островов никак невозможно сравнивать с населением материка. Там по обыкновенному правилу политической арифметики исключаются / на бесплодные и неудобообитаемые места и при всем том принимается, что квадратная миля может прокормить 3000 человек. На коралловых островах нет бесплодных мест. Узенькая полоска, составляющая острова, вся покрыта приносящими плоды растениями. Море плещет в корни кокосовых деревьев, вершины которых, обремененные плодами, часто висят над водой в нескольких саженях от берега. То, что мы назвали бы болотом, является лучшей почвой для разных растений, корни которых дают мучное вещество (Arum Esculentum, A. Macrorhizon, Тасса Pinatifida и пр.). Поэтому разница в содержаниях не так велика. Но если мы присоединим высокие острова, которых на этом пространстве только три известных, то содержание совершенно переменится. Остров Юалан содержит 1/ квадратные мили, Пыйнипет – 6 квадратных миль. Пространство Руга точно неизвестно, оба острова примерно можно положить в полтора раза больше Пыйнипета, то есть равными 9 квадратным милям; все вместе – 16/, а с низменными 17/ квадратных миль, или по 500 человек на квадратную милю, – меньше всех европейских государств, кроме России и Швеции. Это оттого, что на высоких островах один только берег заселен, а внутренние земли – непроходимая дичь. Обитатели не только собственно Каролинского архипелага, но и лежащего далее к востоку архипелага Радак, а может быть, и Марианских островов, как доказывает сравнение их языков, – отрасли одного и того же племени. Это признано, впрочем, сколько мне известно, всеми путешественниками и этнографами; но не столь согласны мнения относительно корня, от которого они произошли. Шамиссо причисляет их к одному малайскому племени со всеми народами, населяющими восточную Полинезию, – мнение, разделяемое и знаменитым Бальби. Напротив, один общеуважаемый путешественник относит их к монгольскому племени, составляя из них особую отрасль, называемую монголо-пелагийской. Мнение это основано главным образом на двух соображениях: физическом сложении жителей (раскосое положение глаз, светло-желтый или лимонный цвет тела) и остатках некоторых обычаев и искусств (власть старшин и угнетение простого народа, шляпы, имеющие форму китайских, ткани, компас, полировка лодок). Ученый путешественник, сделавший эти замечания, познакомился с каролинцами главным образом на острове Юалан, к жителям которого замечания эти действительно отчасти относятся. Между мужчинами этого острова заметили и мы несколько человек, имеющих узкие и раскосые глаза (как, например, часто в повествовании нашем упоминаемый Нена); но самая большая часть имела совсем иную форму лица. А между женщинами не нашли мы и тут ни одной монгольской физиономии. Старшины этого острова ведут в домах своих жизнь праздную и беспечную, редко подвергаются палящему солнцу или холодному ветру, от этого цвет тела их светлее, чем у их подданных, каштановая кожа которых ничем не отличается от цвета кожи других жителей Океании. Но если бы замечания Лессона были и во всем объеме справедливы относительно жителей Юалана, то вопрос не будет и наполовину решен: ибо, приложив их к другим каролинцам, найдем большие различия. Большие навыкате глаза, толстые губы, вздернутые носы – все это представляет разительную противоположность c физиономией японцев и китайцев и, напротив, большое сходство с физиономиями жителей островов Тонга и Сандвичевых, которое мы находили и во всей наружности их. Каштановый цвет их тела не скрывается даже и под оболочкой желтого порошка, которым они натираются.[460] Шумная веселость, равенство, весьма ограниченная власть тамолов не позволяют заметить и следов склонностей монгольских. Способ приготовления их тканей совершенно отличен от употребляемого в Восточной Океании и, конечно, свидетельствует о происхождении их от народа, между которым процветали искусства, но этот народ мог точно так же быть как индейского, так и монгольского племени. Конические их шляпы весьма похожи на китайские, и, глядя на них, конечно, убеждаешься, что они переняли их у китайцев, но они столь же мало доказывают их китайское происхождение, как плащи, похожие на южноамериканский пончо, происхождение их от арауканцев, или как шлемы и плащи, найденные на Сандвичевых островах, происхождение сандвичан от римлян. То же можно заметить и о длинных ногтях, замеченных нами у некоторых лугунорских старшин. Как легко могли они китайские эти обычаи перенять на Филиппинских островах, населенных выходцами из того края, или даже от китайцев, как-нибудь занесенных на их острова. Тот же путешественник говорит о компасе, употребляемом каролинцами. Если бы орудие это найдено было у них европейцами при первом к ним прибытии, то, конечно, это дало бы сильный повод заключить, что они происходят от китайцев, знавших компас гораздо раньше европейцев; однако каролинцы и теперь еще, посещая ежегодно европейские колонии и суда, проплывающие мимо них, не знают вовсе употребления компаса и знакомы с ним только потому, что видят его на этих судах. Лоск, который каролинцы умеют давать своим лодкам, считался также одним из следов искусства китайцев и японцев. Следует согласиться, что легкие, красивые их лодки гораздо больше похожи на лакированную посуду последних, чем на неуклюжие их джонки. Наконец, если бы первоначальной родиной каролинцев была Япония, то непонятно, каким бы образом могли столь совершенно изгладиться все следы первоначального языка. В нашем собрании слов разных Каролинских наречий нашлось только два, имеющих некоторое сходство с японскими; именно титти, сосцы (по-японски ци-ци, по-русски соски), и фу-энмэ, апельсинный лист, похожее на Кфу-нен-бо, означающее по-японски апельсин. Напротив, более 20 слов встречается или совершенно одинаковых, или имеющих большое сходство со словами языка островов Тонга. Из 10 главных числительных имен этого языка не менее семи одинаковы с соответствующими именами на Каролинских наречиях и, что замечательно, частью более с юаланскими, а частью с лугунорскими. Улеаец Каду после нескольких дней знакомства мог свободно объясняться с сандвичанами.[461] Сопоставив все это, нельзя не убедиться, что Каролинские наречия происходят от одного корня с языком островов Дружбы, Сандвичевых и других, именно от корня малайского.[462] Лодки, орудия, даже многие обычаи и обряды не меньше наружного вида каролинцев напоминают островитян восточной Полинезии. Лодки тех и других одинаково долбятся из хлебного дерева, имеют выстрелы[463] с одной стороны, снабжены треугольным рогожным парусом и веслами, имеют одинаковые корму и нос; и если одни украшают лодки свои изображениями резными, то другие – лаком; одни сплочивают по две лодки вместе, чтобы подняли большее число воинов, а другие приспособляют их к дальним путешествиям, то очевидную причину этому различию находим мы в различном направлении, которое приняло их образование. Одни предались исключительно войне, другие – мореплаванию и торговле; у одних господствующая мысль – слава, у других – корысть. От этого и различие в нравах, а может быть, и то примечательное обстоятельство, что каролинцы не знают идолопоклонства, столь общего в других архипелагах. Мирные предприятия их, в которых страсти не участвуют, не могут не быть угодны высшему существу и не нуждаются в кровавых жертвах: успех их зависит от собственного их искусства, и, стало быть, нет надобности им прибегать к кровавым гаданиям для вопрошения судьбы. Одинаковые топоры каменные и из раковин, удочки, тол каролинцев и маро восточных океанийцев, весьма сходные пантомимные пляски, одинаковый способ добывать огонь, печение плодов в земле, сека на Юалане и кава на Таити и других островах, оба приготовляемые из корня перечного растения, – все эти черты сходства неужели случайны? Можно бы привести много других примеров, но, кажется, и этого довольно, чтобы убедиться в происхождении от одного корня народов, о которых говорим. Мы должны только заметить еще, что каролинцы как внешним видом, так и в других отношениях имеют больше сходства с жителями островов Тонга, нежели с островитянами других мест Полинезии. В особых домах, посвященных божествам, на островах Тонга нет безобразных резных идолов; жрецы их не составляют особого сословия, а смешиваются с другими классами; память умерших старшин сохраняется в поколениях, и могилы их почитаются священными; мужья обращаются с женами уважительно, не утруждая их работами; жены отличаются целомудрием и привязанностью к мужьям, оба пола – нравственной чистотой, необыкновенной на островах Товарищества, Сандвичевых и других; в беседах их замечается особенная пристойность и вежливость, – все эти черты различия между островитянами Тонга и другими служат сходством между ними и каролинцами. К этому можно прибавить еще обряды, соблюдаемые при питье кавы на Тонга и сека на Юалане. Подробное исследование их политического состояния, религиозных понятий, преданий, познаний и искусств вернее могло бы привести нас к открытию их происхождения. Но для этого исследования недостает нам до сих пор достаточного основания. Невероятно, чтобы страсть к отдаленным морским путешествиям, часто целыми семействами и без другой причины, как повеселиться на другом острове, чтобы необходимое для этого наблюдение светил, разделение горизонта, наблюдение лунных периодов – невероятно, говорю я, чтобы все это родилось первоначально между народами, рассеянными по коралловым островкам, скудно поддерживающим их существование. Мы убеждаемся, что они должны происходить от народа, пользующегося значительной степенью просвещения, народа торгового, мореходствующего. И тут опять вероятность указывает нам скорее на странствующие индейские племена, нежели на домоседлых китайцев и японцев. Морские путешествия их достойны удивления. Кроме великой смелости и сметливости, требуют они и подробного знания мест. Они с удивительной точностью определяют взаимное положение всех островов своего архипелага, как мы убедились многими опытами; но относительно расстояний показания их гораздо менее определенны. Подобно всем необразованным народам, имеют они для этого одну только неопределенную и изменяющуюся меру – продолжительность пути. От Улеая до Фаиса – расстояние по прямой линии 410 миль – считают они с хорошим ветром 2, с тихим – 3 дня плавания; обратно 4 дня, потому что надо лавировать; от Могмога 5 дней. От Улеая до Намурека – 150 миль – 2 дня. Все расстояния меньше 150 миль считаются в 1 день, хотя бы одно другого было вдвое и втрое меньше. Несчастные случаи бывают реже, нежели можно было ожидать при таком роде плаваний. Они случаются больше в те месяцы, когда не бывает хлебных плодов, соответствующие зимним Северного полушария. Сильные бури случаются не чаще как через 3 или 4 года, но тогда несколько лодок бывают обыкновенно их жертвой. Одна из таких бурь случилась в ноябре. Она началась от юга и переходила через запад к северу. На группе Муриллё и соседних повалила она много хлебных деревьев и разбросала несколько лодок. В это время каролинцы пускаются в море не иначе, как на больших лодках. В летнее время они плавают даже и на малых, поднимающих не более 4 человек. Для плаваний своих стараются они избирать постоянные погоды и лунные ночи. Ночью правят по звездам и луне; днем – по солнцу; в облачную погоду, покуда выяснит, правят по ветру и тут-то чаще всего и сбиваются с пути. Они не имеют надежных примет для предузнавания погоды: зато есть между ними колдуны, которые, махая навязанной на палочку травой и припевая, умеют разгонять тучи. Средств этих бывает обыкновенно достаточно, потому что плавание с благополучным ветром в весьма редких случаях продолжается более 3 дней; лавируя же против ветра, меньше рискуют миновать отыскиваемое место, а когда и минуют, то рано или поздно попадут на какой-нибудь остров и тогда направляются вновь. Если же, по несчастью, не случится наткнуться ни на одну из групп до Лугунора, то, продолжая лавировать, могут зайти бог весть куда, потому что восточнее этой группы острова рассеяны весьма редко. Одним из таких случаев Каду попал на Радак. Ему не было надобности для этого оставаться в пути 8 месяцев, как он рассказывает. В той соразмерности, как они лавируют от Могмога в Улеай, мог он от Улеая на Радак вылавировать меньше, чем в месяц. Мне кажется физически невозможным выдержать в море 8 месяцев без всяких средств; но неудивительно, если Каду и 8 недель могли показаться за столько же месяцев. Съестной запас состоит из хлебных плодов свежих и квашеных (гуро) и молодых кокосов. Гуро берут на случай, если собьются с пути и будут принесены к пустому острову, где нет хлебных деревьев; свежие же – рассчитывают на все плавание. Для запекания их ставятся посреди лодки корзины с песком, в которых разводят огонь. Пресной воды берут мало, в кокосовых скорлупах. Запасных мачт и рей на лодках не бывает: рогожные паруса их столь крепки, что скорее сломится рея, чем разорвется парус. В крепкий ветер рифят их (уменьшают) сверху. Якорей никаких не употребляют: чтобы укрепить лодку, привязывают веревками к камням, а где нет наружных, то ныряют и привязывают к подводным, если только позволяет глубина. Чтобы облегчить это дело, Флойд советовал им вместо якорей употреблять камни, старался выучить их делать петлю и удавку, однако они оставались при своем прежнем, весьма трудном, способе. В плаваниях, продолжающихся недолго, совсем не ложатся спать, а если несколько дней, то уходят спать на малых лодках по одному, а на больших по два, но не больше, под крышу, стоящую на коромыслах. При большом ходе 2, 3 и даже 4 человека должны быть на руле. Управление лодкой требует беспрестанного внимания. Старшины их бывают обыкновенно и лучшими кормчими, отчего в некоторых местах, чтобы выразиться по-европейски, старшин называли pulot (pilot) [лоцманами]. Путешествия их не всегда имеют целью торговлю или иные надобности, а иногда и просто развлечение. Тогда берут они с собой и свои семейства. Жители Муриллё и других восточных островов неохотно пускаются в море с женами, но западные их соседи нередко посещают их с семействами. В 1829 году ожидалось большое общество на Фанану. Каролинские острова разделяются на несколько областей, из которых каждая заключает по нескольку групп, повинующихся и платящих подать одному или двум главным тамолам. Называя этих последних царями, некоторые путешественники сообщили о могуществе их понятия, не согласные с истиной. Власть их простирается весьма недалеко и ограничивается собиранием умеренной дани, потому что война жителям низменных островов неизвестна. Главнейший из этих старшин, владелец группы Улеай, совсем не такое важное лицо, каким находим его в известиях Шамиссо. В наше время главными старшинами были следующие (мы упоминаем здесь о тех только, о которых слышали, не ручаясь, чтобы список этот заключал в себе полное их число). Роуа – владел группами: Улеай, Элато, Намуррек, Ламолиаур (вост.), Сатауаль (зап.), Олимирао, Зурыпыг. Кафалю – группами Ифалук, Фарройлап. Раутумур – острова Соуг, Пулуот, Таметам, Оноун. Тимай и Фасыг – островом Фаис. Тассо и Фыг – группой Улюфый. Патау – островом Эап. Марено – островом Руг. Уолап – островами Писерарр и Луазап. Сорры – островами Фанану и группой Муриллё. Селен – островами Мортлока. Из этого видно, что цари эти довольно мелкопоместны. Владения их разделены странным образом. Роуа владел наиболее удаленными от Улеая группами, между тем как ближайшие, Фарройлап и Ифалук, принадлежали другому. Остров Намуин, лежащий в одной группе с Фанану, не признавал власти Сорры, между тем как совершенно отдельная группа Муриллё ему повиновалась. Острова Оноун и Писерарр, лежащие в одной группе, принадлежали разным старшинам и т. п. О постоянных и кратковременных междоусобных бранях на высоких островах и безопасности чужеземцев, о мире на низменных островах рассказы Флойда были совершенно согласны с рассказами Каду. Вероятно, что это различное политическое состояние тех и других островов было причиной того, что владельцам высоких островов, богатейшим и, следовательно, сильнейшим, не приходило доселе в голову покорять низменные острова. Они довольно имеют дела и дома.
Источник: Литке Ф.П. «Путешествие вокруг света на военном шлюпе „Сенявин", в 1826—1829 годах» СПб., 1835—1836
Продолжение
Источник: http://fb2lib.net.ru/read_online/120623#TOC_idp3442008 |
